«Сейчас! Сейчас!» — пульсирует во вскипающем мозгу заучки.

Хриплый, сдавленный стон сбивает с толку. Он, будто инородный, неправильный, рвет пространство своим страданием. Тяжело дыша, Гермиона растерянно моргнула, пытаясь понять, что случилось. Северус завалился набок, сжавшись в трясущийся узел, покрасневшее лицо искажено гримасой боли, на лбу и висках от напряжения вздулись вены.

— Северус! — вскрикнула девушка, перепугано вскочив и касаясь вздрагивающего плеча.

Мужчина будто и не слышал ее. Он тяжело дышал, зажмурившись и прижав руки к животу и правому боку.

— Северус, что с тобой? — позвала девушка, осторожно склоняясь к нему.

Его кулак в бессильной злобе впечатался в изголовье кровати. Уткнувшись лицом в подушку, мужчина вдруг взвыл с таким отчаянием, какого она не слышала в его голосе, даже когда тот молил Хозяйку о смерти.

— Не надо, Северус, — девушка обхватила любимого руками, мечтая забрать хоть частичку его боли.

— Я искореженная развалина, — его голос так тих, что она едва его слышит. — И мне не место рядом с тобой, Гермиона.

— Нет. Нет. Нет! Северус! Нет! Мы что-нибудь придумаем. Точно. Слышишь? Я люблю тебя! Все будет хорошо. Северус, пожалуйста…

Они лежали в кровати, прижавшись друг к другу, обнимая руками, сплетясь ногами. Гермиона тихо сопела ему в грудь, слушая гулкие удары сердца и чувствуя его горячее дыхание в своих волосах.

«Что же они с тобой сделали, любимый…»

«…все они!..»

«…годы пыток и наказаний от Воландеморта…»

«…годы пыток и истязаний в тюрьме…»

«… снова пытки и убийственная порция магии для твоего выжатого ядра от Нарциссы…»

«… и эта твоя Лили, чертова сука…»

«…это они искалечили твое тело и изорвали душу…»

«…все они погубили тебя…»

Она лежала, прижавшись к любимому мужчине и боясь говорить, боясь шевелиться, боясь уснуть. Она знала, что ждет ее завтра. Но все равно заплакала, глядя утром на пустую холодную подушку рядом со своей.

========== Глава 18 ==========

Четыре месяца спустя.

Легкий осенний ветерок игриво трепал волосы, то и дело нежно пробегая холодком по коже. Солнце уже давно нырнуло за однообразные крыши многоэтажек, передав уличным фонарям эстафету подсвечивания золотом городских окрестностей. Мягкие кроссовки ничем неприметной прохожей беззвучно ступали по асфальту тротуара. Тонкий длинный шарфик живописно парил за спиной своей хозяйки, иногда спутываясь с длинными волнами каштановых прядей. Девушка двигалась вперед, не торопясь — спешить ей было некуда… Задумчиво глядя перед собой, она просто шла, куда вели ноги. День рождения… Вот и еще один год прожит. Праздник для большинства людей, еще один повод повидаться с родными и друзьями, получить подарки, ощутить тепло близких людей, почувствовать себя нужным. Она не чувствовала сегодня ничего, кроме, разве что, зияющей пустоты внутри. Одиночество с новой силой принялось душить свою и так не сильно упирающуюся жертву. Вновь накатила горечь из-за утраты родителей, вина за то, что так неумело влезла в их память. И пусть Грейнджеры были живы, их дочь хуже, чем умерла — она для них даже никогда не существовала. Проснувшись этим утром, Гермиона вдруг отчетливо поняла, что совсем не хочет снова улыбаться и делать вид, будто все хорошо. Не желает видеть радостные лица друзей, в глазах которых, впрочем, то и дело мелькают сочувствие и тревога, она покинула свое жилище еще до восхода солнца. От перспективы выслушивать очередные сбивчивые признания в вечной любви от Рона, сама собой внутри вскипала досада с примесью злости. А тот единственный человек, тепло которого ей так хотелось ощутить, при мысли о котором сердце в груди пускалось вскачь, исчез бесследно вот уже четыре месяца назад. Он тихо ушел, ее бывший профессор, бывший муж, бывший раб и до сих пор любимый мужчина. Она знала, что так будет, но все равно оказалась не готова…

Чтобы отвлечься и совсем не скатиться в депрессию и тоску, всем известная заучка загрузила себя работой по самую макушку. Ей позволили восстановиться в академии, и она быстро наверстала теоретическую часть пропущенной программы. С практикой дела обстояли хуже, но для героини войны и такой перспективной и умной студентки руководство учебного заведения пошло на уступки, позволив отсрочить экзамены с практическим применением магии. Оставались сущие мелочи — в течение года найти способ отменить наказание-откат «Багровых уз» и вернуть себе магические способности. Поисками этого самого решения девушка и занимала все свободное время. К сожалению, пока безрезультатно.

Чтобы жить дальше, деятельной Гермионе Грейнджер нужна была цель, и она для себя ее четко определила: получить работу в Министерстве, чтобы изнутри менять несовершенную и несправедливую систему; наказание тюремщиков, ежедневно и безнаказанно творивших невероятные зверства в стенах магической тюрьмы; более качественное и вдумчивое рассмотрение судебных дел; адвокатура, а самое главное, обновление закостенелого, замшелого состава Визенгамота, не поменявшего своего лица, ни при Воландеморте, ни после него. Идей и планов было великое множество, и пусть для большинства людей они показались бы невыполнимыми, но для упертой гриффиндорской выскочки, в свое время неустанно вязавшей шапочки для домашних эльфов, это была Цель, к которой надо стремиться.

В желтом свете уличного фонаря, кружась, пролетел небольшой темный листочек. Хотя его собратья все еще довольно крепко держались на ветках деревьев, дружно и весело перешептываясь, волнуемые осенним ветерком. Ему было не место среди них, красивых, ярких и благополучных. Этот внешне жесткий, угловатый изгой показался девушке хрупким, избитым шрамами и ожогами от палящего солнца. Иногда он пытался подняться, взмыть ввысь к своим сородичам, но жестокие порывы холодного ветра закручивали несчастного, как песчинку, и неизменно швыряли на холодный асфальт. Тот упрямый листок вдруг напомнил ей отвергнутого и израненного любимого профессора. Он так же всю жизнь был обречен бороться с ударами судьбы. Девушка всхлипнула, когда громадный тяжелый башмак случайного прохожего, походя, втоптал листок в холод грязной лужи, так же как и ее Северуса, раз за разом топили в зловонном болоте. Крошечный упрямец, тем временем, выплыл, но тут же был снова утоплен другим торопящимся сапогом. Гермиона чуть ни бегом, бросилась вперед. Заливаясь слезами, она подняла изодранный лист, стирая грязь и пытаясь согреть в ладонях. Под ее дрожащими пальцами истончившийся листик вдруг хрустнул, надломившись.

— Прости, — всхлипнула девушка. — Прости меня! Я так хотела помочь, но опять сделала только хуже.

Так и побрела она дальше, не выпуская свое сокровище из рук.

Серебряная луна уже давно заняла свое законное место в бесконечно темном небе, когда гудящие от усталости ноги привели горе-именинницу к родной многоэтажке. Жутко хотелось спать. Окончательно сдавшись хандре, девушка решила, что не заставит себя даже умыться и просто завалится в кровать прямо в ветровке и обуви.

«Ну, и пусть!»

Она замерла, едва не свалившись в очередную грязную лужицу. Сердце запрыгало в груди, в голове будто просветлело, ночной воздух показался вдруг удивительно чистым, и эти глупые бабочки! Они снова принялись щекотать внутренности своими мягкими нежными крылышками. Прямо возле ее подъезда, в желтом диске от уличного фонаря, ссутулившись, сидел на лавочке знакомый мужчина. Уперев локти в коленки и устроив лицо в ладонях, он, кажется… спал. Короткая симпатичная стрижка неожиданно шла бывшему профессору, делая его будто моложе и свежее. А благодаря обычным темным джинсам и тонкой серой ветровке Гроза подземелий выглядел самым неприметным маглом.

Постояв в немом изумлении несколько минут, гриффиндорка, наконец, пришла в себя и, бережно сунув листок в карман, уверенно и быстро зашагала вперед. В своих желаниях она сейчас была уверена как никогда — подойти, взглянуть в глаза, врезать! Клокоча похлеще вскипающего чайника, девушка остановилась в паре шагов от такого дорогого ей человека, которого от переизбытка эмоций сейчас хотелось просто-таки придушить. Мужчина не шелохнулся — он действительно задремал, устроив щеку в ладони и подперев подбородок кулаком. Мерное дыхание, расслабленное лицо, и (ой, мамочки!) шикарный букет давно увядших цветов.