– Не будете? – усмехнулась судья. – Тогда решим вопрос проще. Дом, как я поняла, был приобретён Вами до свадьбы и поэтому не подлежит под определение совместной семейной собственности. Дом – только Ваш, мистер Смит, и платить за него обязаны только Вы. Но так как Ваша супруга два месяца мыкалась по друзьям и приютам для бездомных, я хочу частично восстановить справедливость и дать ей временные права на вселение в дом. А так как у неё – действующий защитный ордер против Вас, то Вы обязаны, предоставив ей доступ к дому, сами покинуть его, чтобы не нарушать вышеозначенный ордер. Думаю, Вам – с Вашим доходом и совершенным знанием английского – будет проще подыскать себе новое жильё, чем ей. Что же касается магнитофонной записи, она не имеет к слушаемому делу никакого отношения, так как в ней нет ни угроз для Вашей жизни, ни опасности для Вашей чести. Итак, суд постановляет: Ваша супруга вселяется в дом сроком на шесть месяцев, в течение которых Вы обязаны предоставить в её постоянное пользование одну из своих машин и оплатить её обучение языку.

И она снова стукнула молоточком!

Я не поверила своим ушам: судья вернула меня обратно в Джимов дом!

– Есть всё-таки польза от того, что судья – женщина! – провозгласила довольная исходом дела Власта. – Будь мужик – ещё неизвестно, чем бы кончилось. Ты заметила, как она круто рулила? Как крутила руль закона?

– Да уж, заметила, – наконец отдышавшись, кивнула я. – Если б захотела, показала бы нам твои «Джи-и-и-и-м-ми, как я хочу тебя!» Говорила же – засекут!

– Ну, ты зануда! – тряхнула пиратка золотыми кудряшками. – Смелость – она города берёт! Не дрейфь, мать! Теперь я буду учить тебя вождению! Наша взяла – это главное! И плевать нам теперь на твоего Джима!

Пританцовывая, она направилась на паркинг.

И уже в машине, включив радио, мы узнали печальную новость: вчера ночью ещё одна русская жена была убита американским мужем. Ей было двадцать семь, ему – пятьдесят четыре. Остались двое детей. Она вернулась к нему после многомесячного пребывания в приюте города Такома. На этих словах я встрепенулась: а не об Ольге ли речь – той русалке с проломленным носом?.. Да нет, не может быть – Ольга же вот-вот должна была получить государственную квартиру. ...Назвали имя жертвы: Ольга Браун.

– Теперь ты понимаешь, почему судья так расщедрилась: они-то уже знали об этой трагедии! – воскликнула Власта. – Вот уж точно: не было бы счастья, да несчастье помогло!

…Мы с Властой тихо подошли к моему недавно бывшему, а теперь и настоящему дому. Во дворе было как всегда тихо и, несмотря на солнце, сумрачно от нависших деревьев. Поднявшись по ступеням, я торжественно достала ключ. И стоило мне повернуть его, в широко распахнутую дверь радостно влетел Сиенна. Он прыгал вокруг нас, тыча влажный нос в наши разгорячённые лица, и взлаивал с таким ликованьем, будто именно ему присудили этот дом, а заодно – курсы человечьего языка!

Законопослушный Джим мрачно отдал нам остальные ключи и забрал с собой несколько картин и – с помощью индифферентного Эндрю – оба «Понтиака». В гараже к моим услугам остался старенький «Форд».

***

Вечером мы снова собрались к «Королеве». Это было наше третье королевское рандеву. Считая Её Величество уже своей, в этот раз мы гламуриться не стали. Что «Королева»! Совсем недавно мы были хозяйками волшебного Дворца, который, исчез, растаял в воздухе как Фата-Моргана.

– Я все эти дни приходил сюда, – сказал Эл, поспешно отводя меня в сторону от Власты. – Но тебя не было.

Он серьезно смотрел на меня своими гелиотропными глазами. В них отражались огни Королевы и я.

Сердце во мне замерло и покатилось куда-то золотым, разбрасывающим искры шариком.

– Наконец-то! Я обещал тебе что-то подарить, – вернул меня в реальность другой голос. Я оглянулась, не сразу узнав, чей.

– Забыла меня? Я – Зэкери, моряк. Все зовут меня просто Зэк.

Он протянул мне кованую из меди розу.

– Я сделал её сам, когда решал, кем буду – моряком или художником.

Роза искрилась в огнях «Королевы» каждым лепестком. На её стебельке просматривались крохотные шипы – как и положено розам.

– Верни ему розу, – шепнул мне Эл.

– Не возвращай, – насупился Зэк. – Я буду в «Изумрудной королеве» каждый вечер...

Я смотрела на них обоих, а внутренним взором видела чёрные омуты глаз. И в ушах совершенно отчётливо звучал завораживающий голос сирены с распространенным испанским именем Хосе...

Но ...я уже была не той, что вчера.  Недавнее  моё существование  вдруг показалось мне просто досадной ошибкой. Да и что я могу назвать ошибкой? Свою полудетскую влюблённость в придур..., пардон, придуманного принца? Свою неосмотрительность при подписании брачного контракта? Или собственный молчаливый конформизм с навязанным мне образом жизни?

Опыт, всё опыт и ничего кроме него. Только он даёт возможность правильного выбора из нескольких подкинутых жизнью ситуаций. Впрочем, и любой эксперимент – тоже опыт. Эксперимент? Не за него ли Создатель изгнал Адама и Еву из Рая? Наверное, экспериментировать они начали до срока, когда яблоки ещё не созрели. Поэтому и сводит у нас зубы до сих пор…

***

У других, стоит тронуть кнопку аудиосистемы, начинает орать попса или выводят рулады джазовые певицы. А в моей машине звучит Седьмая кантата Дебюсси…

Это ни с чем несравнимое удовольствие: вести собственную машину и слушать Дебюсси. Скорость стаккато соединялась со скоростью колёс, слегка подскакивающих на головокружительных поворотах. И в этом упоительном полёте я чувствовала себя как  тарпан в горячей степи. Мне в ноздри бил ветер.

Потом наплывало анданте, и вместе с Дебюсси мы могли отдаться своим снам наяву. Ведь когда сливаешься с бегущим пространством, нет тебе никакого дела до знаков. В их рацио нет сна, и значит они где-то по другую сторону твоей реальности. Потому мы идём параллельно, не мешая друг другу.