Саннин как-то непонятно, но утвердительно кивнул.

— Ладно… а зовут её как?

— Самая чудесная женщина на свете, — провозгласил Орочимару.

Хокаге дал пару знаков АНБУ увести своего ученика дальше спать.

Толку от влюблённого, сытого и сонного учёного было ровно никакого.

3.

Орочимару проспал двое суток и проснулся подозрительно счастливый. Померил давление, проверил пульс и наличие ядов в организме. Всё было в норме. Возможно, это и было то самое «игривое настроение».

Орочимару впервые в жизни не понимал, что ему делать, потому что Цунаде давным-давно научила его и Джирайю, не скупясь на ругань и телесные повреждения, оказывать женщинам уважение. С другой стороны, учитель в своё время говорил, что некоторая инициатива вовсе даже не наказуема — и, в качестве примера, показывал кольцо на пальце. Джирайя принципиально слонялся по борделям, потому что мужчина должен знать своё естественное ремесло. Но жена учителя, каждый раз когда находила эротическую литературу своего мужа, подсыпала ему слабительное перед важными заседаниями. А потом сжигала найденную книгу у него под носом, пока тот сидел на унитазе и не мог подняться.

Соответственно, любая теоретическая ошибка могла лишить Орочимару возможности есть самую вкусную еду в его жизни, и это было недопустимо и возмутительно.

Он написал тезисное письмо Джирайе и такое же тезисное письмо Цунаде, распинаясь о влиянии гормонов на нервную систему, человеческое мировоззрение, физиологические потребности и прочее. Клялся, что ему нужна от женщины любовь на серотонине, а с дофамином он как-нибудь сам разберётся. Воззвал к старой дружбе и попросил вылезти из проституток (Джирайю) и дешёвого сакэ (Цунаде), чтобы не прошляпить первый и, возможно, последний в жизни шанс сорвать большой куш. Письма отправил змеями, чтобы ни одна сволочь не перехватила.

Джирайя написал: «Жди, через месяц буду».

Цунаде ответила: «Ищи меня в Источниках. Срочно».

Выбор был очевиден.

4.

— Твои волосы словно… — задумчиво таращился Орочимару в окно, — словно…

— Словно холодное пиво жарким июльским днём, — подсказала Цунаде, не без веселья наблюдая за своим сокомандником.

— Гениально. Значит, твои волосы словно холодное пиво жарким июльским днём… а глаза?

— Какой цвет?

— Голубой.

— Не синий? Именно голубой?

— Именно так.

Цунаде нахмурилась:

— Из съедобного и голубого есть только вода.

— И гомосексуалисты.

— Орочимару, — чуть не поперхнулась Цунаде, — во-первых: мы не практикуем каннибализм. Во-вторых: честно говоря, «твои глаза словно пидоры» — так себе комплимент.

Змеиный саннин на это возразил:

— Они могут быть, согласно женским отзывам к гей-порно, красивыми. Более того, основная часть гомосексуалистов является исключительно пассивной, или «сладенькой», как говорит Джирайя.

Цунаде попробовала обосновать свою точку зрения иначе:

— Ты сам представь, как тебе говорят «твои глаза словно две лесбиянки»!

— Мои глаза — жёлтые, — сухо парировал Орочимару. — Я бы просто поинтересовался, чем эти лесбиянки больны.

— А с геями бы проблем не возникло?!

— С ними и думать нечего. Скрытая метафора от учителя — синий, значит, пьяный.

— Твои глаза словно два пьяных гея звучит не лучше!

— Два пьяных красивых пассивных гея?

— Да если они пассивные, то какой в этом комплименте смысл?! — взвыла Цунаде, схватившись за голову.

Тем не менее, бутылку сакэ спустя, от Сенджу поступило предложение признаться в любви по-другому:

— Подари ей еду и успокойся, зачем мучиться?

— Ничто не сравнится с готовкой этой женщины.

— Тогда подари ей что-нибудь роскошное и сладкое.

Проблема заключалась в том, что самое вкусное «роскошное и сладкое», а именно самая лучшая кондитерская согласно исследованию журнала «Лучшая еда для лучшей жизни» находилась в Стране Молнии, глубоко-глубоко на территории, почти под самыми стенами Кумогакуре. Конечно, можно было бы сказать, что не стоит полагаться на журналы, но конкретно в этой конторе каждую статью сопровождали фотографии, словарь терминов и библиография — так что всё выглядело максимально научно, пусть дело касалось всего лишь еды.

— А знаешь что, — задумался Орочимару. Дела на фронте со Страной Молнии обстояли напряжно. — Весьма неплохая идея.

В конце концов, статистически у Змеиного саннина намного лучше получалось наводить ужас и «давать пизды», чем отвешивать комплименты.

Цунаде, судя по всему, тоже пришла к такому выводу, потому что резко побледнела.

— Орочи… д-давай только без глупостей…

Он на это улыбнулся. Цунаде аж вздрогнула.

— Согласно мнению общественности, я влюблён — значит, мне можно.

— Согласно мнению общественности, ты в край ебанулся!

— Тем более.

5.

Орочимару приехал к лагерю у фронта с Молнией верхом на змее размером с пятиэтажный дом. Его прибытие сопровождалось землетрясением в четыре балла, моросящим дождём и воплями, потому что Цунаде могла положить своей несуществующий хер на что угодно, но не на чокнутых сокомандников, которые додумались до какой-то ереси в её присутствии. Маленькая Шизуне, болтавшаяся у неё подмышкой, попеременно жалобно пищала, верещала или многозначительно молчала, преисполнившись абсурдностью бытия. Ни один каблук на ногах Сенджу во время марш-броска не сточился и не пострадал.

Голодный, немного побитый и знатно потрёпанный лагерь Конохи, разбитый в четырех километрах от фронта, не знал как на такое эпичное появление реагировать.

— Какими судьбами, господа саннины? — вышел их поприветствовать командующий Нара Шикаку. Выглядел он сонно, голодно и устало. Его щёки показывали отрицательный коэффициент.

— Да это всё он! — ткнула пальцем в своего старого друга запыхавшаяся Цунаде.

— Да, это всё я, — согласился Орочимару. Мелкие капли дождя на смоляных волосах и ресницах добавляли ему романтичности. — Как обстоят дела?

— Такое себе, — поморщился Шикаку. — Продовольствие уже пятый день опаздывает. Стоим на своём, они тоже. Пропагандист от даймё позавчера приезжал, пытался рассказывать сказки про Волю Огня, что назад пути нет, стоим насмерть, полыхаем яростью. По-моему, его собаки клана Инузука загрызли, а потом насекомые Абураме обглодали. Написали в столицу, что храбро погиб в болотах, преследуемый врагами в тылу.

— В этой местности всего одно болото, — сухо прокомментировал Орочимару.

— Да, — Шикаку неосторожно моргнул и сонно покачнулся.

— В следующий раз напишите, что съели медведи, — предложила Цунаде. — Это как-то правдоподобнее.

— Звучит не героически, — возразил Нара. — Могут дополнительный провиант не прислать.

— Медведи из Страны Молнии, разумеется.

— А, да. Разумеется. — Сонный взгляд Шикаку сфокусировался на Орочимару и приобрёл настороженную ясность. — Не то, что бы мы вам не рады, но всё-таки… зачем вы здесь?

— Я нам организую переговоры, — честно ответил Орочимару.

— Поступил приказ свыше?

— Не поступил, но… не всё ли равно? Нейтральной территории, за которую можно воевать, нет уже около пятнадцати лет. Провиант у вас отсутствует. Люди умирают. Ситуация отвратительная. Если война затянется, начнут посылать детей на фронт прямиком из Академии без экзаменов. К тому же, от мира экономических преимуществ намного больше, чем от войны; мы можем поставить Молнию на колени нашей агрокультурной мощью и умелой диетической пропагандой… можно как-то иначе решить этот конфликт, эволюционировать, а не сидеть в засаде с менталитетом мракобесия Смутного времени и в шахматы играть, — Орочимару покачал головой, — жестокое ребячество, да и только. Тем более, я мог бы уже давно быть здесь и сеять смерть — но меня держат в Конохе на цепи. В таком случае, логичный вопрос: кому из наших соотечественников выгодна эта война? Кто на ней набирает влияние и делает деньги?

Признаться честно, Орочимару пока не успел придумать аргументы в пользу мира, потому что в голове прочно засел образ кондитерской по фотографиям из журнала. Однако, судя по всему, его импровизация оказалась достаточно убедительной, потому что Шикаку глубоко вздохнул и устало потёр виски. Признался после затянувшейся паузы: