Чтобы хоть как-то греться, племя развело гигантский костер на общем каменном столе – все равно уже неделю тот стоял без еды. Пламя поддерживалось круглосуточно, и многие коты для лучшего согрева перетащили свои шалаши поближе к огню.

Среди котов пополз ропот: «Мол, был у нас Рваное Ухо, и бед не знали. А теперь лесные духи карают нас холодами за то, что мы крадем их огонь». И сколько бы Ученый Кот ни предлагал предположить, что лесные духи мертвы, ропот становился все громче. Под шумок Черная Красавица перестала разговаривать с вождем-любовником и перебралась из его опочивальни в шалаш, который она раньше делила с Рваным Ухом. Голодное и изможденное племя, между тем, все чаще облизывалось, глядя на своего лидера. А потом…

Потом вновь было утро. И они вновь пошли на охоту. Только это была не обычная охота. Потому что этим утром, да и днем, кошачьему племени не встретился ни один мамонт. Вообще ни один. Котам не попался даже самый заснеженный кусок льда с бивнями. К вечеру от соплеменника к соплеменнику понеслась страшная молва: «Мамонты вымерли!» Каждый, кого посетила эта весть, считал своим прямым долгом испепелить взглядом Пушка, который понуро брел впереди. Когда стало понятно, что бродить дальше смысла нет и что сегодня желудки, по всей видимости, смогут довольствоваться лишь собственной шерстью, снежно-черная красавица не выдержала:

– Довольно, Пушок! Хватит! Никудышный из тебя вожак! Племя жрать хочет, а что же ты? Даже тощего синюшного мамонтенка найти нам не можешь. А как же я? Ты обо мне подумал? Вчера я заиндевела вся. А сегодня у меня от голода сломался коготь! Это ужасно! А ну-ка, коты, вяжите его на вертел! Будет сегодня у нас ужин.

Племя одобрительно загудело.

– А я-я-я про-про-про-тив, – стуча клыками, одиноко возразил Ученый Кот. – Это по-по меньшей ме-ме-мере не гу-гума-ма-манно!

– Отлично, у нас намечается добавка! – тут же сориентировалась черная бестия и щелкнула когтями. – Свяжите и Ученого Кота… Ой, ну вот – я еще один коготь сломала.

– И зачем я научил ее разговаривать? – вздохнул Ученый Кот, болтаясь рядом с Пушком на деревянном вертеле.

Тем не менее на стоянку мятежное племя возвращалось мрачнее тучи. Два тощих кота не тянули даже на полдник, не говоря уже о бесперспективности завтрашнего дня. На подступах к поляне забот добавили навострившиеся уши: с опушки доносилось выразительное сопение. Открывшийся через несколько минут пейзаж поверг котов в шок: вся стоянка была заполнена десятками мамонтов. Они расселись неровными рядками вокруг костра и… грелись! Хвост кострового Тишки выглядывал из-под выдающегося зада одного из незваных гостей. У огня шерсть ушастых животных оттаяла и приятно развевалась на ветру. Безобидные мамонты дремали.

Обалдевшие от нечаянной радости коты мигом развязали Пушка. В их глазах вновь светилась преданность по гроб жизни или по следующий кризис. Черная Красавица выпорхнула из-за спин соплеменников.

– Ну, ты же понимаешь, дорогой, временное помешательство на почве страшного голода, – проворковала кошка, взъерошила Пушку хохолок и лично развязала Ученого Кота. Последний лишь выдохнул:

– Однако…

Пушок также не стал растекаться мыслью по древу и лаконично рявкнул:

– Приятного аппетита!

Оголодавшее племя ринулось на тепленькую мамонтятину. Никогда еще сородичи не действовали так энергично и слаженно. Мало кому из хоботоносых посчастливилось в тот вечер выбраться с поляны. Впрочем, они особо и не рвались. В покрывшемся льдом мире им не было места. Зато коты в полной мере ощутили себя хозяевами жизни. Всю ночь они ели от пуза. И весь следующий день. К ночи третьего дня аппетит слегка поубавился, но после недель голодовок ни одна кошачья морда не спешила переставать жевать. В какой-то момент обжорство и переутомление все-таки дали о себе знать: сородичей вырубило прямо у костра.

Через сутки первым очнулся Ученый Кот. Забравшись на спящих вповалку зверей, он принялся назидательно нудеть:

– О, что за нравы? Не хочу я жить в эпоху, когда разумные коты игнорируют собственное ложе и заваливаются спать прямо на земле. Не хоч… – умник осекся. Только сейчас он огляделся по сторонам. Распаленные охотой и затянувшимся праздником живота коты даже не заметили, что их стоянка практически перестала существовать. Мамонты летально растоптали все их шалаши, а ведь траву и листья для новых жилищ в эту стужу уже не найти. Просыпающиеся коты ошалело озирались по сторонам – ветер гонял останки шалашей вокруг обглоданных мамонтиных костей. Самый же главный удар по неокрепшей кошачьей психике ждал их на общем столе. Пока они прохлаждались в сладких снах, костер потух (как не вовремя был раздавлен костровой Тишка!). Только что продравший глаза Пушок стал остервенело разводить огонь. Его примеру последовали и остальные. Но когти безуспешно скользили по замерзшим камням, не высекая ни одной искры. В какой-то момент вожак обрадовался: от земли пошел дым. Однако это был не дым, а пар из собственного дрожащего рта.

Коты рядком сели на кость мамонта и завернулись в его шкуру. Идеи получше у Пушка не было. Ночь сменяла день. День сменял ночь. Через пару недель все шкуры были съедены подчистую за неимением других деликатесов. Коты перестали разговаривать и только изредка перебрасывались короткими мяками. Солнце сменяло луну. Луна сменяла солнце. Пушок захотел открыть глаза, но не смог: нижние веки пристыли к верхним. «Да в моей ночной лежанке, на которой меня постоянно сковывало холодом в хозяйском доме, и то сейчас теплее!» – дрожа, подумал беляк. И тут его осенило. Глаза распахнулись сами собой.

– Коты, просыпайтесь! Мы отправляемся в более теплое местечко, – простывшим голосом захрипел лидер. – Правда, мест там хватит не всем. Поэтому сейчас мы устроим жеребьевку.

Но лотерея не понадобилась: замерзшие соплеменники уже не подавали признаков жизни. Пушок бросился к припорошенной снегом любовнице. На ее ресницах серебром переливался иней. Узконосая мордочка стала еще выразительней. Но беляку было не до комплиментов. Он затряс подругу – безрезультатно. Поцеловал в губы – тот же результат.

– Очнись! – закричал кот. – Скажи хоть «Мяу»!

И он услышал, но не «мяу», а слова, и не от Черной Красавицы, а левее. Ученый Кот еле заметно шевелил синими губами.

– Вставай-вставай, Ученый Кот, – переключился на друга вожак. – Я отведу нас в безопасное место.

– Мое место здесь, – едва ворочая языком, но тем не менее с зашкаливающим пафосом изрек недавний пленник. – Я – мятежный странник, ищущий бурю. Для меня в буре – покой. Так что я остаюсь. Я должен испить сию чашу до дна…

– Ну тогда хотя бы помоги мне дотащить Черную Красавицу до моей старой ночной лежанки. В ней сейчас теплее. Вдруг там она очнется? – с отчаянием в голосе прохрипел Пушок.

– Это, пожалуй, можно, – кивнул Ученый Кот. – Только подыши на меня сперва. Дай моим суставчикам чуть-чуть прогреться.

Дорога до бывшей главной улицы и так была неблизкой. А с мерзлой кошкой на лапах растянулась вдвое. Но друзья доковыляли. Пушок боялся, что ночную лежанку раздавил какой-нибудь мимоходом пробегавший мамонт или сгрыз особо злой саблезубый волк. На деле все оказалось не так плачевно. Криогенную камеру просто занесло снегом. Из-под сугроба торчал лишь край крышки. Котам понадобилось несколько часов, чтобы откопать агрегат и выгрести из него весь снег.

Затем Пушок и Ученый Кот закинули мерзлую Красавицу внутрь.

– Не глупи, Умник. Давай залезай внутрь. Там хотя бы ветра нет, – прикрикнул на сородича Пушок.

– Нет, друг. Это твой путь. А мой… – Ученый Кот сосредоточенно посмотрел в холодную даль. – Держи лапы в тепле, а усатую голову в холоде!

Не говоря больше ни слова, он развернулся и быстрым шагом направился к линии горизонта. Пушок хмыкнул, махнул хвостом и запрыгнул в криогенную камеру. Всеми когтями всех четырех лап кот вцепился в обивку внутренней стороны крышки. Та надсадно заскрипела. И захлопнулась.

Нельзя сказать, что внутри ночной лежанки было хоть немного теплее, чем снаружи. А из-за того, что рядом лежала пушистая ледышка, Пушку стало еще холоднее. Чтобы хоть как-то справиться с отчаянием, кот провалился в сон. А за стенами криогенной камеры тем временем разыгрался настоящий снежный ураган. Ветер был такой сильный, что без особых усилий сдвинул криогенную камеру с места. Серебряный ящик, как по маслу, заскользил вниз по ледяному склону. В конце пути агрегат ждал развесистый дуб. От столкновения с камерой дерево завалилось на таймер криогенной заморозки. Ветки, сами о том не подозревая, вывели на клавишах: «10 000 лет».