— Бабушка Мидори! — закричала она. — Бабушка Мидори, это я, дочь вашей дочери… дочь Мебуки!

Каменные дома ответили тишиной.

— Бабушка Мидори, где вы?! Подайте голос! Я — врач!

Ноги несли её по улицам. Глаза цеплялись за фамилии на старых ржавых почтовых ящиках: Ишикава, Аоки, Хамада, Мацуи, Фурукама, Игараши, Хонда, Яно, Хино, Куроно — не то, не то, не то.

Амано.

Ноги остановились.

— Нет, — прошептала Сакура.

Но всё было верно. Наиболее ухоженный забор… крашенный почтовый ящик, куда менее ржавый, чем остальные.

Колени согнулись, и она упала, словно подкошенное дерево.

Вцепилась пальцами почти по самые костяшки в мокрую чёрную землю, чтобы не начать рвать на себе волосы. Крик, долгий, протяжный, беззвучный. Подхватившее многоголосие. То ли ветер, то ли деревья.

«Дома здесь крепкие, они не согнут свои плечи, когда мой час придёт».

Тёплое кольцо рук. Шии что-то говорит, но она не может разобрать слов, потому что в ушах чей-то крик, — ужасный, душераздирающий, страшный, — и не может разглядеть его губ, что-то мешает. Он прижимает к себе, лицом в свою бело-серую униформу, и вой становится глуше, а с глаз пропадает пелена, скатываясь по щёкам.

Можно ли кричать молча? Из её горла не раздался вопль, но лес с ветром подхватили чужое горе и согласились с невосполнимой утратой.

Шии обнимал её, сидя там же, на голой земле, уткнувшись щекой в розовые волосы, и безмолвно качал, словно ребёнка. А перед ними стоял почерневший порог дома Амано Мидори, с которого была видна пустота успокоившегося пожара и провалившаяся внутрь крыша.

Сердце Шии билось где-то под левым ухом. Ему тоже было больно, и это осознание неожиданно наполнило упрямством. Потребовалось время, чтобы разжать руки, отпустить землю, но Сакура справилась; она нашла в себе силы скрестить ладони на его спине в жесте «я тоже здесь для тебя» — и выдохнуть.

Ветер взвыл. Сакура встрепенулась, подняв взгляд на порог, и увидела образ женщины, бабушки, её большой лоб унаследовала мама, а затем передала своей дочери. Старушка улыбнулась, не размыкая губ, и в её призрачно-зелёных глазах отразилась любовь. Она узнала свою внучку, свою кровь. Покачала головой на слёзы, будто ласково журя. И ветер вдруг прекратился, сменившись тишиной; Сакура услышала рваное дыхание Шии и свою собственную дрожь.

— Не делай так больше, — прошептал он, не открывая глаз. — В этом месте живут духи… И далеко не каждому из них нравятся ниндзя Облака и Конохи.

— Это может быть гендзюцу, — неуверенно предположила Сакура.

— Гендзюцу? — мрачно хмыкнул Шии. — Вряд ли. Ты ведь тоже чувствуешься многоголосие самых разных чакр, не так ли? Голые деревья машут ветками, и словно эхо из прошлого возникает, да? Зловещее, отчаянное, мстительное? Нет, уважаемая Сакура, это не гендзюцу. На исторической территории страны Молнии есть такие места; говорят, там начинался наш мир, поэтому неосторожные путешественники могут случайно встретить некий… след. Земля хранит множество секретов и ничего важного не забывает. Изредка эти таинственные места отдают счастьем, конечно. Резонируют им. Но куда чаще там можно встретить чьё-то отчаяние от великого горя, тяжелой тоски или несправедливой смерти. На присоединённом юго-западе до сих пор почти никто не селится. Почему, как ты думаешь? Слишком свежая рана. Я знал на что иду, когда вызвался сопроводить тебя… Но след чувствует нас… Мы здесь чужие среди своих, несмотря на кровь. Мы живы, но нам не рады.

— Я видела бабушку, Шии, — Сакура повернулся в его руках, надеясь встретиться взглядом, но он так и не разомкнул глаз. — У меня её лоб! Она прогнала ветер, эхо, след, что бы то ни было… всё будет хорошо. Мы свои, — заверила его. — Посмотри на меня, Шии. Даже если духи, как ты говоришь, нам не рады… После Кагуи и Дерева можно во что угодно поверить… Я хотела встретить бабушку и, — сглотнула, — да, не успела, пусть и приложила все усилия. Но она показалась мне на глаза, улыбнулась… это ведь должно о чём-то говорить? Мы пришли сюда познакомиться с прошлым. Оно оказалось… тяжёлым, кровавым, несправедливым. Но мы всё равно здесь. Может быть, больше никого и не осталось из совсем молодых потомков этой деревни, и духи сердятся, что нас только двое. Мы не знаем ни их традиций, ни песен, ни легенд — ничего, что можно было сохранить в истории, кроме формальностей. Но это ведь можно изменить! Бабушка Мидори умерла, но её душа, наверное, здесь и осталась. Иначе почему я её увидела? Почему отчаяние отступило? Дождь, под которым мы шли, наверняка и потушил пожар. Посмотри, соседние дома совсем не тронуты огнём. У нас есть ещё несколько дней, давай задержимся и научимся. Я знаю только про ладони, но ведь было же что-то ещё!

Шии со вздохом открыл глаза, красные от лопнувших капилляров.

— Отваги вам в Конохе, видимо, не занимать, — наконец произнёс. — Или сумасшествия.

— Я ударила кулаком богиню-кролика, — серьёзно ответила Сакура. — Драться с деревьями мне ещё не приходилось, но если они тебя будут обижать, можно попробовать.

Он слабо рассмеялся.

— Не стоит. Я пытался перетянуть их внимание на себя, пульсируя чакрой. Это сработало, но им не понравилось.

— Так ты только поэтому взял меня за руку? — возмутилась Сакура.

— В том числе, — ответ был довольно уклончивый и немного смущённый.

— Не надо меня защищать, — твёрдо заявила она. — В случае чего, я и сама оборонюсь, если ко мне сунутся в голову. Даже моя подруга Яманака побаивается туда заглядывать. Говорит, у меня там что-то обитает. Или кто-то. И оно, точнее, она очень не любит незваных гостей.

— Это что, ты мне ещё и дрова колоть запретишь?

— Дрова? Ха! Да я их руками разорву. И воду могу натаскать. А вот если ты готовишь хорошо, то кто же против-то будет.

— Полагаю, договорились, — по-доброму усмехнулся Шии и опять посмотрел на неё своим блестящим чёрным взглядом, совсем как озорной мальчик, и захотелось смущённо отвернуться, но Сакура прикусила губу и велела себе не краснеть. Не краснеть! Категорически! Совсем!

Они по молчаливому согласию поднялись на ноги. Шии неловко спрятал руки в карманы и посмотрел куда-то в сторону.

— Мои родители ещё не были женаты, когда бежали, хотя я на тот момент уже родился… Не до праздников было, думаю, а идти расписываться пришлось бы далеко и опасно. Мама носила фамилию Куроно. Можем попробовать найти этот дом и заночевать.

— Я его мельком видела! Показался довольно целым. С крышей, по крайней мере.

— Если ты не против, — очень серьезно начал Шии, вдруг повернув голову к ней, — я сначала сам туда схожу.

— Конечно. Мне же за водой ещё идти.

Он замешкался. Помялся с ноги на ногу. Потом в один шаг оказался впритык, притянул к себе и крепко обнял.

— Если меня вдруг не станет, ну, если крыша тоже провалится, или молнией на пороге ударит, или ещё что…

— То я, во-первых: тоже врач, — перебила его Сакура. — А во-вторых: пойду трясти чёртовы деревья, очень громко материться и топать ногами, как меня учила Цунаде. Наведу ужас на местную флору. Если я могу напугать джонинов из АНБУ, пригрозив клизмой, то как-нибудь и здесь разберусь.

— Охотно верю, — в его голосе чувствовалась улыбка.

Они разминулись. По пути к ручью, над которым стоял подгнивший деревянный мостик, Сакура нашла ведро, не особо и ржавое. Помыла грязные от земли руки в холодной воде, умылась, пригубила из ладоней.

Деревья больше не шумели, даже ругаться вслух не пришлось. «То-то же» — фыркнула Сакура. На обратной дороге набила карманы семечками из подсолнухов, постояла задумчиво у почерневшего порога бабушки, о которой родные земли позаботились. Плакать, как ни странно, не хотелось; на сердце лежало обнадёживающее ощущение, предчувствие, что они ещё встретятся, здесь или там, куда смертным дороги нет.

«Жаль, сейчас глубокая осень, свежих цветов не найти, я бы на порог положила… венок бы сплела, как Ино мне показывала».

В окне дома Куроно горел свет, когда Сакура наконец к нему подошла с полным ведром, а из печной трубы поднимался робкий и тонкий столб дыма. Шии показался в дверях и улыбнулся спокойно, умиротворённо, почти ласково: