— Прошу к столу. Как доехали? Давно дочь ищите?

— Больше недели, как пропала. А два дня назад по магической почте получили сообщение от вас. Собрался и грузовым порталом к вам.

— Вот и прекрасно. Кушайте, кушайте.

— Мы не едим человеческую пищу.

— Да ну! Странно. Шапка наворачивает борщи, только за ушами трещит. Ешьте не выделывайтесь, а то в глаз дам. Дома поди-ка ленитесь готовить, вот на кровушке и сидите. Я вам на лавке постелю, мне мышей на потолке не надо. Я их боюсь.

— Почему вы так странно на меня поглядываете и про мышей беспокоитесь?

— А ваша дочь кто?

— Идущая в свет.

— О, как! А ещё летучая мышь, из чего следует, что вы тоже.

— Не может быть!

— Может.

— Не может!

— Ты мне ещё тут ногой топни, на пол упади, и подёргайтесь.

— Зачем?

— Истерику закати, сказала мышь, значит мышь.

— Но, мы только в волков превращаемся!

— А она у вас талантливая! Ещё не то может. Волков по лесу гоняет, старшим грубит. Ваше воспитание или школы?

— Какая школа, она младенец.

— Ага! В памперсах и с резиновым кольцом во рту, клыки растущие чешет.

— Любому терпению приходит конец, человечка.

— Не злись. Покушаешь? Не будешь? А я поем. Детей будить не будем. Наив, займи гостя. Сейчас быстро дожую и будем стелиться. Всё. Давайте спать. Завтра догрызёмся. Наив, ты к Серпине пойдёшь?

— Нет! Останусь. Чужой мужик в доме. Я тебя с ним не оставлю, подерётесь.

— Герой! Постелю обоим в сенях. Не загрызите друг друга.

Утро чудесное. Тихо. Светает. Дети спят, пойду на крылечке посижу, простокваши попью:

— Оперный театр! Чего орёте? Нечего ласты по сеням разбрасывать. Тихо, дети спят. А то обоим зубы расшатаю. В глаз хотите? Могу и в нос, особо просящим особам.

Да, радости жизни и неприятности, как бумажные салфетки. Тянешь одну, вытаскиваешь десять. И что с этим папашей делать? Айрис отдавать ему не хочу, самой нужна, прикипела душой к девчонке. Ладно. Может, по ходу пьесы, соображу чего-нибудь. Интересно, мать то у девчонки где? Если нет, так надеюсь, удастся с папашей договориться. Хотя б на энное количество дней погостить Шапочку оставлю. Вот она драконья натура — всё грести под себя.

В такую рань подняли, а разбудить забыли. Сунули в руки пару бутербродов и отправили на разгрузку кареты, стоящей у ворот…Мы с мамой уже несколько дней живём в мире Глория, где волшебство на каждом шагу. Я стал привыкать к местным ребятам и взрослым, они перекидываются, в зависимости от своего возраста в волков маленьких или с приличного телёнка. Сначала было страшно. А ещё мне, пока тяжело, не высыпаюсь, к местному времени не адаптировался. Гуляю с местными парнями до глубокой ночи. На днях пришёл домой специально поздно, ждал, чтоб мама уже легла спать. Не повезло, она меня ждала полночи. Я таким красавцем предстал пред ней, что она только рассмеялась, махнула рукой и ушла спать на печку. Посмотреть было на что. Лицо, руки, ноги по саму спину в жирной грязи. На штанах со спины дырка с чайное блюдце. Это мы на болото за клюквой ходили. Думаете, почему мне не попало. Всё просто, теперь мама меня чувствует, и стала меньше переживать за мою дурную головушку. Вчера, в соседнюю деревню на посиделки через небольшой стационарный портал ходили, пришли под утро. Деревенские посиделки это что-то. Если тебя пригласили, неважно кто, нужно идти, не отказываться, а то позору не оберёшься, засмеют. В самой большой избе на лавках вдоль стен садятся молодые девчонки и под руководством взрослой женщины учатся вязать или шить что-то замысловатое. Парни за столом в центре избы с лёгкой руки старенького мастера вырезают деревянные ложки или фигурки. Став взрослее, местные аборигены сами для своих ножей из рогов или специального камня (забыл, как называется) вырезают рукояти. Я попробовал, ничего не получилось, старик нас обучавший, сказал не надо расстраиваться, а тренироваться, душу вкладывать и всё получится. За работой все молчали и слушали хозяйку дома, старушку божий одуванчик, которая рассказывала былины. Её повествования очень похожие на наши русские народные сказки.

— В некотором царстве в некотором государстве жила была женщина. Не дал бог ей детей, из-за этого она кручинилась не один год. И вот однажды весной пришла к ней лешачиха, космата, лохмата, оборванка оборванкой, одета хуже любой попрошайки. Попросила у женщины хлеба краюшку, да воды кружку. Не поскупилась женщина, напоила, накормила деву лесную, с собой узелок харчей сгоношила. А дева ей и молвит: «За доброту твою, что не погнушалась мною, приходи дня через три, спозаранку, на берег речки Клюевки, сядь на бережок песчаный, да меня жди.» Ушла лешачиха. Женщина справила всё по дому, присела на крыльцо и смотрит, глаз не отрывая, на дорогу, что к реке ведёт. Тяжело ждать, а деваться некуда, про еду и ту забыла. В последнюю ночь и вовсе спать не ложилась, только предрассветный сумрак на село опускаться начал, побежала на реку. Знала она по поверьям, если деве лесной угодить она добром ни забудет отблагодарить. Прибежала на песчаную косу, стоит, ждёт. Приходит дева, подаёт женщине два свёртка с младенчиками, а та заробела брать, попросила их на песок положить: мальчика, да девочку. Та положила и пошла. Женщина от деток глаза подняла, кинулась за лешачихой, спросить что-то захотела. Глянь, а той и след простыл. Три шага только и успела от деток сделать, обернулась к младенчикам, смотрит, а одного дитятки, девочки, нет. Кричать принялась, вдруг, кто поможет ребёнка найти, да только камыш шумит, вода в реке плещется. Глянула женщина на камыш, а из него два красных глаза светятся, да что-то чёрное виднеется. Испугалась баба, схватила дитя, что осталось на песке лежать, да как заверещит. Страхолюдина красноглазая и сгинула. Села она на песок, дитя к себе левой рукой прижимает, а правой достала из фартука ложку и давай ей песок рыть. Роет и думает: зачем копаю? Не могло дитё малое само спрятаться. А что-то заставляет её песок копать. Девочку ищет час другой, сколько рыла — то неведомо, да только младенец оставшийся кушать запросил. Очнулась женщина, пошла домой, а девочку больше баба так и не видела и сколько не искала — не нашла. Сгинул младенчик. Сколько времени прошло неизвестно. А в это время прошёл по миру слух, мол, у драконов Аналала дочка старшая пропала и сын наследник. Кто найдёт тому награда, кто похитил — тому кнут. С той поры прошло уж лет немало, когда дети царские пропали. Стали злыми Аналала, жизнь свою всю мести посвятили. А паренёк тот у женщины рос, добрым кузнецом стал, мать свою беззаветно любит. И не было бы конца у этой истории, если б…

На этом месте от монотонного рассказа и духоты я маленько сомлел, заснул прямо за столом, положив голову на руки. Сказка так себе. Конец какой-то путаный. Страшилки сказывала, вот где жути старуха нагоняла, после них стрелой с парнями домой летели через ночной бор за нашей деревней. Портал-то не в самом посёлке, а на полянке с километр пути от него. Позовут ещё, пойду. Потянувшись и сладко зевнув, окинул взглядом двор. Который день сплю то на печи-лежанке, то на сеновале и радуюсь, что в этом мире, благодаря магии, в деревни нет ни какого гнуса. Из раскрытого окна нашего временного пристанища, доносились вопли моих девчонок, мамуля пытается втолкнуть в них, ну просто с утра очень полезную кашу. Затолкав в рот последний кусочек хлеба с варёным мясом, про колбасу тут ни кто не слышал, поплёлся к дядьке Наиву, стоящему за воротами перед каретой. Меня по быстрому загнали на разгрузочные работы, доставал с крыши шикарного возка коробки, корзинки и передавал стоящему в низу кузнецу:

— Дядь Наив, кто приехал? Ваши родственники на свадьбу?

— Да, нет. Это отец за Айрис прибыл. Вон видишь богато одетого, светловолосого мужика, похожего на изваяние в окне рядом с Ланаваной? Это он и есть. Говорят в коробках подарки для спасителей его дочки.