— Он кажется хорошим…

— В отличии от меня, — озвучиваю витающую в воздухе недосказанность.

Виола поджимает губы, будто ей неловко, но мои слова не опровергает.

— Я хочу попросить тебя не устраивать больше…подобное, — она обводит рукой помещение. — Не к чему нам встречаться тет-а-тет.

— Неужели боишься влюбиться? Или уже? — наигранно удивляюсь.

— Нет. Никогда. Мне в какой-то степени льстит твое внимание, но, повторюсь, я не дура. У нас нет ничего общего, кроме парочки неоднозначных разговоров. И к Паше ты несправедлив. Вы не виделись долгое время и, предполагаю, у вас много нерешенных проблем из прошлого. Ко мне это не имеет никакого отношения.

— Ты давишь на корню все мои благородные мотивы, — усмехаюсь я.

— Я просто не понимаю, почему ты внезапно озаботился моей личной жизнью. И без тебя разберусь.

— Смешно, Женя ответил почти также.

— Вот! Тебе стоит прислушаться к тому, что мы говорим, — возвращает она мою фразу. — Я же не настаиваю на вашем с Пашей примирении.

— А ты попробуй, — забавы ради прошу ее.

Виола морщится, отрицательно качает головой, что совсем не вяжется с ее последующими словами.

— Он рассказывал о вашем детстве. О трудностях и переживаниях. Он о многом жалеет и, мне кажется, хочет все исправить. Но ты ведь… — мучительно подбирает определение девушка.

— Зло в чистом виде? — помогаю я.

— Сложный.

— Согласен. А все потому, что не настроен выслушивать мнимые стенания инфантильного мальчишки.

Виола закатывает глаза.

— Какой же ты…

— Сложный?

— Придурок!

Опа! Оскорбления? Неожиданно.

— Паша ничем не хуже тебя. Он на минуточку тоже жертва эгоизма ваших родителей.

— Осторожно, Ви, — предостерегаю распалившуюся девчонку, которая ни с того ни с сего возомнила, что дохера много понимает.

Но она отмахнулась от меня, как от надоедливой мухи.

— Нет уж! Я выскажусь, ты сам разрешил! Так вот, — начала вщать она и зачем-то вскочила с места, — твоя мать отвратительный человек. Она сделала очень больно своим близким, простить такое не просто. Я бы сказала — невозможно. Но твой отец, которого ты восхваляешь, поступил не лучше! Вдумайся, он растил вас в адских условиях. Заставлял каждый день видеться с этой женщиной и делать вид, что все нормально! Он использовал вас, чтобы свести с ней счеты.

— Я вижу ты очень плотно успела пообщаться с Пашей, — еле сдерживаюсь, чтобы не размазать зарвавшуюся девку по стеклу. — Меня не интересуют его интерпретации «несчастного» детства. Они продиктованы обидами и комплексами.

— Но это правда! — по-детски выкрикивает Виола. — Ты не замечаешь очевидного.

Поднимаюсь и в два шага делаю то, что хотел: прижимаю девушку за плечи к стеклу.

— Я по-твоему тупой? — спрашиваю обманчиво спокойным тоном. — Отвечай!

— Нет.

— Ты зря тут распиналась, пересказывая мысли моего брата. Он слаб, и поэтому жалостлив. Это ведь была не единоличная месть со стороны отца.

Виолины глаза расширяются и в них появляется страх. Дошло наконец-то.

— Я был очень зол. И моя злость требовала выхода. А Паша…он притворщик. Хотел, чтобы все было как прежде и с чего-то решил, что это возможно. Надо только забыть и принять раскаяние матери. Но мы с отцом не могли, по понятным причинам. Поэтому и стали теми самыми монстрами, которые все испортили.

— Он ее тоже не простил. Но при этом был не способен на столь изощеренную месть. это привело к тому, что он остался один. Разве плохо желать спокойствия?

— Его выбор, — холодно отвечаю я и отпускаю Виолу.

Из них выйдет отличная пара. Недолговечная, правда. Жаль, время впустую потратил — Виола определенно не стоит моих усилий. Стягиваю подаренный напульсник, очень даже красивый и в моем стиле, но я не сентиментальный придурок. Пусть валяется здесь, кто-нибудь да заберёт.

Виола.

Просыпаюсь как от толчка и быстрым взглядом окидываю комнату. Пытаюсь поймать какую-то ускользающую мысль, но она не дается. Наверно, сон страшный приснился. И не мудрено, вчерашний вечер оказался хуже любого кошмара.

На часах девять утра, можно было бы поспать, но надо заняться чем-нибудь полезным, пока Рустам спит. Выхожу в коридор и встаю как вкопанная, потому что в воздухе витает аромат свежесваренного кофе. Точно! Как я могла забыть, что Руслан вчера остался с ночевкой.

Я затаилась словно вор и боялась пошевелиться. Глупо, нелепо, но бешеное сердцебиение не удавалось унять. Как мне себя вести? Холодно и отстраненно? Или продемонстрировать злость? А есть ли она, эта злость?

— Соберись, — шепчу еле слышно и делаю пару осторожных шагов в сторону кухни. Заглядываю — пусто. Дверь в ванну открыта и там тоже никого. Уже без прежней паники осматриваю детскую и гостиную.

Ушел. И прихватил дубликаты ключей, потому что на полке я их не обнаружила.

Умываюсь и вопреки недавним планам возвращаюсь в постель. Укрываюсь с головой одеялом и до боли зажмуриваю глаза. Почему все так сложно? Я борюсь, рвусь изо всех сил, стремлюсь куда-то, но ничего не получается.

Никому не ведомо будущее, но большинство людей хоть немного представляют, каким оно будет. А я не могу, потому что жизнь в определенным момент превратилась в американские горки. И управляет ими Руслан Бестужев.

С самой первой встречи он поразил меня, околдовал, подчинил. По сравнению с ним все остальные мужчины казались скучными и безликими. Я пыталась сопротивляться, внушала себе, что рассчитывать на искренние чувства с его стороны смешно. Но наши встречи, наши разговоры не позволяли угаснуть интересу. Даже обычное упоминание Руслана в речи других людей усугубляло мое состояние. Я хотела знать о нем больше, хотела понять, что им движет. Искала ли я во всей собранной информации хоть каплю надежды на отношения? Возможно. Сейчас трудно сказать, ведь я старалась мыслить здраво и не окунаться в омут собственных фантазий.

И в итоге случилось невозможное. Я стала девушкой Руслана, приняла его садистские склонности и получала от них своеобразный кайф.

По телу прошла дрожь, когда воспоминания запустили фантомные ощущения чего-то терпко-сладкого и невероятно приятного. Те самые эмоции, которые проникают в тебя, делая счастливой, потому что есть стопроцентная уверенность в том, что тебя любят, что ты нужен, что все будет хорошо.

Взаимность.

Как много в этом слове. Радость и боль, свобода и плен, вопрос и ответ.

Случится ли она снова в моей жизни?

Руслан.

— Все, друг, это пи*дец! Жопа полная. Денег нет, дыра вот такенная, — Степа разводит руки в стороны, после чего с размаху опускает кулак на мой новенький дубовый стол. — Падлы узкоглазые! О всех счетах знали.

— Допустим, не о всех, — спокойно говорит Женя, сидящий напротив меня в кресле. — Большая часть хранилась налом. Я его обезопасил.

— Но гниду эту надо найти! — не унимался Степа. — И заменить всех!

— Там есть и нормальные ребята, — не соглашается Женя.

— А ты их нормальность как проверял? Раком? Зачистить, срочно, чтобы рисков не возникало.

— А нормальность новых ребят ты как проверять будешь? Риски были всегда и подставы тоже, но мы почему-то не визжали словно конец света наступил.

Я уже минут десять следил за диалогом друзей и боролся с желанием послать их к черту. Но, к сожалению, пока работа не налажена придется действовать сообща. Зато потом каждый займется тем, в чем разбирается: Женя цифрами и переговорами, Степа безопасностью и сопровождением.

— Стоп! — вмешиваюсь, когда мат начинает литься сплошным потоком. — Вместе отберите самых надежных, а я решу, кого оставить. Женя, на тебе Левко, пусть обновит системники. Степа займется подбором новых сотрудников. В первую очередь в казино на Мойке. Оно неделю как открыться должно. А я с московскими порешаю. Товар пора переправлять, а они тупят.

Парни уходят, но долго в одиночестве я не остаюсь.