— Наш план работает! — восклицаю я.

— Какой план? — спрашивает он, не сводя глаз с шахматных фигур.

— План по воссоединению Ала и Дженни!

— Но… — он выглядит несколько смущенным, — у нас же не было плана по их воссоединению.

— Ну, значит, наш «непридуманный» план работает! Дженни с ним уже разговаривает!

— Она бросила своего старосту-гея?

— Ну… пока еще нет, — говорю я, — но теперь это только вопрос времени! Она выглядела очень злой, когда узнала, что он избил Ала…

— Еще бы — узнать, что встречаешься с психом.

— Я тебе отвечаю, пройдет около пяти лет, и они точно поженятся! — плачу я от счастья.

— Думаю, ты все же слишком торопишь события…

***

— Рыжая!

Джеймс подходит и плюхается на диван рядом со мной, выглядя так, словно он разом получил все рождественские подарки на годы вперед.

— Я так рад, что твои родители все же переспали много лет назад! — восклицает он, и все, кто находится в гостиной Гриффиндора, смотрят на него.

Из целого моря глупостей, которые Джеймс выдал за годы своего существования, эта, по-моему, самая тревожная. Почему ему не хватает мозгов сказать, что-нибудь вроде «Я так рад, что ты родилась»? Понимаете, именно из-за этого иногда мне кажется, что Джеймс не совсем психически здоров. И почему Гарри с Джинни ко мне не прислушиваются? Их сыну явно нужна помощь.

— То есть не так, — идет он на попятную. — Я просто хотел тебе сказать, что твой брат — величайший вратарь!

Окей, вот как раз тот аргумент, о котором я говорила.

— Мой брат? Мой брат?! А как насчет меня? Разве я не была хорошим вратарем? Или это проявление шовинизма, что, мол, только мальчики могут быть хорошими вратарями! — шиплю я.

— Р-рыжая, ты же знаешь, я всегда считал, что ты удивительный вратарь, — нервно произносит он и быстро отходит от меня, — просто я имел в виду, что он самый великий с тех пор, как ты…

— Ты имел в виду вовсе не это, Джеймс!

— Лили сказала, чтобы я с тобой не спорил! — кричит он и взбегает вверх по лестнице, прежде чем язык доведет его до беды.

Толчок.

Этот ребенок и правда выбирает особо удачные моменты, чтобы попинать меня. Обычно это случается, когда я спускаюсь по лестнице. Я знаю, что это прекрасно, когда ребенок пинается, но на самом деле через некоторое время это становится весьма болезненным. И еще, вряд ли в матке может быть столько свободного места, чтобы он мог свободно размахивать своими пятками.

Внезапно меня захлестывает желание расплакаться, и я, вместо того, чтобы обуздать себя, позорно реву. В углу первогодка, выполняющая домашнее задание, смотрит на меня так, словно я рехнулась. Она собирает свои книги в охапку и отсаживается в самый дальний от меня угол, чтобы без помех в виде моих всхлипов доделать уроки. Мальчишка-пятикурсник притворяется, что не смотрит на меня, он даже поднял повыше газету, но вот я отчетливо вижу его глаза над нею. Несмотря на то, что прошло уже пять месяцев с тех пор, как все узнали о моей беременности, они все еще не могут прямо на меня смотреть. Решив, что больше не выдержу их взглядов, я поднимаюсь наверх с острым желанием завалиться спать.

Лаура сидит на кровати и красит ногти, она приветливо кивает мне.

— Что случилось? — спрашивает она, не отрывая глаз от ногтей.

— Почему люди продолжают глазеть на меня? — скулю я. — Нет, я понимаю, почему они это делают, но я была уверена, что за столько времени они должны были уже угомониться! Я ведь не первая студентка, которая забеременела в стенах Хогвартса.

— Да, но ты дочь знаменитых родителей и ты залетела, — пожимает она плечами и принимается за ногти на ногах. — Люди любят сплетни. И нравится тебе это или нет, но ты гораздо более интересный источник сплетен, чем любовный треугольник между Альбусом Поттером, Дженни Уинтерс и Робертом Хитчем.

Неужели мой скандал с беременностью и правда интереснее, чем «треугольник»?

— Все тихони такие, а? И даже Дженни Уинтерс, которая только прикидывается невинной овечкой. Кто бы мог подумать, что она окажется такой же шлюхой, как и остальные рейвенкловки?

Лаура, возможно, и не такая дура, как мне казалось раньше, но должна признать, она — та еще стерва.

— Дженни не шлюха, — говорю я ей, — тебе должно было бы быть интересно узнать ее получше, думаю, ты бы ей понравилась.

Вранье. Дженни — полная противоположность Лауре. Думаю, если Лаура проведет больше десяти минут в ее обществе, то, вероятно, она ее убьет. Мне нравится Дженни, она хорошая девушка, а вот Лаура — не очень. Лаура гордится тем, что она стерва. И даже сейчас, она смотрит на меня, приподняв брови, словно подчеркивая разницу между ней и Дженни.

— Ладно, ты ненавидишь ее, — признаю я. — Но она не шлюха.

— Верно, — отвечает Лаура. — Я — тоже.

Она хитро улыбается мне, а затем направляется в ванную, чтобы стереть излишки лака с ногтей. А затем я внезапно понимаю, что давно уже не плачу, и даже затрудняюсь ответить, что же меня так расстроило.

***

Утром в пятницу, во время сдвоенных зелий, третьекурсник Хаффлпаффа входит в класс и говорит учителю, что профессор Флитвик ждет меня в своем кабинете. Интересно, что, черт возьми, я могла сделать на этот раз, во что такое вляпаться, что меня снова вызывают к директору. Иногда я думаю о том, что мне можно просто открыть там магазинчик, учитывая то количество времени, что я провожу в этом проклятом месте. Хаффлпаффец говорит мне, что пароль «домовой эльф», а затем оставляет меня наедине с моей судьбой.

Я стучусь в дверь кабинета. Возможно, там мой любимый несостоявшийся тесть с целой кучей коварных предложений дожидается моего прихода, чтобы окончательно рассорить нас со Скорпиусом, но это не он… вместо него меня встречает высокая женщина с темными волосами и темными же глазами, которую, я просто уверена, уже где-то видела, просто не могу вспомнить, где. Она выглядит несколько суровой, но когда она улыбается мне, в ее улыбке определенно кроется тепло.

— Роза, — улыбается женщина, — рада тебя видеть. Ты хорошо выглядишь.

Терпеть не могу, когда мне говорят, что я хорошо выгляжу, потому что это всегда подразумевает следующее «Ты хорошо выглядишь… учитывая обстоятельства».

— Я Астория Малфой.

Ну конечно же, это она. Меня явно кто-то проклял. Почему она не привела с собой еще и Люциуса с Нарциссой, а, возможно, стоило еще захватить великую бабушку и двоюродного кузена Малфоя?

— Нам, к сожалению, не удалось нормально поговорить в прошлый раз, — продолжает она. Да, потому что ваш сын уложил вашего же мужа на лопатки. — Мне просто интересно, как ты?

— У меня все отлично, — пожимаю я плечами. Я не знаю, что еще ей сказать. Она кажется хорошей женщиной, но, как оказалось, я не так уж хорошо разбираюсь в людях. В свое время я думала, что и Роберт Хитч — хороший парень, прежде чем он едва не убил моего кузена.

— Пожалуйста, присаживайся, — Астория кивает на стул, и я с облегчением усаживаюсь. Она садится напротив меня и улыбается. — Я знаю, что мой муж приходил к тебе пару недель назад. Не совсем понимаю, что происходит, но Скорпиус с тех пор с ним не разговаривает.

Я ничего не отвечаю. Я не хочу сдавать Драко Малфоя его жене, особенно, если он и правда, сожалеет о тех своих словах, но и защищать мне его не хочется. Честно говоря, я просто хочу отсюда уйти.

— А еще, — продолжает Астория, — я знаю, что Скорпиус принял деньги, которые мы ему предложили.

— Он что? — едва не срываюсь я на крик.

— Разве он тебе не сказал? — нервно спрашивает она.

— Нет, он мне не сказал, — сердито бормочу я.

— Пожалуйста, не волнуйся по этому поводу, — говорит Астория, — мы только хотели вам помочь, взять на себя ответственность. Мы не помогали тебе во время беременности и… ну, я хотела бы тебе помочь. Мы все ошибаемся, Роза.

Я едва слышу, что она говорит. А перед моими глазами так и маячит голова Скорпиуса на блюде. Как он мог так поступить? Он знает, что сделал его отец! Если бы я не была беременной, то я бы сейчас вылетела из кабинета и так сильно зарядила бы ему по заднице, что яички выскочили бы у него из ушей!