========== Часть 1. Лучшие деньки ==========

«…Кто из мужчин опускался во мрак и возвращался с сыном или дочерью так, как это делают женщины? Эти милые, улыбающиеся создания владеют доброй тайной. Эти чудесные часы, приютившие Время, — они творят плоть, которой суждено связать бесконечности. Дар внутри них, они признали силу чуда и больше не задумываются о ней. К чему размышлять о Времени, если ты — само время, если претворяешь мимолетный миг вечности в тепло и жизнь?»

Рэй Брэдбери. Надвигается беда

Паладин Данс как-то признался Норе, что странным образом одни и те же черты её характера раздражали его и одновременно вызывали восхищение; будто бы всё в её душе балансировало, точно на канате: то она была взрывной, как ядерная бомба, то спокойной и рассудительной, словно старейшина. И правда, Нора искренне помогала каждому, без разбора, догмы Братства Стали она впитывала охотней многих потомственных солдат, а сердце имела чистое, точно у довоенных Сестёр Милосердия.

Послужной список до недавних пор держался в идеальном порядке, да и затем, когда тяга к справедливости вскружила голову, поступки Норы никак нельзя было назвать корыстными. Материальные блага её не интересовали, но морально… морально она упивалась стойкостью и жесткими принципами, граничащими с верой в непогрешимость. Почти никто и не спорил, что раньше, до бомб и миллионов смертей, было лучше, и Нора решилась на отважную миссию — заново открыть довоенные идеалы.

Казалось бы, что в этом плохого? Однако Данс кипел изнутри, и невольно Нора представляла, как несуществующие шестерёнки в его теле плавились и отлетали к чертям собачьим, когда она лезла со своей помощью к синтам, гулям и даже — в каком же он был бешенстве! — к супермутанту.

Как и большинство людей довоенных времён, Нора являлась носителем теперь уже редкой, почти исчезнувшей болезни — толерантности. Пока они работали вместе, у паладина Данса не было иного выбора, кроме как слепо следовать за её идеалами и назидательно качать головой, когда те рикошетили ей в лицо. Всё равно Нора его никогда не слушала — и Данс не скрывал, что она плохо закончит. В конечном счёте судьба переиграла свои карты, оставив Нору при звании и добром имени в Братстве Стали, а Данса бросив в бездну отчаяния — ох, ирония!

Подсуетившись, она быстро перекинула шаткий мостик через зыбкую пропасть между ними и подарила Дансу новую цель, однако по большей части казалось, будто он, как правильный, послушный робот, просто последовал за своим человеком — смиренно и молча. То, что творилось у него в мозгах, так и осталось тайной — не до того Норе, когда нужно других, беззащитных синтов спасать.

— Не хмурься, мы быстро дойдём — одна нога здесь, другая там, — она заискивающе подмигнула. — Ты же хотел вернуться в Фар-Харбор.

Им следовало пополнить запасы чистой воды, купить батареи, если пришла новая партия с материка, и нормально выспаться, а не кемарить по очереди посреди леса, прислушиваясь к шорохам. Так, за рассуждениями о дальнейших действиях, Данс почти забыл, что проторчал целый час у ворот Акадии, наотрез отказавшись посетить тайное убежище беглых синтов. Ему хватило краткого пересказа, чтобы забить тревогу.

— Что они хотят на этот раз?

— В город должен был приехать синт по имени Деррик — Чейз даже дала его институтский регистрационный номер…

— А Чейз — это охотник? — перебил Данс, всем своим видом пытаясь показать недовольство. Нора кивнула, сохраняя спокойствие — спор делу не помог бы.

— Да, бывший, — добавила она многозначительно и продолжила, больше не обращая внимание на кряхтения рядом: — Так вот, Деррик приехал в порт Фар-Харбор, и там его след оборвался. Нам надо выяснить, что с ним случилось.

— Возможно, он плохо держал язык за зубами, — предположил Данс. Нора и сама боялась, что скорые на импульсивные поступки жители города могли быть как-то замешаны в этой истории, однако продолжала верить в лучшее.

У торговых рядов Данс сохранял молчание и в шпионские игры Норы не лез. Чтобы убить время, он отошёл к лавке с безделушками и даже изобразил интерес, поэтому вряд ли слышал, как дрожащим от волнения голосом она произнесла условный пароль агенту Акадии — его же кодовый институтский номер. Именно такие моменты нравились Норе больше всего: она будто перебиралась в фантастический детективный роман, и даже весть о побеге Деррика в туман не уменьшала энтузиазм. От улыбки болели скулы, однако Нора давно не чувствовала себя живее.

Беглого синта сбил с толку остров — она прекрасно его понимала, ибо в первые часы испытывала те же чувства. Местные говорили, что адаптироваться не получится — только привыкнуть и подстроиться, — однако Нора с готовностью приняла вызов и со временем даже полюбила загадочный радиоактивный туман, странных, но весьма мясистых заглотов, которые по вкусу не уступали болотникам, и, конечно, тишину — последнее Данс разделял с ней от всей души. После душного Содружества, тёмных туннелей Норт-Энда, насквозь провонявших гулями, и долга перед старейшиной Мэксоном, затребовавшим жертв больше, чем ацтекский жрец, впервые за долгое время её сердце билось ровно: от одного взгляда на огоньки масляных ламп Фар-Харбор Норе казалось, что это место способно укрыть от зла.

Довоенная пропаганда, въевшаяся в семейные ценности, рекомендовала демонстрировать окружающим красивый фасад, спокойствие, пусть и напускное — так женщина могла сотворить гармонию в семье и держать любую ситуацию под контролем. На самом деле Нора убегала от проблем, думая, что спасает жизнь напарнику, однако самообман не мог продолжаться бесконечно. Запуганная, а оттого примерная домохозяйка, взращенная в ней пропагандой, хотела спрятать голову в песок, натянуть улыбку и запереть тёмные мысли в глубине, где им самое место. Возможно, так она увела бы опасность подальше — за море, в самую глушь, где даже обладатель золотого значка бойскаута заблудился бы и сдох в непроглядном тумане.

Данс продолжал хранить молчание по дороге из города, сжимая покрепче любимый лазерный карабин и оглядываясь по сторонам. Фар-Харбор научил их, закалённых в боях воинов, бояться — хитрых тварей, приспособившихся к туману и топям намного лучше человека. Впервые всё живое охотилось на них, и Данса, как он однажды признался, нервировал подобный расклад.

После недолгих поисков они наткнулись на небольшой лагерь, подход к которому был залит кровью. Немногочисленный скарб ещё лежал в рюкзаке, и, как опытный разведчик, Данс тут же засомневался, что люди напали на синта (он так и отказывался называть беднягу по имени): иначе забрали бы ценности и пищу — поймать хотели только живую, беззащитную добычу. Однако что-то заставляло его хмуриться и тихо мычать себе под нос.

Пока Данс изучал следы, Нора посматривала по сторонам — огни города всегда привлекали любопытных заглотов — и нервно постукивала пальцами по спусковому крючку лазерного карабина.

— При нападении ему задели аорту, поэтому столько крови, — пояснил Данс, поднимаясь на ноги. Даже в силовой броне он сохранял устойчивость и подвижность, в отличие от Норы не заваливаясь на бок. — Если пойдём по следу, то найдём и тело.

От уверенности в его голосе веяло холодом, и Нора ещё больше расстроилась. Поверят ли в Акадии, что Деррик стал жертвой обстоятельств, а не злого умысла? Смогут ли доверять ей или посмотрят как на лгунью, что подобрала самый размытый и удобный вариант?

За пеленой страха она потеряла счёт времени и забыла о той опасности из тумана, что угрожала каждую секунду. Если бы не маячившая спина идущего впереди Данса, она бы точно потерялась, ушла, не отдавая себе отчёта в действиях — и кто же стал бы её искать, кроме него же? Губы тронула противоестественная улыбка, хотя впору было поругать себя за беспечность.

— Впереди дом, — произнёс Данс, своим низким, командным голосом выталкивая Нору из мира предположительного будущего. Она машинально кивнула. — Я пойду первым; ты прикрываешь, солдат.

Ещё на подходе она чётко уловила запах свежеприготовленной еды, затем расслышала короткий, но громкий смех. Нора тут же расслабилась и опустила оружие.