Он берет кисть моей руки и тянет к своей груди. Кладёт ее там, где хаотично бьется сердце. Бьется так, будто оно сейчас выпрыгнет и поместится на моей ладони, всецело отдавая мне себя, как своему владельцу. Я слегка улыбаюсь, словно только что открыла для себя неведомую никому тайну. Его рука отпускают мою, но я все ещё держу ладонь на его груди, не желая разрывать связь с бьющимся в ней сердцем.

— Люблю тебя, Ким Лиён. Люблю, насколько только могу любить этим глупым сердцем. Если бы не любил, не испугался бы, что не смогу дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Я повёл себя, как последний мудак только из-за этой чертовой любви, и я виню себя за то, что сделал.

Я ошеломлённо приоткрываю рот, и не сумев вынести пристальный взгляд, отвела глаза. Смысл его слов прокатился дрожью по позвоночнику, доходя аж до кончиков пальцев. Это словесное признание. Которое не было свойственно никому из нас, даже когда буквально сгорали в душераздирающих чувствах, даже когда был более уместный момент проговорить это вслух. Мне и сейчас тяжело заставить себя признаться в любви, хотя знаю, что если произнесу это, то скажу чистейшую правду. Я не представляю, как выразить свои чувства, что сказать ему, чтобы он понял, почему я опять имею возможность думать и ощущать себя живым человеком, а не статуей, какой была до его прихода. Даже сама атмосфера вдохнула себя жизнь, перестала быть кладбищем моих мечт, которые разрушились в один момент.

— Лиен, — он зовёт меня, и я со страхом сталкиваюсь с серьёзным взглядом, граничащим с недовольством. Прекрасно понимаю, что он хочет услышать эти слова в ответ, хоть и знает, что люблю его не меньше, чем он меня. И знает давно.

— Я тоже люблю тебя, — будто делясь чем-то сокровенным, шепчу я, чуть прикрывая глаза и опуская их вниз, чувствуя, как у меня всё тело словно вибрирует и сходит с ума от того, какие эмоции его переполняют. Я уступила ему, произнеся эти слова, хотя не была к этому готова. Я безнадежно привыкла к его присутствию, и я готова сделать и сказать всё, что угодно, лишь бы он остался.

Чонгук ничего не предпринимает до тех пор, пока я не поднимаю свой взгляд, боязливо смотря на него из-под ресниц. И тогда он положил ладонь на мою щеку и поцеловал, полностью отдаваясь тем ощущениям, которые мы испытывали от нежности всех наших движений. Он ластился, точно провинившийся кот, и эта ласка так отличала этот поцелуй от всех остальных, что наконец у меня на душе появляется желанное спокойствие. Мне хочется думать, что с этого момента мы можем быть самими собой, не задумываясь над тем, как нам нужно поступить, чтобы угодить кому-либо, кроме нас самих. Если кто-то считал, что может указывать, как надо жить, то это, черт возьми, неправильно. А еще более неправильно — следовать ненужным указаниям.

Я наконец приобретаю нужную силу, словно в моем теле только что расцвели цветы, которые питают каждую клетку жизненной энергией и стремлением радоваться жизни, полной американских горок. Наподобие той, которую я пережила день назад, и наподобие тысячи тех, которые ещё успею пережить. Главное, чтобы Чонгук переживал это вместе со мной.

— Каждую грёбаную секунду думаю о тебе, — шепчет он, на мгновение отрываясь от меня, — Ты думала обо мне?

Я молчу, переводя дыхание, но его сильные пальцы следуют вниз по талии и затем больно сжимают мои ягодицы.

— Думала.

Когда я уверенно касаюсь его шеи пальцами и углубляю поцелуй, я слышу в этой оглушающей тишине сбитый выдох Чонгука, после которого его руки нетерпеливо прижимают меня ближе к себе, а тело ещё сильнее придавливает к стеллажу, который уже больно впивался в лопатки.

Я снова заставила себя забыть, какого это — полностью отдать себя другому человеку. Мои почти маниакальные желания прочно поселиться в его сердце и мыслях, понять все его чувства до конца, словно на самом деле они принадлежат мне — это было сильнее всего остального.

— У меня есть вопрос, — сбивчиво произношу я, когда разрываю поцелуй всего на секунду, чтобы снова ухватить губами его нижнюю губу, продолжая целовать его так же остервенело.

— Спрашивай, — бегло произносит он в перерыве между поцелуями, на секунду приоткрывая глаза. Мучительно медленно следует руками по моим бёдрам, затем забираясь правой ладонью под подол короткого платья.

Я снова отрываюсь, теперь уже впиваясь глазами в его расслабленное лицо, еле сдерживая очередной порыв нежности.

— Теперь мне всю жизнь нужно быть начеку, чтобы ты вдруг не послушал чьего-либо отца? — с долей шутки в голосе спрашиваю я, но затем вдруг чувствую себя неловко за непроизвольно вырвавшиеся слова. Всю жизнь. Сама даже до конца не осознавала, что не вижу всей этой жизни по отдельности с ним. Но как же глупо было говорить это.

Чонгук засмеялся своим гортанным смехом совсем рядом с моим ухом, и снова мурашки атаковали мою спину, заставляя меня чуть дёрнуться где-то в районе поясницы и сильнее к его телу прижаться. Его пальцы цепляются за краешек нижнего белья, поглаживают выпирающую тазовую кость, и мое дыхание окончательно сбивается, словно я правильно дышать разучилась раз и навсегда.

— Никогда, — уверенно говорит он и тянется пальцами к моей щеке, вырисовывая на ней большим пальцем воображаемую линию. Я склоняю голову набок, проводя ладонями по шее и следом спускаясь к крепкой груди. Она слишком твёрдая для того, чтобы быть настоящей. Ведь догадки про защитный жилет давно уже изжили себя. Теперь я даже не знаю, как оправдать то, что Чонгук слишком идеален для обычного человека, — Я не справлюсь, если снова потеряю тебя, — мое сердце пропускает удар, и я растерянно прикусываю нижнюю губу, наблюдая как на его лице появляется улыбка. Слабая, но совершенно искренняя. В порыве испытываемых эмоций я обнимаю его за шею, проведя носом по линии челюсти. Чонгук обхватывает одной рукой мою талию, пока другая все ещё не может оторваться от изнывающего от жара бедра.

— Никогда больше не думай, что ты мешаешь мне. Даже если я задумаю достигнуть чего-то, без тебя я сделаю это намного медленнее, чем могу сделать, когда ты рядом.

— Знаю.

Чуть остранившись, он снова поцеловал меня. Прикосновение его языка было влажным и тёплым, и у меня сразу же возникает приятная боль внизу живота и подсказывает мне ещё сильнее прижаться, проникнуть языком в рот и крепче сжать пальцами эту до невозможности красивую рубашку. Зубы прикусывают и оттягивают мою нижнюю губу, забирая вместе с собой напряженный выдох через нос, который сигнализирует о моем частичном поражении. Оно частичное только лишь потому, что у меня все ещё была причина, по которой я должна была сдержаться.

— Но я все ещё не простила тебя, Чон Чонгук, — дразню его я, когда отрываюсь от покрасневших от поцелуев губ, и мягко отталкиваю от себя, а он и не сопротивляется моим неожиданным действиям. Его тёплые ладони соскальзывают с моей щеки и бедра, которым тут же стало одиноко и некомфортно, словно они никогда не существовали без тепла, исходящих от мужских рук. Он удивленно косится на меня и натягивает на лицо загадочную полуулыбку, пряча руки в карманах брюк. Мне просто безумно хотелось, чтобы эти руки оказались на каком нибудь участке моего тела и обратили прежнюю нежность в то, что превратило бы меня в пепел после его обжигающих касаний. Но я все ещё не получила то, о чем мечтала слишком долгое время.

— Как же мне заслужить твоё прощение?

— Сходи со мной на выпускной, — твёрдо говорю я с такой же хитрой улыбкой на лице, превращая свою просьбу в своеобразный приказ, который Чонгук не имел права ослушаться. Он шутливо поднимает брови и изображает глубокий мыслительный процесс, словно он действительно мог отказать мне. Затем смотрит в сторону фотофона, думая несколько секунд, прежде чем взять его в руки.

Он прижимает его к боку локтевым сгибом и тут же протягивает мне свою раскрытую ладонь, ожидая моих действий. Я вкладываю свою руку в его и переплетаю наши пальцы, прежде чем снова столкнуться с выразительными глазами. Чувствую, как от этого невинного жеста у меня все остатки внутренней обиды испаряются, и всё с ног на голову переворачивается внизу живота, а когда он тянет меня на себя, чтобы оставить мокрый поцелуй на губах, это сводит меня с ума, и я боюсь, что не выдержу, если останусь здесь ещё на лишнюю минуту. Не знаю, нормально ли это — ощущать всё так остро, но ни за что бы не согласилась променять это на что-то другое.