— Я понятия не имею, как организовать нам мирные переговоры, чтобы кого-то в кустах не зарезали. Провианта почти нет, мы спим по три-четыре часа уже которые сутки; врачи на исходе из-за вышеперечисленного, а убивать хочется просто из-за злости. Победа за нами — едем домой, нас кормят, мы спим. Самым удачливым — медаль за храбрость и оплаченный психотерапевт. Ещё этот пропагандист суету навёл… хорошо хоть собаки Инузука им не отравились.

Нара смерил серьёзным взглядом двух саннинов:

— В общем, переговоры под вашу ответственность.

— Под его ответственность, — пихнула локтем Цунаде старого друга.

— Целиком и полностью под мою, — согласился Орочимару, предвкушающее ухмыляясь. В конце концов, у него было «игривое настроение».

6.

Если бы кого-нибудь из свидетелей расспросили, как начались самые странные переговоры, занесённые в анналы истории, то это было так.

Следующим утром — а именно между завтраком и обедом, еды для которых особо не нашлось ни у Конохи, ни у Кумо — Орочимару оседлал свою змею размером с пятиэтажный дом и приехал на линию фронта. Его появление опять сопровождалось землетрясением в четыре балла, потому что («ты совсем охренел без меня туда идти?!») Сенджу Цунаде могла и не отличаться патриотичностью, но зато продолжала оставаться очень лояльной к «своим мудакам».

Затем Орочимару начал кричать.

Если учесть его сиплый голос, (сексуально естественно-прокуренный, как шутил Джирайя), то казалось, что болото приняло человеческий облик и приползло голодным сконфуженным стервятником требовать «где еда».

Орочимару кричал очень убедительно.

Цунаде в какой-то момент свернула ему из свитка что-то вроде рупора.

Он кричал, что только настоящие мужчины готовы к конструктивному диалогу, потому что способны думать не только яйцами, но и головой; и что настоящие мужчины игнорируют сжимающееся от страха очко, потому что таков путь воина, будь то ниндзя или самурай.

По ту сторону фронта начали подозрительно шевелиться кусты, явно обсуждая философский вопрос «тварь я дрожащая, или право имею», и Орочимару это счёл за некоторый успех.

Тогда он продолжил кричать. Саннин заявил, что все они в пизде — вне зависимости от принадлежности к Деревне — и что ни у тех, ни у других не получится отвоевать больше территорий без аннексии Страны Мороза и Источников; и что, в таком случае, нахуя они сидят в этом чёртовом холоде рядом с болотом, голодные и злые, если их всех хотят наебать господа-феодалы, которые опять не поделили какую-нибудь четвёртую жену?

Полностью завладев вниманием кустов, Орочимару продолжил, что все они сейчас, включая его самого — заложники феодальной системы, потому что так выгодно элитарным сливкам за шахматной доской, и потому что будь у ниндзя право развивать сельское хозяйство и науку, то крах империализма обеспечен, каждый сможет стать богатым при труде и знании, и что войны перейдут в подполье и экономические тяжбы, но зато при этом перестанет гибнуть так много детей.

Он воззвал, несмотря на голод, страх, недосып и ненависть, подумать над этим головой, а не мышцами ануса, потому что таков путь настоящего мужчины, и встретиться следующими днём с уважением, чтобы обсудить дипломатические и возможные экономические отношения не только Страны Огня и Страны Молнии, но также Конохи и Кумо; и закончил словами: «а кто не придёт, то пошёл он нахуй».

И поскольку Орочимару, в силу своей начитанности, знал, что у враждебной державы пацанская культура очень сильна, а женщины шутки про члены воспринимают как на себя, он был уверен, что переговоры состоятся.

И они состоялись.

7.

Две недели спустя Орочимару стоял перед столом своего учителя. Сарутоби Хирузен смотрел на своего ученика строго, устало и, самую малость, ошалело. Международные отношения Молнии и Огня изменились до неузнаваемости, потому что был подписан самый адекватный мировой договор в истории; парламентёрство Орочимару и Цунаде, (которая, на самом деле, почти мимо проходила), сопровождалось алкогольными соревнованиями, (проставлялась Коноха), и курением какого-то подозрительного табака, (поделилась Кумо «за новую дружбу»). В конце как-то сама собой произошла оргия, на которую приехали музыкальные группы, а также оба даймё с кабинетами министров, потому что никто не додумался пригласить их на вечеринку.

Шикаку Нара, разделивший подозрительно пахнувшую трубку мира с Третьим Райкаге, обыграл каждого и его собаку в шоги, Цунаде с достоинством перепила две армии и поимела будущего Четвертого Каге Облака и джинучуурики Восьмихвостого, вызвав уважение и аплодисменты, собственно, у каждого, а Орочимару под шумок дёрнул связями, вызвал на фронт предмет своего сумасшествия и благополучно женился. Тем временем, Данзо сел в депрессию, а остальные старейшины — на валерьянку.

Это были очень сюрреалистичные две недели.

— Ты понимаешь, что мне после всего этого придётся сделать тебя Хокаге? — устало потёр виски Хирузен. — И на тебя обрушится бюрократия, а также Кири и Ива, потому что они в шоке от твоего «хода конём»?

— Понимаю, — спокойно улыбнулся Орочимару во все щёки. Они наконец-то находились в положительном коэффициенте.

— И что ты скажешь в своё оправдание?

Саннин ненадолго задумался.

— Как говорит моя жена, — протянул он. Выдержал паузу. — Муха села на варенье — вот и всё стихотворение.

Хирузен взвыл и спрятал лицо в руках.

+1. Омаке

— Как ты мог?! — сокрушался пьяный в дрова Джирайя, драматично покачиваясь из стороны в сторону. — Как ты мо-о-ог?

— Я ненарошшно, — заверил его такой же пьяный Орочимару.

Они сидели на полу в доме новоиспеченной жены саннина, обнимаясь с литровыми банками какой-то спиртовой прелести. А если точнее, допивая сладковатую настойку на сливах. С полок им помахивали перчатки, надетые на другие, такие же огромные банки, но более подозрительного вида.

То ли Орочимару перебрал, то ли перчатки действительно оказывали приветственные знаки внимания.

— Жениться, и даже холостяцкую вечеринку не закатить! — продолжил сокрушаться Джирайя с ощутимым отчаянием в голосе.

— Я закатил огри… орги… ве… вечеринку! — возмутился Орочимару. — Переговоры! Концерт!

— А как же я?! Твой лучший друг?!

— Ты мне, межупро, — он икнул. Язык предательски заплетался, — межупрочим, в письме ответил ждать тебя! Но, статистически, тебя не дождешься. Я подумал-

— Зря!

— И пошёл к Цунаде.

— Да она теперь! — Джирайя схватился за волосы. — Да я!..

— Ты книгу об этом напишешь, — утешил его Орочимару. — О красивой сильной женщине и о том, как она будущего Райкаге и джинчуурики…

— Но меня там не было!

— Мы в следующем году ещё раз отметим. Вместе с Кумо.

— Правда? — вдруг перестал сокрушаться Джирайя.

В этот тонкий стратегический момент возникла виновница всего произошедшего с двумя кастрюльками странных гёдза под загадочным белым соусом с облачком тёртого чёрного перца.

— Как вы тут, мальчики? — ласково улыбнулась. — А я вам вот… э-э, гёдза с картошечкой и жареным лучком принесла.

— Спасительница! — воскликнул Джирайя, принимая свою порцию и палочки. — Премного благодарствуем!

— Может, вам компот ещё принести?

— Орочимару, что такое компот?

— Сок из варёных кислых ягод, красный — с готовностью объяснил змеиный саннин. Добавил, — ни один враг народа при его создании не пострадал.

+2. Омаке

Цунаде аристократично кривила нос на свою тарелку.

— Чем вы меня кормите? — протянула по-снобски. — Что за… аморфная гелеобразная субстанция с неизвестными вкраплениями белкового происхождение?

— Желе из мяса, — прочавкал Джирайя, бодро уплетая свою порцию большой ложкой.

— О ками…

— Ты атеистка, Цунаде, — прокомментировал новоиспечённый Четвёртый.

— О ками, что не так с твоей женой, Орочимару.

+3. Омаке

Орочимару схватил ребенка за шкирку и тряханул, как котёнка. Хатаке Какаши вытаращился. Его учитель, Намиказе Минато, тоже. Кто-то из свидетелей на улице шепнул собеседнику, что дело добром не кончится.