– Это я с афишной тумбы содрала. Видишь, и до нас докатилось.

– Как это – все равны? Это значит – наш дворник будет гулять с нами по Венцу? – шёпотом рассмеялась Неточка, представив, как она идёт под кружевным зонтиком под руку с кривоногим патлатым Касьяном. – И замуж будем выходить за…

– За сынков кухарок, – подхватила смешливая Аля. – И за ямщиков! И ты на сцене их будешь развлекать. А они будут в зале семечками плеваться и сквернословить. Хочешь себе такую перспективочку?

Нет, Неточка не хотела. Она расстроилась так, что вместо пятёрки получила на экзамене четвёрку.

Вечером она вписала в свой дневник фразу, которая, может быть, понадобится когда-нибудь в её будущем романе: «Идеал всеобщего равенства – смерть. Вся вселенная стремится к неравновесному состоянию. И если сложная система начнёт распадаться, она распадётся вплоть до атомов. Природа, ведь, как известно, удачами не разбрасывается».

Она положила тетрадку в бюро и закрыла его на маленький золотой ключик, который носила за корсажем. В тетрадь никто не имел права заглянуть до  срока.

«Так что лови момент, Неточка…» – сказала она себе, потому что вспышка, похожая на внутреннее озарение, шепнула Неточке – детство кончилось. Ещё осталось чуточку времени, как раз, чтобы успеть сойти на ближайшей станции, дальше их литерный поезд помчится без остановок, и что будет впереди – покрыто мраком. Впереди только многоточия…

Но бушевал май. Пели ночами соловьи. И одуряюще пахло черёмухой. Однажды на бале Неточке представили кадета Домбровского. Он прелестно танцевал вальс-гавот и мазурку. И хоть и не вызвал в Неточке тех чувств, что были к студенту духовного училища, они тоже гуляли с ним по Венцу. И ещё по Троицкому переулку подле Кадетского корпуса, где кадет сказал ей:

– Я люблю вас, Неточка. И буду любить долго…

И вскоре она представила его папе, статскому советнику…

***

…Писательница по привычке поставила многоточие и задумалась. Нужно было придумать дальнейшее развитие сюжета, но почему-то дальше не шло. Что-то всё время стопорилось, нарушались какие-то логические и временные связки, образы живыми не получались. Чёткая лепка лица кадета Домбровского почему-то то и дело заслонялась оттопыренной губой Юрки Пархоменко, с которым писательница и в самом деле училась в школе. А золотое пенсне статского советника накладывалось на лица невнятного статуса из обыденной сегодняшней жизни. Ведь события из своей жизни Анна Николаевна перенесла на более чем век назад и теперь путалась в этих двух прошедших временах, из которого рождался и никак не мог родиться её роман. В голове раскручивался волчок, и все события вертелись, повторяясь в своём верчении, будто узоры в калейдоскопе. Но смысла в этом повторении она никак не могла уловить. Получалось: запряг не так и  поехал не так, заехал в овраг и не выедет никак…

Да ещё и по телевизору что-то долдонили, как всегда, про политику, про козни оппозиции, про события на Болотной. «Аллен Даллес, – говорил диктор, – ещё в начале пятидесятых предупреждал, что победить военное поколение советских людей невозможно, придётся уповать только на послевоенное…»

Реминисценции, аллюзии, ретроспекции, думала она в досаде, перебирая в голове события своей жизни, которые, как под копирку, ложились на события из жизней её матери и бабушки. Менялись лишь атрибуты, декорации, какой-то платочек, зонтик, погон. Суть оставалась той же. Как говорил Гегель «Любая вещь едина в противоречии самой себе». Самые древние реминисценции – наскальные изображения были опять же об этом…

Она приглушила звук, пытаясь собраться с мыслями. Ей даже показалось, что она вот-вот ухватит какой-то парадокс за кончик хвоста…

– Мам, я нашла твою школьную подругу! – сияя, заскочила в кабинет дочь.

Она, как и мать, издавалась, и вела в интернете активную переписку с читателями. Иногда лукаво выдавала себя за мать, то есть за саму Анну Николаевну, даже открыла от её имени страничку в «Одноклассниках». Там были выложены фотографии, отрывки из её книг, переписка.

– Ну, помнишь, у тебя в классе была Аля Лапкина? Ты же рассказывала! Так я нашла её на «Одноклассниках»!

– Неужели? – подняла глаза от рукописи писательница. Аля была событием таким давним, что, если бы то время не было связано с первой любовью Аннеты, она бы забыла и её. Как забыла всех своих одноклассниц. Не случайно ведь говорят: с глаз долой – из сердца вон. Из Ульяновска Анна уехала сразу после школы, и прошло с той поры почти сорок лет, сюжеты наслаивались один на другой, повторяя в чём-то предыдущий. А в чём-то начиная новый круг, как начинает его спираль, восходя к своей вершине. И было за это время много городов, стран, изданных книг и знакомств. Аннете было даже трудно вспомнить, какого цвета были глаза у Али, какие юбки она носила.

– И где она?

– Да там же, где вы выросли, в Ульяновске. Работает в театре. Смотри: вот её фотографии!

И она защелкала мышкой, являя матери россыпь цветных снимков с изображённой на них полной женщиной: то в костюме молочницы из Бергамо, то доярки из какой-то советской комедии. Но лицо – именно лицо – можно было хорошо рассмотреть только на одной: круглое, слегка одутловатое, с чуточку насмешливым прищуром лицо дамы, знающей, что ей в жизни надо. Аля и в те годы отличалась трезвым взглядом …

Да, с фотографии на Аннету смотрела немолодая Аля в гриме и парике. Судя по сценическому костюму, она играла Дульсинею Тобосскую в спектакле  «Дон Кихот». Писательница усмехнулась: для этой роли изобильная фактура Али подходила стопудово. Удивляло единственное: Аля никогда не отличалась талантами, по крайней мере, актёрскими. Более того, она всегда выражала глубокое презрение к актёрскому ремеслу… Как она стала актрисой?

– Элементарно, Ватсон! Они с подругой гуляли по фойе, и к ним подошёл режиссёр. «Вы хотите работать у нас?»  – «Хочу»… Так она мне написала.

– И всё?

– И всё. Она сыграла в спектакле « Барабанщица» – станцевала на столе голой. В шестидесятых это была сенсация. Выскочила за режиссёра, но всю жизнь крутила с твоим Юркой, помнишь – Пархоменко? Ты мне всегда о нём рассказывала, – уточнила дочь. – Умер он в прошлом году... Она ведь думала, что переписывается с тобой, а не со мной. И всё рассказала. Так что не ты, а она стала артисткой. И муж-режиссёр – у неё. И с Юркой крутила любовь она. Потому что не тот лебедь, что над водой торчит...