Во вторник будильник Джиён похож на убийцу, который настигает совершенно неожиданно ранним утром. Она приоткрыла один глаз, чувствуя пульсирующую головную боль. Взглянув на дисплей, Джиён к своему разочарованию поняла, что нет даже лишней минуты, чтобы поваляться на кровати. Из неё вырывается мучительный стон при первой же попытке встать. И к тому же горло дерёт от боли, и сглотнуть даже не получается. Снова, как по традиции, заболела во время жары и проваляется дома несколько дней, пока хотя бы не начнёт говорить без дискомфорта в глотке.

Вечером, чтобы хотя бы немного справиться со скукой, она разговаривает с Лиён на кухне по видеосвязи, и затем, с какого то хрена начинает готовить салат, который даже не станет есть. Достаёт нужные овощи для салата и принимается за готовку. Разделяет первый огурец на длинные кусочки, нарезает каждый из них на маленькие кубики и кидает в глубокую миску. Взяв следующий огурец, Джиён продолжает манипулировать ножом, но поздно понимает, что делает это практически бессознательно, ведь в пальце совершенно неожиданно появляется острая боль, которая заставляет издать удивлённый вдох. По Джиён даже и не скажешь, что она терпеть не может кровь, и что когда она её видит, ей плохо становится и вырвать хочется. Отпустив нож, она шикнула и в глаза тут же бросилась бегущая из раны струйка крови, которая разбилась об доску, пачкая её вместе с ножом.

— Господи, — раздраженно выдыхает она и рычит от нахлынувшей злости, тут же жалея об этом, ведь горло саднит пуще прежнего, даже несмотря на принятые за день лекарства и апельсинные таблетки от боли в горле. Но в голове, кажется, перестаёт топать стадо слонов, и от этого становится чуточку легче.

Звонок двери затрещал, раздражительно действуя на барабанные перепонки. Без каких-либо мыслей Джиён взяла пару бумажных полотенец и обмотала кровоточащий палец. Видимо рана была глубокой, раз бумага тут же окрасилась в тёмно красный и становилась всё чернее с каждым шагом до входной двери. С не меньшей злостью она открывает дверь и, кажется, ей становится плохо. Живот скручивает и такое ощущение, будто она сейчас потеряет все силы и свалится на пол. Тэхён. Стоит совершенно расслабленно, выглядывая из-под падающей на глаза челки, с объемным пакетом в руках.

Он приоткрывает рот, намереваясь что-то сказать, но она с силой захлопывает входную дверь и возвращается на кухню, судорожно наполняя воздухом лёгкие, которые перестали функционировать тогда, когда её глаза вперились в лицо человека, которого сейчас предпочла бы не видеть. Она слышит звук открывающейся двери и шелест пакета. Его наглость и самоуверенность ни к месту, потому что не хочется разговаривать с ним, не хочется слышать его низкий голос, который проникает в сознание, ласкает каждые уголки и в итоге заставляет вести себя глупо. И она даже не накрашена, не одета в одежду, которую он ненавидит, и вообще выглядит намного болезненнее и бледнее.

— Обычно, когда люди стучат в дверь, им предлагают зайти, — голос Тэхёна звучит совсем рядом, и она поворачивается, бросая на него неприветливый взгляд. Холодная вода смешивается с красной кровью на дне раковины, заставляя Джиён зажмуриться от возникшего мутева в животе.

— Да, если захотят, — хриплым голосом говорит Джиён.

— Да, я прощаю тебя за то, что у меня теперь приплюснутый нос, неформалка, — хмыкает Тэхён и разглядывает её, ещё раз убеждаясь, что без этой чёрной одежды она нравится ему в тысячи раз больше, — Что с рукой?

— Тебе то что?

— Действительно, Джиён, — он рассматривает запачканную кровью деревянную доску, и Джиён краем глаза видит, как он опускает пакет на стул. Успевает рассмотреть только торчащую из него пластиковую упаковку, — Я не собираюсь бегать за тобой и узнавать причины твоих сегодняшних заёбов, — он кладёт руку на запястье и дергает её на себя, от чего ей приходится повернуть голову в его сторону и столкнуться с возмущёнными глазами, — Но дай посмотреть руку.

— Ещё раз. Тебе то что?

— Считай это признаком вежливости, если тебе так легче, — его бровь дергается вверх.

— Мне будет легче, если ты скажешь зачем пришёл.

— Мама попросила принести это вам, — он показывает большим пальцем за спину, — Дай я помогу.

— Не надо, — она отказывается, потому что ей уже плохо не только из-за болезни и текущей из пальца крови, но и от Тэхёна, который прижимается животом к её тазу и всё ещё мягко держит за запястье. А она даже не пытается вырваться.

— Боже, Джиён, засунь в задницу свою гордость и дай мне помочь, — разозлившись, Тэхён закрывает кран и берет теперь другую руку, вглядываясь в порез и в возникающую красную струйку. Джиён отворачивается, не имея даже малейшего желания смотреть на это, и в какой то степени, она была благодарна жизни, что он зашёл именно сейчас, — С каких пор ты в повары заделалась?

— Мне нечего было делать, — честно отвечает Джиён и плетётся вслед за ним, пока он ведёт её к кухонному стулу. Она садится, сжимая в руке бумажное полотенце, и наблюдает, как он тянется к верхней полке за аптечкой и затем кладёт её на стол, разыскивая там бинт. Тэхён мельком смотрит, как Джиён морщится, облокотившись локтем о спинку стула, и еле заметно улыбается. Слишком беззащитная для неформалки.

— Ты бледно выглядишь.

— Я заболела, — Тэхён слабо смеётся и качает головой.

— Ты не изменяешь себе.

Достав бинт, Тэхён присаживается напротив и аккуратно берет её руку. Убирает полотенце и начинает перевязывать рану полоской ткани под наблюдательным взглядом Джиён.

— Вообще мне не нужна твоя помощь, — из-за желания выплеснуть весь свой негатив она пытается задеть его. Потому что чувствует себя так, словно без него не справилась бы и свалилась в обморок. А ей не хочется зависеть от Тэхёна. Не хочется обжечься.

А Тэхену только весело становится, что она даже признать не может, что на самом деле пиздец, как нуждается в его помощи. Он ведь знает, насколько она ненавидит кровь. И как часто она теряла сознание на уроках биологии, когда ей приходилось смотреть противные презентации. И что один раз Тэхёну на ободранную коленку траву прикладывала, борясь с желанием сбежать от вида одной красной капли. Он вспоминает её в детстве и на несколько секунд задерживает взгляд на её уставшем, бледном лице. И не видит никакой разницы.

— Поэтому позволяешь мне это сделать? — наконец стебется Тэхён и наконец завязывает последний узел. Он делает вид, что всё ещё возится с бинтом, чтобы продлить возможность касаться её на несколько секунд дольше. Её тонкие пальцы всё-таки рискуют стать его фетишем.

Джиён наблюдает за движениями его руки и нехотя чувствует вину за то, что не сумела перебороть свою злость и усталость и хотя бы как можно более вежливо пригласить его войти. Да, ей, черт возьми, было стыдно. Так, что казалось, будто кожа на лице вместо белой превратилась в красную.

— Прости… — Джиён начинает реплику, но её голос звучит настолько хрипло, что аж неловко становится. Откашливается и снова продолжает, — Прости, что приплюснула твой нос дверкой, — наконец выговаривает Джиён и смотрит на его мохнатые ресницы, а потом в глаза, когда он поднимает голову и удивлённо дёргает бровью. Его губы сексуально приоткрываются, и Джиён хочет коснуться их подушечками пальцев, чтобы иметь хотя бы какое то представление об их мягкости. Она ведь не имеет возможности исследовать их по-другому, как это делают другие девушки.

— Ничего, — коротко бросает он и отпускает её руку, — Горло болит?

Его голос звучит настолько серьезно, что Джиён на секунду допускает мысль о его искреннем беспокойстве.

— Да, — она снова вынуждена откашляться, чтобы убрать сильную хрипотцу в голосе, — Если честно, то очень.

— То есть, сегодня заниматься мы не будем? — Тэхён встаёт со стула и отходит в сторону, смотря на неё сверху вниз.

— Вот уж вопрос.

— И чем мне заняться целых полтора часа?

— Ты так спрашиваешь, будто это моя проблема.

— Да, именно. Целых полтора часа мне нечем заняться, — Тэхён говорит загадками, но на самом деле он медленно ведёт к тому, что никуда он от неё не уйдёт. Слишком уж ему не хватало этого недовольного лица.