Пока Амбра шутит, Алот бледнеет; уже и кусок в горло не лезет. Они оба знают, что и не такое возможно: с подходящим по безумию лидером Свинцовый Ключ вполне может вернуться к «былому величию», коим грезят обиженные потомки с непреодолимой жаждой власти и крови.

— Не могу не спросить: что бы ты сделала на моём месте?

Амбра пожимает плечами и набивает рот зачерствевшим хлебом, чтобы не сказать «осталась бы в Каэд Нуа». Алот хочет слышать иное: что дело его жизни не отправлено на самотёк. Когда хлеба не остаётся, приходится юлить и шутить:

— Ну… труд наделяет мудростью и смирением, оттого монахи в монастырях и не разгибаются.

Они глядят друг на друга, затем — на развалины Каэд Нуа, где копошатся последователи Эотаса, готовые помочь лишь бесполезным благословением. Нет, те не пошевелятся до следующей священной войны, однако на Свинцовый Ключ ещё остаётся надежда.

Больше в шутку они пишут письма во все известные Алоту ячейки с призывом сохранить Каэд Нуа и разгадать его тайны — а вдруг какой бог снова снизойдёт? Говорят, молния не попадает в одно место дважды, но вот в Дирвуд Эотас бил уже дважды — любимчики они, не иначе. Если Свинцовый Ключ так любит хранить секреты, то каждому по вкусу найдётся свой.

Амбра ни за что не расскажет, что Эотас скорее всего развоплотился, ведь это может снова оказаться неправдой, да и зачем разрушать последние иллюзии. Теперь она понимает ценность мифов и самой веры, хоть и не согласна с собственными методами. Кому расскажешь правду — ведь не поверят!

Первым прибывает отряд исследователей и занимает верхние пустующие уровни Бесконечных путей Од Нуа, ещё не заваленные осевшим грунтом. Амбра беспокоится за безопасность и шутит, что если культистов завалит, то за аренду они могут не платить и пусть заселяют лабиринт на своё усмотрение, затем вспоминает, что Бесконечные пути перестали соответствовать своему названию, пока Эотас в них барахтался. Кто бы ни остался в глубинах после ревизий Амбры, конец их ждал кошмарный.

Члены Свинцового Ключа подходят к трудностям с энтузиазмом, ведь все находки им разрешено присваивать бесплатно, и следующие отряды мигом отправляются на стройку — причины Алот придумывает сам, без участия Амбры. Той достаточно покрутиться рядом, если возникают недовольные: с Хранителем, что стала избранной Бераса — бога смерти и перерождения, — шутить не рискуют даже отпетые карьеристы культа. Далеко не все откликаются на призыв, но это хотя бы начало.

Заправив мантии в штаны, чтобы не запачкать в грязи, они толкают тележки, левитируют и распиливают брёвна, тренируются в алхимии, пока замешивают крепчайший цемент, сжигают огненными шарами мусор и учатся ровно укладывать кирпичи. Вечером же, когда туристы расходятся, Алот и Амбра собирают культистов вокруг наколдованного фонаря, чтобы поведать историю о преследовании Эотаса, как говорится, из первых рук. Те слушают с придыханием и сильно огорчаются, когда очередная часть рассказа обрывается на самом интересном месте.

Конечно, они с Алотом заранее договариваются, какой версии событий будут придерживаться; точно лишнюю шелуху, отсекают самые неприятные последствия, которые их слушателям и не интересны, концентрируясь только на Эотасе и распрях богов. Амбре вроде и приятно выставлять их склочными бабками с рынка, но даже она не может отшучиваться вечно — кто-то должен сохранить её знания. Прошло достаточно времени, чтобы обдумать прошедшие события и отнестись ко всему с долей здоровой иронии.

Все смеются, когда Амбра просит Бераса «в следующий раз пользоваться дверью» после того, как проснулась после видений на полу каюты с шишкой на затылке. Теперь со стороны это кажется забавным, словно и не с ней произошло, однако ощущение тоскливого одиночества как и прежде скребётся внутри.

Амбра рассказывает о планах Воедики возглавить богов после разочарования в смертных, о мудрости Бераса, о ревнивице Ондре, о мстительном нраве Хайлии, спрятанной от себя же туше Ваэля, ничего нового про методы Магран и что не стоит соглашаться ни на какие предложения Римрганда. Конечно, больше времени достаётся Эотасу, и Амбра вспоминает его слова не без подсказок Алота: почти всех её спутников в то время одолевали гнев, разочарование и растерянность, отчего далеко не все мудрости оседали в голове. Как непокорные дети, они отказались принять даже возможность того, что больше никогда не родятся вновь, а станут материалом для чего-то нового, словно сырьём для экспериментов безумного аниманта.

Теперь Амбра видит, почему всегда сопереживала Эотасу — и дело не в куске её души в его адровом теле или личной короткой привязанности, о которой в своих рассказах она тактично умалчивает: его вера настолько смела и самоотвержена, что не доступна ни одному смертному сердцу. Только за это его стоит любить, а не почитать с холодным разумом, упиваясь собственной пламенной добродетелью. Бога понять невозможно, но говорит он самым доступным из языков, как бы тяжело ни было слушать.

В каком-то трансе Амбра касается груди, словно может почувствовать оборванную часть души, что осталась навеки с ним, и находит в себе силы улыбаться искренне.

Писари ловят пером каждое слово, а послушники восхищённо перешёптываются; Алот улыбается и вообще всячески красуется перед своим орденом — «культистами» их продолжает звать только Амбра, назло их прошлым заслугам, а тот обижается, что только Эдер относится к Свинцовому Ключу так бездумно негативно. «Что ж, — парирует Амбра, — у меня никогда не было собственного мнения».

Она не особо питает надежды на счёт всех этих разговоров, но, выговариваясь, правда становится как-то легче. Труд занимает оставшиеся пустоты в мыслях, насыщают мышцы сладостным напряжением; поутру Амбра чувствует себя лёгкой и отдохнувшей. Кто бы знал ещё, как приятно держать в руках лопату, а не меч! Доспехи давно сложены под толстой тряпицей, чтобы не покрываться пылью, волосы заплетены в толстую косу — ничто не выдаёт в чумазой девице Хранителя Каэд Нуа… И ей это нравится.

Так пролетают дни и месяцы, и только благодаря плодам своих трудов Амбра замечает между ними разницу. Далеко не всё идёт гладко — порой они ломают то, что строят, — но каждый дом достоин своего хозяина. После открытия таверны и работа идёт бодрее, и люди настроены веселее. Бюст Ключницы тоже там, чтобы не скучала и подслушивала. Амбре уже не до замка — в снежную вотчину Римрганда его не утащишь, хотя, как оказалось, бог энтропии не чужд выдумке в своих наказаниях.

Вместе с Алотом они сидят на любимом месте и разглядывают застывшую стройку в красных лучах закатного солнца, пока из таверны доносятся музыка и весёлый гвалт. Так ли важно думать о смерти, пока так хорошо жить? Амбра глубоко вдыхает сыроватый воздух, ощущая запахи земли, травы и цветущих яблонь и улыбается, когда Алот жалуется на холодный порыв ветра.

— Тебе всё шутки, а так легко подхватить простуду, затем можно вообще слечь.

— Да ладно тебе, пахари с утра до ночи в поле — и ничего! Вон какие мускулы у них… взять хотя бы Вайдвена: согласись, ты не ожидал, что он в жизни был таким же красавцем, как в летописях!

Алот одаривает её снисходительным взглядом.

— Тут два варианта: когда он стал пророком Эотаса, то, конечно, обзавёлся деньгами, а там и внешность подрисовали, чтобы лучше смотреться на агитациях. Второй вариант — Эотас специально выбирал вместилище повыносливее. А потом вдруг увидел нашего адрового гиганта…

Амбра от удивления рот раскрывает: уж никак Алот снова шутить повадился! Однако её искромётный ответ обрывает знакомый смешок за спиной; в нос тут же забивается мерзкий табачный дым — самый сладкий и желанный на свете.

— Уж никак тут опять затеваются богохульные шуточки? Подвиньтесь, у меня есть парочка новых!

Когда Эдер садится между ними, Амбра снова ни жива, ни мертва — видимо, далеко не разорванная душа была тому первой причиной. В своём походном доспехе, с трубкой в руках, он будто и не покидал Каэд Нуа больше пяти лет назад, и Амбра с Алотом, сбросив оцепенение, подыгрывают его настрою и продолжают разговор, как ни в чём не бывало. Однако кое-что не даёт ей покоя: