Нора привыкла к простым человеческим радостям, в числе которых были танцы. В толпе веселящихся людей, без уютной, точно черепаший панцирь, силовой брони Данс чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке, но старался тщательно это скрывать. Возможно, ему действительно хотелось дать шанс новой, свободной жизни, но больше — порадовать свою спутницу.
Капитан Эйвери под оглушительные аплодисменты разделала приготовленного в бойлере болотника и пригласила двух новых жителей Фар-Харбор к символическому общему столу. Чтобы не смущать Данса ещё больше, Нора отвела его в сторону, когда начались настоящие танцы, без выстрелов и диких мутантов. Под дощатым полом небольшой, но высокой пристани шумела морская вода, ветер, хоть и холодил кожу, мягко трепал за волосы, а виски горячило кровь — наверное, поэтому Нора так много говорила.
— Не верю, что твои интересы ограничиваются только насилием. Чем бы ты хотел заняться, когда закончится безумие на материке? Только честно, без утайки: тут нет старших по званию, чтобы поправить тебя.
Хитро сощурившись, Нора пристально вглядывалась в мельчайшую мимику обычно хладнокровного напарника, однако Данс как всегда отказывался подключать фантазию.
— Всегда будет, кого отстреливать.
— Да брось, помечтай хоть для вида, — она толкнула его локтём в бок и выждала несколько минут, прежде чем Данс — настоящий Данс — вышел на свет, отчасти благодаря виски.
— Сейчас, оказавшись так далеко от дома, я понял наконец, какой мир огромный. Знаешь, в Вашингтоне не было ничего, кроме развалин и бетонной пыли — точнее, так говорят вживлённые воспоминания, — неуверенно начал он, раскрываясь через силу. — Мне всегда хотелось знать, куда вёл Потомак, но кто бы отпустил на паром? В Бостоне воды куда больше. Помнишь наш залив? — Нора кивнула, вспоминая выброшенные на берег туши уродливых рыб, поедаемые собаками и покрытыми струпьями птицами. — Просто лужа в сравнении с океаном. Что меня действительно интересует, так это земли за ним — остались ли ещё страны, нетронутые войной и радиацией? — адресовав свой вопрос шелестящим волнам, Данс замолчал и перевёл взгляд на свою спутницу. — Я бы проверил, отправься ты со мной.
— Теперь ты от меня никуда не денешься, паладин Данс, — заявила Нора и, улыбаясь, повернулась к нему.
Машинально, будто желая оставить на нём какой-то отпечаток, она заботливо поправила ворот клетчатой рубашки. Данс перехватил её руку, легко поцеловал обратную сторону ладони, точно рыцарь из сказки, и заглянул в глаза.
— У меня есть кое-что для тебя, — он пошарил в кармане и продемонстрировал на раскрытой ладони обычную перламутровую ракушку с небольшим отверстием для цепочки — совершенно нормальную, какую Нора могла бы найти на обычном довоенном пляже. Её не украшали блестящие наклеенные безделушки, подкупала простота и природная красота, которые так ценились самим Дансом. — Пока ты… общалась с тем человеком на рынке, я присмотрел этот кулон. Ерунда, конечно…
Встретив взволнованный взгляд Норы, он проглотил все лишние слова, улыбнулся, пусть и сдержанно — не умел ведь иначе, — и помог завязать кулон. Кожу жгло от его лёгких прикосновений. Они стояли у парапета, под ногами разбивались волны, щёки покалывало, точно у влюблённой в паладина послушницы. Данс мягко приобнял Нору за талию, прижал к себе, чтобы уберечь от прохладного ветра, и снова заглянул в глаза. Казалось, он был готов сказать что-то важное, уже приоткрыл рот, но какой-то подскочивший паренёк — судя по запаху, уже порядком разгорячённый местным самогоном — сломал волшебную атмосферу.
— Вот вы где, герои сегодняшнего вечера! Вы чисты сердцем, и остров, мать его, вас принял! Поздравляю!
Оцепенение спало; Данс выпустил её руку и резко развернулся в сторону паренька, что-то утвердительно буркнув. Поэтому-то Нора и любила их укромное, пусть и прохудившееся, убежище в лодочном сарае: там они с Дансом могли остаться наедине и в уютном молчании, вдалеке от всеобщего внимания.
Убегая от мучительного выбора между сыном и всем миром, она попала на остров, где даже Дьявол не смог бы отыскать её душу в плотном радиоактивном тумане.
Данс сложил на груди руки и провожал взглядом подвыпившего чудака, пока тот не скрылся в толпе гуляк. Чтобы разрядить обстановку, да и отогреться, Нора ухватила своего напарника за локоть и повела к бару, всё же не переставая улыбаться.
— Так, я отказываюсь танцевать с тобой, пока не выпью. Думаю, ты тоже. Прочь оковы стеснения! — воскликнула она, усаживаясь на единственное свободное место у барной стойки. Данс предпочёл встать рядом и не проверять одноногий стул на прочность.
Митч принял заказ на две порции виски и потянулся за стаканами. Довоенная бутылка, пользуясь популярностью чуть меньше его фирменного самогона, не покидала своё место на стойке.
— Наверное, вас постоянно о чём-то просят, раз отваживаетесь по острову свободно бродить, — как любой бармен, Митч не стеснялся, а говорил прямо и очень громко. — Вот и у меня давно горит довольно личная просьба: не могли бы вы по пути проведать моего дядюшку Кена в туристическом центре? Я волнуюсь за него.
Нора слушала его, чуть приоткрыв рот.
— Он живёт там один?
— Да, мэм, — Митч невесело скривил губы, — из гордости не желает перебираться в город. Однако он не старик в беде, о нет. Поосторожнее на его территории: там полно ловушек и турелей.
— Обязательно проведаем его, даю слово, — Данс даже будучи навеселе всегда звучал по-деловому прямо.
Митч, довольный разговором, отлучился к следующему клиенту. Звякали стаканы и тарелки, гости бара «Последний приют» громко и не всегда цензурно обсуждали последнюю рыбалку, вести из близлежащих лесов и, конечно, «Танец капитанов» в исполнении новеньких. Данс в присутствии посторонних держался вновь холодно и больше напоминал машину, чем человека. Чтобы прогнать гнетущие ассоциации, Нора невольно прислушалась к разговорам, желая просто расслабиться в обществе обычных людей, взглядом же гипнотизируя пустые бутылки на противоположной стене.
Островитяне жили громко, словно в последний день: хохотали от души, чокались наполненными бокалами, подпевали довоенным песням; также громко выражали и недовольство. Однако грубый голос Аллена Ли задвигал любой шум, как и его горячий нрав, скорый на обиду и расплату. Выпив лишнего, он снова начал утверждать, что туман, будто живой и мыслящий организм, усиливался, когда рядом находились люди, а капитан Эйвери стыдила его, призывая проспаться.
Жалобное мяуканье за спиной, внизу, вынудило Нору отвлечься от стакана.
— Дебби, Тинк опять пробралась в бар, — воскликнул Митч, заметив кошку, — выстави её хотя бы сегодня!
Тёмные круги под глазами официантки говорили либо о хронической усталости, либо о пристрастии к химии. Дебби, по мнению Норы, скорее представляла большую опасность для посетителей бара, чем её любимая кошка.
Развернувшись вполоборота на стуле, Нора взглянула на Тинк и маленького полосатого котёнка — точную мамину копию. Когда Дебби склонилась, чтобы подобрать животных и вынести их на улицу, Тинк, не обратив внимания на разницу в размерах с человеком, изогнулась дугой и зашипела на собственную хозяйку.
— Вот видишь!.. — задумавшись о чём-то своём, Нора услышала лишь окончание тирады Митча. Данс чуть повернул голову в сторону разыгравшейся сцены и пробормотал:
— Экая бестия, ничего не боится.
— Мама всегда защитит, — голос Норы стал глухим и низким; что-то в груди будто оборвалось и упало, оставив холодную дыру у сердца.
Больше она ничего не сказала и, отвернувшись, демонстративно осушила стакан одним махом, однако, судя по внимательному взгляду, от Данса, конечно же, не укрылось, как именно она смотрела на Тинк. Это было неловкое чувство, ведь он точно знал, о чём думала Нора. Когда-нибудь им ещё придётся поговорить о Шоне, об Институте и единственно верном выборе… но не сейчас. На острове они — беглецы.
Сегодня в честь них устроили праздник, и виновники торжества, смущённо потупив взгляды, продолжали принимать поздравления, сделав вид, будто между ними ничего не происходило. Дансу даже было весело — по крайней мере, первые два танца. Когда же опустела бутылка, Нора взяла его за руку и повела домой — если так можно было назвать их лодочный сарай. Пока что на свете не было места лучше.
