– Да я бы и рад, – вздохнул Марвин, – но не знаю, что это за диво.

– На самом деле очень простая штука. Можно ее считать разновидностью ситуационного безумия. Дело в том, что наша способность к восприятию необычного имеет предел, который достигается очень быстро, когда мы путешествуем по чужим планетам. Слишком много новизны. Для мозга это сущая пытка, ему необходима разгрузка, и тут на помощь приходит буферирующий процесс аналогизирования. Аналогия убеждает нас, что вот это похоже вот на это. Она создает мостик между знакомым-понятным и незнакомым-непонятным. Она протягивает ниточку от известного к неизвестному, наполняя невыносимо неизвестное желанной знакомостью. Но мощный непрекращающийся натиск неизвестного способен ослабить даже способность к аналогизированию. Когда нормальный процесс концептуального аналогизирования не справляется с потоком новых данных, субъект становится жертвой аналогизирования перцептуального. Такой процесс мы и называем метафорической деформацией. Еще он известен как пансизм. Теперь понятно?

– Нет, – покачал головой Марвин. – А почему пансизм?

– Ответ содержится в названии, – сказал мистер Блэндерс. – Дон Кихот верил, что ветряная мельница – это великан, а Панса считал, что великан – это ветряная мельница. Кихотизм – это, в сущности, восприятие обыденного как экстраординарного. Его обратная сторона – пансизм, восприятие экстраординарного как обыденного.

– То есть, по-вашему, – спросил Марвин, – если я вижу перед собой корову, на самом деле это может быть альтаирец?

– Именно так, – подтвердил Блэндерс. – Когда примеряешь такие вещи к себе, они достаточно просты. Подпишитесь здесь и здесь, и приступим к проверке.

За этим последовала уйма тестов. Флинн отвечал на бесчисленные вопросы, его ощупывали и зондировали, ему светили в лицо лампами-вспышками; в его уши вторгались резкие звуки, а в ноздри – непривычные запахи. Он все выдержал, показав отличные результаты. И спустя часы его препроводили в Пересыльную комнату, чтобы усадить на стул, до жути схожий с антикварным электрическим. Техники отпускали традиционные шуточки, например: «Когда проснетесь, почувствуете себя другим человеком». Освещаемый стробоскопическими лампами, он зевал, задремывал, засыпал…

Его воодушевляла близость путешествия и одновременно страшило собственное неведение о Вселенной, лежащей за пределами Стэнхоупа. Что это за Открытый Рынок, о котором упомянул мистер Блэндерс? И где находится Кривомир? И почему необходимо держаться от него подальше? И наконец, насколько опасна метафорическая деформация, как часто она случается и насколько тяжелы ее последствия?

Скоро он получит ответы на эти вопросы, а заодно и на многие другие, до которых еще не додумался.

От резкого света болели глаза, и Марвин на миг зажмурился. Когда же разлепил веки, вокруг все было иным.

Марсианин – одно из самых необычных существ во Вселенной, даром что обладает двуногим скелетом. Если на то пошло, в отношении чувственного восприятия альдебаранский кви куда ближе к нам, хотя у него два мозга и конечности весьма специфического назначения.

А следовательно, прямой, без всякой адаптации перенос земного разума в марсианское тело нешуточно сбивает с панталыку.

Впрочем, какая тут может быть адаптация?

Марвин Флинн очутился в комнате с приятным для взора убранством и единственным окном, за которым марсианскими глазами он увидел марсианский же ландшафт.

Он закрыл глаза, поскольку зрелище не вызывало ничего, кроме досадного смятения. Прививки не ослабили тошнотворную волну культурного шока, и пришлось постоять совершенно неподвижно, пока эта волна не схлынула. Тогда Марвин очень осторожно открыл глаза и снова выглянул в окно.

Зрение восприняло низкие плоские барханы с сотней, если не больше, различимых оттенков серого. Вдоль горизонта мчался серебристо-голубой ветер, и его, похоже, контратаковал охряный воздушный поток. Небесный багрянец состоял из множества неописуемых тонов, видимых в инфракрасном диапазоне. На что ни взгляни, везде просматриваются паутинки спектральных линий. У земли и у неба десятки раздельных цветовых гамм – некоторые дополняют друг друга, остальные конфликтуют. В естественных красках Марса никакой гармонии не наблюдается, это сущий хаос.

В руке Марвин обнаружил очки. Надел. В тот же миг цветовая какофония умерилась до приемлемых пропорций. Отпустило шоковое оцепенение, восприятие заработало нормально.

Первым делом Марвин ощутил тяжелое биение в ухе, которому вторил рокот вроде частой дроби малого барабана. Флинн огляделся в поисках источника, но увидел лишь землю и небо. Прислушался – и понял, что звуки исходят из его груди. Это работа легких и сердца; вся жизнь марсианина сопровождается таким шумом.

Марвин достаточно пришел в себя, чтобы познакомиться с телом носителя. Осмотрел ноги: длинные, тонкие. Коленный сустав отсутствует, но лодыжка, голень, середина и верхняя часть бедра самостоятельно вращаются на шворнях. Пройдясь, он получил удовольствие от плавности движений.

Рука была чуть толще ноги, о двух суставах и пяти пальцах, из которых два – большие, противостоящие. Эти пальцы можно было сгибать или поворачивать в любые стороны.

Марвин был одет в черные шорты и белый джемпер. Грудной гребень аккуратно сложен и заключен в расшитый кожаный чехол. И до чего же естественно все это выглядит, просто диву даешься.

Хотя чему тут удивляться? Только благодаря способности разумных существ приноравливаться к новым условиям обитания и возможен Обмен. И пусть у марсианина немало морфологических и сенсорных отличий от землянина, в космосе предостаточно созданий куда более экзотических.

От этих размышлений Флинна отвлек звук отворившейся за спиной двери. Марвин обернулся и увидел перед собой марсианина. Форма в серую и зеленую полоску – значит это государственный служащий.

Марсианин крутанул ножными сегментами, и Марвин поспешил ответить на приветствие должным образом.

Одно из сопутствующих Обмену благ – «автоматическое обучение». Как гласит профессиональная шутка, «заняв дом, найди применение мебели». Под «мебелью», само собой, понимаются доступные базовые знания, содержащиеся в мозгу носителя, а именно: язык, обычаи, традиции, нравственные нормы, информация о месте проживания и тому подобное. Эти общие сведения о среде обитания полезны как путеводитель… но не всегда. Персональные же воспоминания, а также симпатии и антипатии для пользователя либо заблокированы, либо открываются ценой значительных психических усилий.

В этой же области находится своего рода иммунологическая реакция, допускающая весьма и весьма ограниченный контакт между совершенно разнородными существами. «Общие сведения» обычно находятся в свободном доступе, а вот «персональные данные», к которым относятся верования, предрассудки, надежды и страхи, хранятся за семью печатями.

– Слабого ветра, – произнес марсианин старинное классическое приветствие.

– Ясных небес, – отозвался Флинн, с неудовольствием отметив, что тело носителя слегка шепелявит.

– Я Мингло Оричичич, сотрудник Туристического бюро. Добро пожаловать на Марс, мистер Флинн.

– Спасибо, – поблагодарил Флинн. – Как же я рад, что попал сюда! Да будет вам известно, это мой первый Обмен.

– Мне это уже известно, – сказал Оричичич.

Он плюнул на пол, что однозначно свидетельствовало о сильном волнении, и распрямил большие пальцы. Из коридора донеслись резкие голоса.

– Что касается вашего пребывания на Марсе… – начал Оричичич.

– Хочу увидеть Нору Песчаного Короля, – сказал Флинн. – Ну и Говорящий океан, само собой.

– В обоих случаях отличный выбор, – произнес чиновник. – Но сначала одна-две формальности.

– Формальности?

– Ничего слишком сложного. – Нос Оричичича изогнулся влево, у марсиан это означало улыбку. – Прошу подтвердить, что эти документы подлинные.

Флинн взял протянутые марсианином бумаги, пробежался по ним взглядом. Это были копии заполненных им на Земле бланков. Он прочитал текст – все в порядке, информация при пересылке не исказилась.