Перед помостом, сверкая на солнце золотыми спицами, пронеслись боевые колесницы. Тяжелой поступью прошли фаланги гоплитов, гремя мечами о щиты. Так, по древнему обычаю, отпугивали от усопшего злых духов. Затем устроили конные скачки, соревнования по борьбе и стрельбе из лука. Душа царя могла последний раз насладиться тем, что была ему любо в жизни. Победители возлагали к ногам Эвнома вручённые им венки.

Ликург почти всё время находился подле усопшего, и у Елены не было ни малейшей возможности к нему приблизиться. Она лишь смогла обратить на себя внимание Ликурга, выйдя из толпы и воздев руки к небу, когда тот смотрел в её сторону. Елене показалось, что он чуть заметно кивнул. С наступлением темноты она отправилась домой. Родители ещё не вернулись с траурных мероприятий. Елена села на порог и застыла в томительном ожидании. Вскоре послышались быстрые шаги, и Елена оказалась в объятиях Ликурга.

– Прости меня, – прошептал спартанец.

– За что? – сквозь слёзы вырвалось у Елены.

– Я не могу ввести тебя в свой дом. Я не могу подойти к тебе. Я вынужден скрывать наши отношения, пока не кончится траур.

Елена взяла сына царя за руку и, доверительно вглядываясь в темноте в его глаза, тихо, но твердо спросила:

– Ликург, а вдруг богам неугоден наш союз?

– Как?!

– Сам посуди: все произошло тогда и именно так, чтобы никто и не узнал о наших отношениях, чтобы даже мы сами не могли о них никому сказать ни слова.

– Мы не знаем волю богов, но мы сделали выбор и теперь должны до конца пройти свой путь, – рассудительно ответил Ликург. По тому, как он говорил, было видно, что он много размышлял над этим, и теперь говорил легко и свободно:

– Одиссей десять лет не мог достичь берегов родной Итаки. Сколько испытаний, сколько соблазнов, сколько невзгод и препятствий воздвигли боги на его пути. Разве смог бы он обнять Пенелопу и сына, если бы усомнился, если бы не сделал всё, что мог, если бы не проявил чудеса храбрости?

– Не смог бы, – согласилась Елена.

– Вот и мы не имеем права отступать. Мы должны сделать всё, что в наших силах. Тогда, по крайней мере, нам будет не в чем себя упрекнуть.

– Да, да, – закивала головой Елена, – если кто-то из нас отступит, то это будет хуже предательства.

Она прерывисто вздохнула и, собравшись с силами, призналась:

– Но меня мучают сомнения.

– Какие?

– А если твой отец погиб из-за нас? Если боги таким образом наказали нас за то, что мы поступили вопреки родительской воле? Мы не соизволили даже обратиться к ним за благословением!

Елена не сдержалась и заплакала, спрятав лицо на груди возлюбленного.

– Допустим, это так, – глухо произнес Ликург, нежно обняв суженую за плечи. – Мы всё равно должны пройти свой путь до конца. Только тогда станет известно, правы мы или нет, погиб отец по наше вине или по другой причине, ожидает нас разочарование или катарсис.

– Я согласна, – всхлипнула Елена, – только что я могу сделать? От меня ничего не зависит.

– А молитва! Кто мы, смертные, без бессмертных? Жалкие ничтожества! Разве мы на что-то способны без заступничества мудрой Афины, ясноликого Аполлона и могучего Зевса?

– Я день и ночь буду приносить жертвы всем богам и молить их о помощи.

– Только обо мне не забывай, – попросил Ликург.

– Что я могу для тебя сделать? – беспомощно развела руками Елена.

– Очень много!

– Как?

Сын царя смутился.

– Мне стыдно признаться, но, стоя у отцовского праха, я думаю о тебе. Я всё время стараюсь увидеть тебя, и когда мне это удается, сердце наполняется радостью. Я корю себя, но ничего не могу поделать, и мечтаю о том дне, когда кончится траур. Будь я царём, то запретил бы так много дней оплакивать усопших. Нельзя долго предаваться печали. Она забирает у живых силу и разрушает волю.

– Тогда я ночью буду молиться, а днем бродить за тобой, как тень, – сквозь слёзы улыбнулась Елена.

– Если не будешь спать, то точно станешь тенью, – в тон ей ответил Ликург. – Ты уж, пожалуйста, найди время и для себя, чтобы я видел тебя во всей красе.

– Ты много от меня хочешь.

– Вот, а говорила, что не знаешь, куда деть себя от безделья.

– Хорошо, я буду лучше всех.

– Вот и прекрасно.

Спартанец расцеловал возлюбленную.

– Ну, мне пора.

– Иди, ты успокоил моё сердце, – целуя Ликурга, прошептала Елена, – хотя это я должна была заботиться о тебе.

– Зато ты вознесла меня к звездам, – ответил сын царя.

Они расстались. Елена пошла в храм Афины, а Ликург вернулся на площадь, где ни на мгновение не прекращались траурные обряды.

Пылали костры, на которых жарили быков для бессмертных и смертных; вокруг огней воины исполняли ритуальные пляски; под звуки авлосов жалобно пел женский хор; непрерывно приносились жертвы богам Аида. Каждый жест, каждое слово, каждый звук помогал душе Эвнома облегчить путь в обитель мертвых.

Ликург подошёл к Полидекту, застывшему у смертного одра, и легким прикосновением вывел его из оцепенения. Старший брат, словно очнувшись, тряхнул головой и горестно вздохнул:

– Это я повинен в смерти отца.

– Брат, перестань себя корить – убийца известен.

– Я стоял рядом, – будто не слыша, продолжал монотонно говорить Полидект, – и мог помешать, мог схватить убийцу за руку, мог подставить под удар свою грудь, но я ничего не сделал. Трус!

Тело Полидекта содрогнулась от рыданий. Ликург обнял брата за плечи и возразил:

– Нет, это я виноват.

– Не выдумывай – в тот день тебя не было в Спарте.

– В том— то и дело: в тот день я похитил девушку без благословения её родителей, без благословения Эвнома.

– Ну и что с того? – непонимающе спросил Полидект. – При чем тут смерть отца?

– Своим поступком я прогневал богов. Они покарали меня, лишив отца жизни.

– Не будь наивным: я уверен, что убийство царя не случайно.

– Как?

Полидект вплотную приблизился к Ликургу и прошептал, хотя рядом никого не было:

– Я уверен, что это заговор.

– Чей?

Старший брат замялся и ответил уклончиво:

– Я точно не уверен – не хватает доказательств.

– Надо допросить убийцу, – загорелся Ликург.

– В том— то и дело, что он мёртв.

– Как? Кто его убил?

– Леонид, брат моей жены Горги.

– Странная спешка, – согласился Ликург, – по обычаю, убийцу должны принести в жертву, когда запылает костер, уносящий в Аид душу Эвнома.

Полидект понимающе кивнул:

– Леонид пронзил его грудь кинжалом сразу после убийства царя.

– Что за варварский обычай ходить с оружием на народные собрания, словно на войну! – вскричал Ликург.

– Я введу запрет на ношение оружия в мирное время, – решительно заявил Полидект, – но прежде всего обстоятельно потолкую с Горгой и Леонидом.

– Будь осторожен, – предостерег брата Ликург, – если это заговор, они не остановятся ни перед чем. Нам надо быть вместе. Я в твоём распоряжении.

– Спасибо, брат. Как только разберемся с заговорщиками, закатим такую свадьбу, кукую свет не видывал.

Они незаметно обменялись рукопожатием.

Полидект не успел раскрыть заговор. Вскоре после вступления на престол, он внезапно умер при весьма загадочных обстоятельствах. Вечером царь вошёл в покои своей жены Горги энергичный и здоровый, а утром был уже неподвижный и мертвый. Ликург, который нежданно-негаданно остался единственным претендентом на царский престол от рода Еврипонтидов, сразу после похорон решил провести тщательное расследование и прежде всего обстоятельно поговорить с Горгой. Однако, она сама тайком навестила ночью Ликурга. Ираклий, единственный стражник и слуга в доме, не посмел остановить царствующую вдову, и та буквально ворвалась в спальню будущего царя. Ошарашенный Ликург не успел протереть глаза, как обнаружил Горгу в своей постели. Та тесно прижалась к нему пышной грудью и страстно прошептала: