– Сэр! – воскликнул Ренарин. – Каладин, сэр? С тобой все в порядке? У тебя что, буресвет кончился?
– Я… – Каладин покачал головой. – Что…
– Пошли. – Ренарин взял его под руку, чтобы помочь подняться. – Сплавленные отступили. Корабль готов к взлету!
Каладин оцепенело кивнул и позволил Ренарину помочь ему встать.
9. Противоречия
Пьютерная[1] клетка заставит спрена вашего фабриаля выразить свой атрибут в полную силу – спрен пламени, например, создаст тепло. Мы называем эти устройства усилителями. Они, как правило, используют буресвет быстрее, чем другие фабриали.
Лекция по фабриальной механике, прочитанная Навани Холин перед коалицией монархов, Уритиру, йезеван, 1175 г.
К тому времени как Каладин начал приходить в себя, «Четвертый мост» уже поднимался в воздух. Он стоял у перил, наблюдая, как уменьшается внизу покинутый город Под. С такого расстояния дома напоминали горстку крабьих панцирей, которые стали малы своим прежним обитателям. Они отслужили свое и превратились в рассыпанный мусор.
Когда-то он представлял себе, как вернется сюда с триумфом. Но его возвращение в конце концов ознаменовало гибель города. Каладина удивило, как мало его это ранило, – ведь он понимал, что, скорее всего, видит свой родной городок в последний раз.
Что ж, Под перестал быть его домом уже много лет назад. Невольно он начал высматривать членов изначального Четвертого моста. Они смешались с другими ветробегунами и оруженосцами на верхней палубе, толпились вокруг, о чем-то неразборчиво переговаривались.
До чего же разрослась их группа! Сотни ветробегунов – слишком много, чтобы действовать как сплоченный отряд, который он создал в армии Садеаса. Стон сорвался с его губ, и Каладин обвинил в этом свою усталость.
Он сел на палубу и прислонился спиной к перилам. Один из ревнителей принес ему чашку чего-то теплого, которую он с благодарностью принял, – а потом сообразил, что напитки раздают горожанам и беженцам, а не солдатам. Неужели он так плохо выглядит?
Да уж, подумал Каладин, окинув взглядом свою окровавленную и обожженную униформу. Он смутно помнил, как, спотыкаясь, добрался с помощью Ренарина до корабля, а потом рявкнул на ветробегунов, которые окружили его со всех сторон. Они продолжали предлагать ему буресвет, но у него было достаточно. Теперь сила бурлила в его венах, но на этот раз дополнительная энергия, которую она давала, казалась… слабой. Блеклой.
«Прекрати, – приказал он самому себе. – Ты выдержал шквалы и похуже. Дыши глубже. Это пройдет. Оно всегда проходит».
Он отхлебнул из чашки – в ней оказался бульон. Каладин порадовался его теплу, особенно когда корабль набрал высоту. Многие горожане собрались у бортов, спрены благоговения появлялись всюду. Каладин выдавил из себя улыбку, закрыл глаза и откинул голову назад, пытаясь вернуть чудесные ощущения первых полетов.
Вместо этого он обнаружил, что вновь переживает темные времена. Когда умер Тьен, когда он подвел Элокара. Как бы глупо это ни было, второй удар был почти таким же болезненным, как и первый. Король ему не особенно нравился. И все же каким-то образом увидеть, как Элокар умирает, так и не успев произнести первый Идеал Сияющих…
Каладин открыл глаза: перед ним парила Сил в облике миниатюрного моста. Она часто принимала форму вещей, но эта казалась особенно странной. Она не принадлежала небу. Можно было возразить, что и Каладин тоже.
Она снова приняла вид девушки, одетой в одно из самых нарядных платьев, и повисла на уровне глаз. Взмахом руки указала на собравшихся ветробегунов:
– Они поздравляют Ларан. Она произнесла Третий Идеал, пока мы были в том горящем доме.
– Вот и хорошо, – хмыкнул Каладин.
– А ты ее не поздравишь?
– Позже. Не хочу пробиваться сквозь толпу.
Он вздохнул и снова прислонился головой к перилам.
«Почему я не убил его? Я убил бы паршуна или Сплавленного за то, что они существуют, но при встрече с Моашем оцепенел. Почему?»
Он чувствовал себя ужасно глупо. Как он мог так легко поддаться манипуляции? Почему он просто не воткнул копье в чересчур самоуверенную физиономию Моаша и не избавил мир от целой тонны хлопот? По крайней мере, это заткнуло бы ему рот. Остановило слова, которые сочились из его губ, словно жидкая грязь…
«Они умрут… Все, кого ты любишь, все, кого ты как будто можешь защитить. Они все равно умрут. Ты ничего не можешь с этим поделать».
«Я могу снять боль…»
Каладин заставил себя открыть глаза. Сил стояла перед ним, одетая в свое обычное платье – струящееся, девичье, перетекавшее в туман на уровне ее коленей. Она казалась меньше, чем обычно.
– Я не знаю, что делать, – тихо сказала она, – чтобы помочь тебе.
Он опустил взгляд.
– Тьма в тебе иногда больше, иногда меньше, – продолжила она. – Но в последнее время… она переросла во что-то иное. Ты выглядишь таким усталым.
– Мне просто нужно хорошенько отдохнуть. По-твоему, мне сейчас худо? Ты бы видела меня после того, как Хэв заставил меня идти ускоренным маршем через… через…
Он отвернулся. Лгать самому себе – это одно. Лгать Сил было труднее.
– Моаш что-то сделал со мной. Ввел меня в какой-то транс.
– Я так не думаю, Каладин, – прошептала она. – Как он узнал про Ущелье Чести? О том, что ты там чуть не натворил?
– Я ему много чего рассказывал, еще в лучшие времена. В армии Далинара, до Уритиру. До…
Почему он не мог вспомнить те времена, славные времена? Посиделки у костра с настоящими друзьями?
Включая человека, который только что пытался уговорить его покончить с собой.
– Каладин, – сказала Сил, – дела идут все хуже. Эта… отрешенность у тебя на лице, эта усталость. Это происходит всякий раз, когда у тебя кончается буресвет. Как будто… ты можешь продолжать действовать, только пока он внутри тебя.
Каладин крепко зажмурился.
– Ты цепенеешь всякий раз, когда слышишь о потерях среди ветробегунов.
Узнавая о гибели своих солдат, он всегда представлял себе, как снова наводит мосты. Он слышал крики, ощущал стрелы в воздухе…
– Пожалуйста, – прошептала она. – Скажи мне, что делать. Я не могу понять этого в тебе. Я так отчаянно старалась. Я ничуточки не смыслю в том, что ты чувствуешь и почему ты это чувствуешь.
– Если ты когда-нибудь в этом разберешься, объясни мне, ладно?
Почему он не мог просто отмахнуться от того, что сказал Моаш? Почему не мог расправить плечи? Шагать навстречу солнцу, как герой, каким все его изображали?
Он открыл глаза и сделал глоток бульона, однако тот уже остыл. Но он все равно заставил себя проглотить. Солдату непозволительно быть разборчивым в еде.
Вскоре от толпы ветробегунов отделилась некая фигура и неторопливо направилась к нему. Униформа Тефта сидела аккуратно, борода была подстрижена, но теперь, когда он больше не светился, он казался старым камнем. Этаким замшелым камнем, какой можно найти у подножия холма – исхлестанным дождем и ветром; таким, на который смотришь и гадаешь, что он повидал за свою долгую жизнь.
Тефт явно вознамерился присесть рядом с Каладином.
– Не хочу разговаривать, – резко заявил тот. – Я в порядке. Тебе не надо…
– Ох, да заткнись ты, Кэл! – Тефт вздохнул, усаживаясь. Ему было чуть за пятьдесят, но иногда он вел себя как дедушка лет на двадцать старше. – Через минуту ты пойдешь и поздравишь эту девушку с тем, что она произнесла Третий Идеал. Это было тяжело для нее, как и для большинства из нас. Ей нужно твое одобрение.
Возражения замерли на губах Каладина. Да, теперь он великий маршал. Но правда в том, что каждый офицер, стоящий своих нашивок, знал: есть время заткнуться и поступить, как велит тебе сержант. Даже если он больше не твой сержант, а сам ты командуешь отнюдь не взводом.