Сакура вытаращилась от удивления, едва не поперхнувшись пивом.

— Видишь ли, — продолжил Ямато, задумчиво глядя в никуда, — Огонь и Молния соревновались, кто раньше захватит эту землю, последнюю страну, разделявшую наши границы. И мы проиграли соревнование. А проиграли мы, потому что в некий момент нам устроили невероятную засаду, и Хатаке Сакумо решил спасти своих товарищей вместо того, чтобы остаться до последнего. Понимаешь теперь?

Сакура прикусила губу.

— Я могу понять зачем Молнии это было нужно, — осторожно начала она. — Страна Клёна даже звучит плодородно, а восточные земли известны своими высотами, да и горами. Земледелие для них наверняка было заманчиво. Но нам-то зачем?

Ямато невесело усмехнулся:

— Как это зачем? Чтобы было! Чтобы мы считались самой большой и самой мощной державой, или потому что мы лес, а Клён тоже считался лесным государством. Кто его знает, а? До Третьей войны все соревновались, кто больше территорий отхватит. Это же только после неё окончательно установился статус мощнейших стран и, соотвественно, Деревень. Вряд ли Клён был кому-то по-настоящему нужен. У них и ниндзя-то своих после Второй войны практически не осталось.

Сакура махнула рукой официанту, чтобы тот принёс ещё пива. Пить уже категорически не хотелось, но всё лучше, чем мяться, не зная, что ответить; к тому же свободная, бесплатная, да ещё и подробная информация приклеила её к стулу. Хотелось бы услышать, конечно, другое. Например, как там красиво, какие люди жили в тех краях, о чём они пели, что за традиции чтили. Но разве ниндзя это интересно? Она, да, подобное спрашивает, но в основном у стариков и не столько из искреннего любопытства, сколько из человеческой жалости и понимания. Каждому приятно, когда их слушают, особенно одиноким пожилым людям, позабытым или ненужным.

Бабушку Мидори сейчас слушают только призраки опустевшей деревни.

А она знает?.. Она знает, что я существую?

Почему мама столько лет держала и держит её втайне?

Она прикрыла глаза, и перед глазами невольно возник образ торгового каравана, в кибитках которого прятали беженцев с отчаянными опустошенными взглядами. Лошади вели хозяев и их спутников мимо патрулей, огней и трупов куда-то на сияние надежды за горизонтом. Пахло свежей землёй, металлом и гарью. Дедушка Арата, сильно подвыпив, однажды рассказал по секрету, как они подобрали Мебуки в обречённом на смерть месте. «Кизаши встретился с ней взглядом и остолбенел, словно перед ним не женщина, а откровение из плоти и крови; он обернулся ко мне и сказал, совсем серьёзный, растеряв на миг все свои шутки, что или мы берём её с собой, или судьба ему остаться умирать вместе с ней. Твоя бабушка покрасила волосы Мебуки в каштановый, отдала своё самое нарядное платье. Каждому патрулю мы представляли твою маму невесткой, а она всякий раз сжимала руку Кизаши и кланялась, словно послушная жена. Жалко было девочку… и, тем не менее, время лечит, и Мебуки справилась». Много лет назад прозвучала эта история, и Сакура из уважения к родителям не расспрашивала их о том ужасе, а дедушка давно отошёл в мир иной от старости. Но теперь она не могла не гадать, кого он имел в виду под «бабушкой»? Эмико, свою жену, или Мидори? Платье, то самое платье, старое, потёртое, с вышивкой по красному сукну, которое мама всегда так бережно хранила, чьё оно?

— Клён похож на ладонь, — вдруг вспомнила Сакура, уставившись, не мигая, на деревянный стол. — Мама всегда придавала особое значение рукам. Она говорила, что если глаза отражают душу, то ладони — это зеркало сердца. Мозоли, заусенцы, земля под ногтями — всё это о чём-то говорит, и это мы ещё не затрагиваем гадание… Единственное, она не признаёт цветные лаки, только прозрачные. Говорит, прятать ногти — всё равно что перед собой лукавить, пытаться казаться лучше, чем ты есть, прятать своё «я» от мира, надевать маску.

— Интересно, — дипломатично ответил Ямато тоном человека, которому на самом деле абсолютно неинтересно.

Выждав долгую паузу, чтобы избежать драматичности, Сакура поднялась со вздохом из-за столика, не дождавшись нового стакана пива, пробормотала что-то про смену в госпитале, (хотя какая смена, у неё выходной), кивнула и поплелась вон, чувствуя себя по-прежнему потерянно. Неинтересно… Конечно, каждый имеет право на вкус, но… А вдруг мама не зря всю жизнь несла в себе философию с ладонями? Вдруг это оттуда, из бывшей страны Клёна? Как может быть неинтересна собственная история?

Возможно капитан Ямато потом осознал, что стоило бы ответить деликатнее, всё-таки подаренный свитер был очень хорошим. Почти чересчур хорошим в послевоенное время.

Сакура и её проводник, подняв над головами зонтики, сошли с крохотной, едва заметной, платформы и вступили на насыпную дорогу. Опавшие красные листья смешались с тёмной плодородной почвой и грязью. То тут, то там капли дождя ритмично разбивались кругами о лужи цвета кофе с молоком. Старые высокие деревья чернели на фоне густого белого савана горизонта. Пальцы чуть немели от прохлады. Дышалось очень глубоко и ровно. Тяжёлая влага воздуха кудрявила волосы, словно ладонь, опустившаяся на макушку.

— Так вы говорите, в Чихо живёт ваша бабушка? — внезапно прервал тишину спутник. Его лицо казалось знакомым; точнее, сочетание тонких симметричных черт с тёмным взглядом, присущим Учиха, и светлыми волосами как-то отзывалось в памяти, но имя ускользало из мыслей. Райкаге до самого конца выбирал, кого отправить, поэтому даже фамилии в последнем сообщении не было указано. Или Цунаде решила не говорить.

— Да, — ответила Сакура. Не было смысла скрывать то, что он и сам знал, наверное. — Я никогда её не видела, да и… до последнего момента не знала о её существовании.

— Последняя из Чихо, — произнёс спутник с каким-то тяжёлым, печальным и почти торжественным чувством.

— Что?

— Раньше считали, что там вообще никого не осталось, — объяснил он тихо. — Я, например, не знал.

— А почему должен был знать? — невольно заинтересовалась Сакура, голодная до хоть какой-то информации.

Спутник неожиданно вздохнул. Красный бумажный зонт — такой же, как у неё, — чуть наклонился, от ослабшей на миг хватки. Но потом рукоять снова перпендикулярно выпрямилась.

— Мои, — с явной неохотой начал он, — мои родители оттуда.

Сакура от удивления даже обернулась:

— Правда? — выдохнула. — Пожалуйста… пожалуйста, расскажите, что это за место. Я ничего-ничего не знаю, только формальности… Те, кто что-то помнит, отказываются говорить, а остальные…

— Остальным всё равно, не так ли? — улыбка на его лице выглядела горькой гримасой. Он отвернулся. — Понимаю. Но боюсь, что не смогу помочь. Я сам остался сиротой ещё в детстве, а потом получил бандану ниндзя, как и полагается беспризорным, подающим надежды.

— Мне очень жаль, — с чувством ответила Сакура. — Простите, если потревожила неприятные воспоминания.

— О, если бы воспоминания, — отмахнулся он с досадой. — Почти ничего от них не осталось. Само это вместо, тем не менее… отзывается во мне. А мы ведь ещё далеко от деревни.

— Отзывается?

— А вы не чувствуете? Впрочем, не всем же быть сенсорами, может, я просто, как обычно, слишком чувствителен к чакре.

— Нет, — задумчиво ответила Сакура. — Что-то есть, но я думала, мне показалось.

— Вряд ли, — покачал головой спутник. — Земля всё помнит, а здесь всё-таки жили и умирали люди, и последний свой век они закончили, отдав почти всю кровь клёнам.

— Это метафора? — задумчиво нахмурилась Сакура. — Или местные в это верили? Что кровь уходит в красные клёны?

— Не знаю, — вздохнул он. — Не знаю. В голову вдруг пришло. Я что-то слишком сентиментален сегодня.

— Я не против, — на её улыбку дёрнули губами в ответ. — Кстати… ну. Наверное, вам уже известно, но меня зовут Сакура.

— Шии, — кивнул, встретившись с ней взглядом. — Мы пересеклись один раз накануне войны. Розовые волосы сложно забыть.

— О да, — тихо ухмыльнулась Сакура. — Шпионки из меня не получится.