— Твои родители сделали уже достаточно, — оборвал он меня. — Мистер и миссис Поттер дали тебе денег, ребенок будет жить с твоими родителями… я хочу, чтобы от моей семьи тоже была польза.
— Твоя семья… — усмехнулась я. — Я уже достаточно натерпелась от твоей чертовой семьи!
Он мрачно взглянул на меня. Я никогда не видела, чтобы он был таким сердитым на протяжении всего того времени, что мы знаем друг друга.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он предупреждающе.
— Это значит…
— Почему тебе легче попросить деньги у своих родителей, чем у моих? Почему твоя семья лучше моей, а? — выплевывает он.
— Моя семья не была среди Пожирателей смерти! — огрызаюсь я и тут же жалею о вырвавшихся словах. Знаю, мне не стоило приводить этот аргумент. Копание в прошлом, а особенно в прошлом наших семей, — это ужасная затея.
— Вот значит как, — тихо произносит он, — ты думаешь, что лучше меня. Думаешь, что твоя семья лучше моей.
Он смотрит на меня с таким отвращением, что мне внезапно становится плохо.
— Твой дорогой папочка готов был заплатить мне, лишь бы я согласилась на аборт, ты об этом знал?
Скорпиус пристально на меня смотрит. Его лицо совершенно неподвижно, словно он даже не задумывается над моими словами.
— Ты врешь, — утвердительно произносит он через несколько минут.
— Что? — вскрикиваю я. — Ты думаешь, что я вру? Зачем мне, черт возьми, врать тебе об этом?
— Потому что ты скажешь что угодно из ненависти к моей семье! — кричит он, вышагивая по своей спальне. Мы отправились в мужскую спальню сразу же, чтобы обсудить этот вопрос, и я все еще слышу, как беснуются слизеринцы, отмечая свою сокрушительную победу. — Ты была воспитана в духе, что моя семья — зло, а мой отец — ни на что не годный слизняк…
— Твой отец — слизняк, — отзываюсь я. — И это факт.
— А твой отец тогда кто? Святой? Святой друг Поттера, Рон Уизли?
— Мой отец не подарок, но он гораздо честнее, чем твой! И я никогда бы не подумала, что у тебя какие-то счеты к моей семье!
— Ну, я тоже никогда не думал, что у тебя с этим какие-то проблемы, — говорит Скорпиус.
Мы на мгновение смотрим друг другу в глаза и впервые не знаем, что сказать.
— Полагаю, что твой отец-слизняк прав в одном, — шепчу я минуту спустя, — Малфои и Уизли никогда не будут друзьями.
Он впивается в меня взглядом.
— Абсолютно верно.
— Знаешь, что, — я поднимаюсь с кровати, на которой просидела все это время, — забудь о деньгах. Передай своему отцу, пусть он засунет эти деньги себе в задницу. И ты тоже можешь последовать примеру своего отца. Я и сама со всем справлюсь.
— Не тупи, — огрызается Скорпиус, — ты не сможешь все сделать в одиночку.
— Я бы предпочла сделать все так, чем вырастить моего ребенка Малфоем. Я бы не хотела, чтобы он или она стали такими же недалекими и злыми, как и многие поколения Малфоев до них.
— Ага, пусть уж лучше будет бедным и толстым, как Уизли, — парирует он. И я его бью так сильно, что боль простреливает мне руку.
— Ты просто копия своего отца, — справившись с внезапно возникшим в горле комом, говорю я. — И полагаю, я просто была идиоткой, если хоть на мгновение поверила, что ты совсем другой.
Челюсть Дом в шоке неприлично отвисает.
— Он что, правда это сказал? — вздыхает она.
— Он слизняк, — я вытаскиваю из рук Дом медведя и отрываю ему голову. — Он — чертов слизняк, как и любой из Малфоев во все времена. Надеюсь, его хозяйство отсохнет, и он больше никогда не сможет заделать ребенка ни одной бедняжке.
— Роза, Драко Малфой действительно пытался дать тебе денег за аборт?
И я рассказываю ей все без утайки. Я должна была ей рассказать об этом сразу же, как все случилось, но тогда она еще встречалась со Скорпиусом, и мне было гораздо сложнее поговорить с ней на эту тему. Она слушает меня все те пять минут, пока я выливаю ей на голову подробности, и, когда я заканчиваю, Дом молча соглашается со мной, что все Малфои — слизняки.
— Я просто хочу верить, что этот ребенок будет девочкой, — произношу я. — Генетические сбои, похоже, гораздо более заметно проявляются у мужчин.
Стук в дверь мешает мне уничтожить все, что напоминает о Скорпиусе Малфое, и Дом встает, чтобы открыть дверь. На пороге мнется девчонка-первокурсница, которая, видимо, долго набиралась храбрости, чтобы постучать в дверь шестикурсниц.
— Профессор Флитвик хочет видеть Розу Уизли, — робко произносит она, а затем поворачивается и стремительно сбегает вниз.
— Чего ему от меня надо? — стону я. — Ненавижу людей!
— Давай, я пойду с тобой, — говорит Дом, помогая мне подняться с пола. Я бурчу под нос всю дорогу до кабинета директора, размышляя, можно ли уехать из страны и вырастить моего ребенка настоящим Уизли. А если он или она спросит, кто же отец, я скажу им, что просто обратилась в банк спермы.
Когда мы добираемся до кабинета Флитвика, Дом обнимает меня и говорит, что дождется снаружи. Я стучу, но не дожидаюсь ответа, и захожу внутрь. И там, прямо напротив Флитвика, сидит Он, собственной персоной. Антихрист. Отец. Драко Малфой.
Извините, если меня сейчас стошнит.
— Мисс Уизли, к вам посетитель, — говорит Флитвик.
— Волдеморт? — спрашиваю я, и мистер Малфой оборачивается ко мне лицом. — О, извините меня, мистер Малфой, я вас не узнала.
— Сын говорил мне, что у вас есть чувство юмора, — произносит мистер Малфой, но выглядит он так, словно ничего смешного в моих словах не увидел.
— Ваш сын — слизняк, — говорю я ему. — Вы должны быть невероятно горды, что он продолжает семейные традиции.
— Я оставлю вас наедине, — произносит Флитвик, явно не желая ругать свою сердитую, да к тому же беременную студентку, и покидает кабинет. Снова.
— Я так понял, вам нужны деньги, — начинает мистер Малфой.
— И сколько людей я должна убить за это? — быстро спрашиваю я. — Если вы составите список, думаю, я управлюсь до понедельника. Скажем, галлеон за взрослого? Два — за ребенка?
— Я здесь, чтобы извиниться перед вами, — говорит он, пусть и недостаточно искренне. Но для него это определенно очень важный шаг. Даже не знала, что в лексиконе Малфоя-старшего есть такое слово, как «извиниться». — Я запаниковал, как и любой другой нормальный родитель, когда узнал обо всем.
— Мистер Малфой, мне кажется, у вас какое-то извращенное понимание о «нормальных людях».
— Я хочу сказать, — продолжает он сквозь сцепленные зубы, — прошу прощения за то, что сказал вам тогда. И я хотел бы предложить вам немного денег, как жест доброй воли.
Дверь кабинета открывается, и Скорпиус заходит в кабинет, выглядя особенно недовольным. Мне приходится приложить все силы, чтобы не схватить пресс-папье со стола Флитвика и не запустить ему в голову.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Скорпиус у отца.
— Ты сказал, что тебе нужна помощь, — отвечает мистер Малфой, — и ты также знаешь, сын, что я всегда буду на твоей стороне, даже если не стану этого открыто демонстрировать.
Скорпиус неловко кивает, а мистер Малфой выглядит еще более неловко.
— Что ж, понимаю, это весьма душещипательный момент и тут полагается пустить слезу, — категорично произношу я, — но я совершенно не понимаю, каким образом это все касается меня. Я не хочу больше иметь ничего общего с вашей семьей.
— Знаешь, я тоже не хочу больше иметь ничего общего с тобой, — отзывается Скорпиус, — но этот ребенок и мой тоже, поэтому мы в патовой ситуации.
— Перестань притворяться, что тебе действительно это важно.
— Это мой ребенок, и, конечно же, мне не все равно!
— Тебя вообще ничего не волнует, кроме твоих тупых волос!
— Самый нелепый аргумент!
— Довольно! — кричит мистер Малфой и становится между нами.
— Меня тошнит от вас, — говорю я. — Мистер Малфой, расскажите своему сыночку о вашем маленьком плане. Давайте же, расскажите ему. Тогда я смогу с уверенностью заявить ему, что его отец — чистейшее зло!