Все пять лет в Америке Ольга просидела дома с детьми. У неё не было даже грин-карты. Какое уж гражданство! Наши бабы часто считают, что главное – выйти замуж. А уж там как бог даст. Даст плохую судьбу – терпи.

В общем, историй я наслушалась! Очень продвинулась в знании английского. Самое удивительное, что за три недели моего здесь пребывания некоторые постоялицы возвращались сюда по второму и даже третьему заходу. После шелтера им было некуда больше податься (ждать государственной квартиры можно было годами) и, поверив посулам и клятвам своих мучителей, они возвращались к ним опять. А те тут же восстанавливали статус-кво. И всё возвращалось на круги своя.

Конечно, большинство этих женщин было из малоимущих. Пиндостан, разбаловав население лёгкими кредитами, прихлопнул мышеловку, когда стало сложнее с рабочими местами. И, поменяв заработок на виски и кокаин, многие мужья стали срываться на жёнах.

У меня, конечно, было по-другому: мой муж помешался не от безденежья, а от всё возраставших доходов. Его дражайший «Шанепед» Власта пока оставила у себя – как-то неудобно держать дорогую дизайнерскую штуку в приюте для бездомных женщин. Собственный же велик Власты, привезённый мне взамен, чтоб я просто имела возможность проехаться по улицам этого вполне симпатичного и, как ни странно, совсем не вонючего городка (пахло только на подступах к нему), не стоял без дела.

Каждое утро я отправлялась в библиотеку, ухитряясь быстро проехать к ней мимо небольших домов в зарослях цветущей жимолости, орхидей и магнолий. Надо признать, здешние библиотеки были пределом моих мечтаний. Я посещала уже третью, и все они были расположены в самых удобных местах, имели прекрасные фонды, были оснащены компьютерами и DVD-проигрывателями. И интернетом! Это было то, что мне надо. Ведь за месяцы замужества я почти не имела возможности общаться с родиной: телефонные звонки – дороги, ноутбука с интернетом у меня не было, а большой компьютер стоял в Джимовой спальне, и пароли к нему мне никто не сообщал. Писать обычные письма тоже было накладно. Мало того, что они шли долго, чуть ли не по месяцу, а ответы я получала месяца через полтора, ещё и цена почтовых марок была солидна. А у Джима, как известно, моргидж и таксы.

Именно отсюда, из стен библиотеки, я теперь вела переписку с родиной. События там по-прежнему не утешали: папа боялся потерять пенсию, бывшие однокурсницы боялись не найти работу, а те, кто её имел, боялись, что им опять не выдадут зарплату. Чтобы как-то развлечься, я попыталась войти в почту Джима. Я знала его электронный адрес, но вот пароль... Когда-то, ещё в самом начале нашего знакомства, Джим обронил, что паролем его ящика служит имя любимого им кое-кого. А кто у Джима любимый? Может, сам Джим? Я попробовала – «Джим». Нет. «Джеймс». Нет. «Джимми», «джимми», «1джимми», «джимми1». Ящик не поддавался ни на какую комбинацию. Тогда, безо всяких надежд, я начала с другой стороны – «Пери». Нет. «Пери1». Тоже нет. «Параскева». Нет. Может, это имя нашего пса? У одиноких людей и такое возможно. «Сиенна», «сиенна»… Я пробовала разные варианты написания букв, пробовала цифры ставить то в начало, то в конец. Всё без толку. И тут я вспомнила имя, которое каждый вечер доносилось из разговоров Джима по телефону. «Эндрю». Нет. «Эндрю1». Открылось.

Вот так, между прочим, я и узнала, кто был самым любимым «кое-кем» в жизни Джима. Из их переписки, среди прочего, я узнала, что дизайнерский «Шанель» Джим купил на интернет-аукционе за двадцать тысяч баксов! И купил он его для этого самого Эндрю. А Эндрю – да, это сын, тот самый «прототип», и что диадема ему нужна, потому что он собрался пробоваться на роль принца в какую-то детскую сказку. Хотя, убей меня, не пойму, к чему киношному принцу, да ещё и не утверждённому на роль, настоящая драгоценность. Ведь в кино можно обойтись любой стекляшкой. Мне показалось, что тысячная вещица сыночку нужна совсем не для дела, а скорее, как конкретные деньги, которые иначе с папаши не стянуть. Впрочем, бедность моего хазбенда оказалась ложной: судя по содержащимся в ящике банковским отчётам, его годовой доход переваливал за триста тысяч. Наверное, сынок, в отличие от меня, это хорошо знал и – давил на педали. Во всяком разе, велосипед, пусть и «Шанель», его не устраивал. Как минимум, он жаждал папашин «Понтиак». А папаша не имел желания расставаться ни с одной из своих трёх машин – престиж в его стандартизировано-идеальном мире был превыше всего. Так они с сынком и дурили друг друга: один делал вид, что не понимает желаний другого. А другой – что его просьбы просто необходимо исполнить для общего взаимовыгодного продвижения к целям. Причём, папаше было выгоднее понемногу уступать. Совсем понемногу – вдруг вот-вот клюнет? А сынку – кормить папашу иллюзиями обещаний – вот-вот, ещё чуток!

– Наконец-то я тебя нашла! – сияющая Власта стояла возле меня, пританцовывая от нетерпения. – Бросай интернет. Папа приехал!

***

Приехал Папа! Монументальный африканец за два метра ростом, с золотой цепью на могучей шее и айфоном в широкой лапе, стоял, опершись на дверцу кажущегося рядом с ним игрушечным лимузина «Хаммер». Это был настоящий потомок библейского Хама, по крайней мере, в его жилах струилась явно неразбавленная кровь. У африканца были безупречные белейшие зубы на морщинистом, похожем на грецкий орех лице. Тонкий бледный рубец на высоком шоколадном лбу уходил под край белой банданы.

– Дед Ахмед, – представился он, с трудом устраивая в лимузине длинные ноги. – Сокращённо – дед Боб. Боб, потому что так меня кличут друзья – это псевдоним. Дед, потому что у меня уже куча внуков твоего возраста. Даже правнуков уже с дюжину. Мне дочка рассказывала о тебе, – сообщил он и широко улыбнулся. Тут они с Властой были похожи. Показать свои белые ровные зубы ничего не стоило ни ему, ни ей.

Белофрачный водитель, раскланявшись, церемонно захлопнул за нами двери и, аккуратно сев за руль и пристегнувшись, рванул без всяких правил по улицам, чем вызвал у меня оторопь. Заметив это, дед Боб опять осклабился:

– Не бойся, мой шофёр знает, какую езду любит дед Боб! Дед Боб храбр, но никогда не рискует без нужды!

– Если папа что-то делает, сиди спокойно, – подтвердила и Власта. Она гордо высилась рядом со мной. На её пальце сиял крупный бриллиант – подарок к двадцатипятилетию. Власта родилась в одном месяце со мной – в июле – с разницей в три дня: она – под созвездием царственного Льва, я же осталась пугливым Раком.

В гороскопе Власты, как она мне поведала, кроме Солнца, была очень сильна госпожа Венера – покровительница любви и земных благ. А бриллиант, как известно, один из камней Венеры, которая и правит в гороскопе подруги наравне с хозяином месяца. Наверное, дед Боб хотел таким образом обезопасить дочь от возможных тяжёлых вибраций старика Сатурна, который ухитрился залечь в гороскопе в противостоянии к счастливой планете. Насколько я понимала в астроминералогии, этого можно было достичь и изумрудом. Но что изумруд против бриллианта!