– Не струшу. Не сбегу. – Процедил он сквозь зубы, поднимая щит.
– Отлично, Вольга, отлично! – Обрадовался Брог и даже несколько раз глухо хлопнул руками в стёганых рукавицах. – Парень показывает пример всем вам, олухи! Если вы проявите такую решимость, какую являете сейчас, в настоящем бою, можете даже не надеяться увидеть рассвет! Сражающегося воина не так просто убить! А вот поразить бегущего – ничего не стоит!
Вала́х расхохотался, даже не подняв щит. Он издевательски обошёл Вольгу. Тот из-за поднятого щита зорко следил за каждым движением противника. Что же он собирается сделать? Как вдруг парень понял… Валах обошел его совсем не для того, чтобы отыскать слабое место в его обороне. Он встал так, чтобы его движения были лучше видны девушкам. Словно в подтверждение этих мыслей, сын кузнеца подмигнул, глядя куда-то за спину Вольге. В тот же миг он бросился на юношу, совершенно не заботясь о защите. Он не прогадал. Вольга был ошеломлён стремительностью врага и не успел даже подумать о том, чтобы атаковать. Валах прыгнул и впечатал деревянный топор в доски щита. Удар был крепок. Размашистый, как взмах серпом. Жёсткий как удар молотом в наковальню. Ублюдок бил точно в щит, желая продемонстрировать силу. Доски жалобно заскрипели. Сын кузнеца обеими руками вдавил деревянный топор в щит противника и не ослабил хватки, пока Вольга не рухнул на одно колено, вжимаемый в землю рослым Валахом. Тот час же Валах отступил, удовлетворившись падением, и расхохотался. Вольга с трудом поднялся на ноги. Многие юноши, стоявшие в кругу, начали тоже негромко посмеиваться над ним.
Утерев со лба пот, Вольга с боевым кличем бросился на врага и осыпал его градом ударов, но тот в мгновение ока закрылся щитом и отразил все попытки пробить оборону. Неожиданно быстро развернувшись, Валах впечатал кромку щита в рёбра Вольги так, что у того выбило из груди воздух. Следующий взмах щита встретился с челюстью Вольги и сбил его с ног. Парень рухнул в пыль и сквозь звон в ушах услышал отдалённый голос Брога, возвестивший о победе Валаха.
– Так-то, нужний сын! В пыли тебе самое место! – Рыкнул напоследок победитель и плюнул на землю. «Нужний сын»… так его обзывали в детстве. Много раз он, чаянно или нет, подслушивал разговоры односельчан и знал, что это значит. Люди с самого его появления судачили о том, что он сын одного из налётчиков и пленённой им женщины, что была родом из Волони. Старики уверяли, что сами видели, как Нужский воин собирался утопить ребёнка на берегу озера Сива, но старик Итильбер вмешался и выкупил дитя за несколько золотых монет. В тот год нуги сожгли деревню Нор. Многих мужчин убили тогда, многих женщин забрали в полон. И вот старый жрец решил приютить семя одного из них. Никто не посмел тогда возразить жрецу. В конце концов, именно он последний, кто остался бороться с захватчиками. Громовые молнии жреца сожгли немало врагов и именно ему обязаны были жизнями выжившие. Но приютить дитя врага…
Вольга чувствовал, что к горлу подкатывает тошнота. От удара в туловище разболелся живот, а голова всё ещё шумела после попадания в челюсть. Привстав на локтях, он не удержался и прочистил желудок, выплюнув его содержимое на землю. Теперь другие юноши открыто смеялись над ним и даже девушки не прятали хохота. О чём только думал этот дурак, встав на бой против самого сильного парня деревни? Вольга собрался с силами и поднялся на ноги. Он больше не мог находиться здесь. Сдерживая из последних сил слёзы, он развернулся, бросив щит с топором, и побежал прочь из деревни. Туда, где не было бы слышно ничьих голосов.
Он бежал, пока не почувствовал вокруг благоговейную тишину. Лес не шумел так, как дневная деревня. Здесь не гавкали псы, не гудели неразборчивые голоса селюков, не кричали ему в след ругательства соседи, не бранил за дурную работу старик Итильбер. Лес звучал совсем по-иному. Доносилось откуда-то стрекотание птиц, где-то дятел стучал по дереву, шуршали всё ещё мокрые от росы раскидистые папоротники, волнуемые чьей-то поступью. И всё это объединяло мягкое шуршание крон высоких деревьев, клонящихся под порывами западных ветров. Вольга приходил сюда каждый раз, когда понимал, что не может больше оставаться в деревне. Много раз он думал оставить её: уйти из места, где был ненавидим практически всеми, кроме старика Итильбера… Он один стал причиной, по которой каждый раз Вольга оставался. Он понимал, что никак не может бросить старика, давшего ему кров, пищу, заменившего ему семью и спасшего от верной погибели в далеком младенчестве. Возможно, где-то глубоко внутри он понимал, что как только Итильбер испустит последний вздох, некому будет держать Вольгу в деревне. В то же время, некому будет и защитить его от деревенских жителей… А если вдруг вновь случится нужский набег, на ком после него отыграются разозлённые крестьяне? Так стоит ли ждать рокового случая? Вольга не знал. Он был слишком измучен и одинок, чтобы размышлять о потере единственного родного человека на свете. Ему хотелось просто отдохнуть от всего, что его окружало.
По своему обыкновению он взобрался на самый высокий дуб, что стоял на высоком холме, и лёг, прижавшись спиной к его толстой ветви. Отсюда он мог видеть всё, что лежало вокруг. Виден ему был весь лес Куна́р, растущий у деревни, простирающийся далеко на северо-запад; белели вдалеке снежными шапками высокие Бычьи горы, а рядом с ними дотягивалось до самых небес своими ветвями древнее Мировое Древо, каких, как говаривали странники, в достатке разбросано было по миру. Ветви их, среди которых стояло небесное царство Богов, поддерживали собою тяжёлое небо, а корни уходили глубоко под землю в мир холодного мрака, откуда однажды явились орды беспощадных Нугов… по крайней мере, так гласили легенды. Сидя на дубовой ветви, видны были Вольге и бескрайние просторы Серых степей, что раскинулись на юго-востоке, на другом берегу Си́вского озера. Не видел он только родную деревню, так как укрывали её от взгляда пышные кроны дерев. Оно и к лучшему. Не хотел он взирать на неё теперь, вспоминая о том, что рано или поздно придётся ему возвратиться обратно.
– И не с кем мне говорить, и некому душу излить. Одно ты у меня и осталось, могучее деревце. Лишь тебе и могу я доверить самое сокровенное… – Горько проговорил Вольга, поглаживая дубовую кору. Зашелестели дубовые листья, и послышался голос чарующий:
– И давно ль ты с деревьями беседы ведёшь? – Оглянулся Вольга и едва не сорвался с ветвей. Неужели древо заговорило с ним? Нет. Не оно. Внизу кто-то стоял и смотрел на него, задрав голову. Выгоревшие волосы не длиннее, чем до плеч, связанные на затылке, светлая, но загорелая кожа, крепкая, но женственная фигура, строгие прямые черты лица, чёрные как смоль пронзающие душу глаза. Такой девушки Вольга ещё не встречал.
– Ты кто? – Крикнул он осторожно с ветвей.
– Слезай, не кусаюсь! Вот слезешь, тогда и говорить будем! – Усмехнулась дева и села на толстый корень дерева в ожидании. Слез Вольга с веток и присмотрелся. Дева была рослой, лишь немного уступала она высокому юноше, на вид была самое большее на год младше юноши, на ней было белое подпоясанное платье с длинными рукавами, да только узоры на нём были для Вольги незнакомые. А на шее девы висел амулет бронзовый: три продетых друг в друга треугольника.
– Ты не из этих краёв, правда, же? – Прищурился Вольга, разглядывая незнакомку.
– Для начала, кажется, принято именами обмениваться, а уж потом в душу лезть! – Улыбнулась дева. – Так уж и быть, я начну. Меня зовут Романди́на. Можно Ро́ма или Ди́на. А тебя как?
– Прости меня, я… не привык, что со мной так… не важно. Прости. Я Вольга́. Из деревни Нор. А ты откуда?
– Название моей деревни тебе ничего не скажет, Вольга, из деревни Нор, – улыбнулась девушка, – ты прав. Я не отсюда. Мой отец торговец и мы странствуем. Хотим добраться до Древограда, что на востоке отсюда. Говорят, там богатые ярмарки. А идём мы из-за Змиева Вала, из-за земель Волоньких, из-за речки Смородины из краёв, где живёт воинственный Бря́жский народ! Да, и сами мы Бря́ги.
