Кастия улыбнулась, сожалея, что не может на это посмотреть и отметив, что, оказывается, Террин подготовился. Она знала, что потом его еще на танцы и песни разведут, и это будет то еще зрелище.

–Ох, какая же ты зараза, Террин! –в сердцах заявила Кастия.

Ее родные просто не понимали, что он такое. Ведь не оговорился он вчера. Ни на миг. Это она поняла только сейчас. Он проверял ее реакцию? Его не устроил ответ, но все равно решил поступить по-своему?

Родители обещали во всем разобраться потом. Вот только о каком "потом" они говорили? После сегодня все будут считать ее просватанной. Что дальше? Назначат день свадьбы, соберут гостей. Она облачится в парадные одежды, окрасит волосы и тело хной, накинет покрывало на волосы и отправится за ним.

Только признаться себе в этом – не означало необходимости признания этого перед всеми именно сегодня. Когда он и его родители войдут в их дом, ее позовут к гостям и спросят:

– Согласна ли ты принять знаки внимания этого мужчины? Станешь ли ты его женой? – и она не сможет от него отказаться. Вот только сегодня пока не готова и согласиться.

Убедившись, что в доме все в порядке, Кастия грустно огляделась и отправилась в свою комнату. Сейчас, когда ее немного отпустило волнение, она ощутила, что все же отбила пальцы на правой ноге об брата.

– Ой, как больно, – прошептала она, склонившись над приподнятой ногой и слегка потерла ушибленное место, вновь с "любовью" вспомнив и брата, и Террина.

Осторожно пройдя в комнату и закрыв за собой плотно дверь, она оглядела обстановку, остановив взгляд на одном из двух сундуков с одеждой, в котором хранилось несколько нарядных искусно расшитых платьев, как раз для подобного случая.

Она подошла к этому сундуку и, откинув крышку, достала один из нарядов. Развернула его, встряхнув, чтобы расправить складки, и залюбовалась.

Знаки, соцветия земных и морских цветов, звездочки, символы солнца, огня, воды, земли и воздуха, плодородия, жизни и благоденствия украшали рукава, ворот и подол наряда из дорогой ткани. Жемчужинки разбегались поверх завитков, а мелкие ракушечки вплетались в обереги и знаки.

В такое произведение искусства, созданное матерью, любая девушка с радостью, преклонением и предвкушением облачается на их островах, выходя к жениху и его родным.

"Смотри, мол, какое сокровище сохранили в этом доме. Только для тебя. Специально для тебя. Храни и оберегай его, цени то, что досталось тебе".

И многие будущие мужья ценили и понимали...

Мысленно на себя прикрикнул, Кастия рывком свернула наряд и снова сложила в сундук, закрыв крышку.

–Не сегодня, –твердо заявила она.

Террин - по натуре боец, но она не согласна быть безмолвным трофеем. И воевать с ним не собиралась, как и потакать.

Девушка тихонько открыла окно. По счастью, оно выходило на сад и видневшееся вдали море. Будь расположение ее комнаты иное, она бы не смогла осуществить задуманное, но Боги миловали, все должно получиться.

Окна в их доме располагались высоко, на уровне ее пояса. Кастия залезла на высокий сундук и затем на широкий подоконник. Уже усевшись на него и перекинув ноги на двор, она вдруг поняла две важные вещи. Во-первых, ее обувь осталась у входа, а во-вторых, подоконник с уличной стороны был значительно выше от земли за счет высокого фундамента.

Она озадаченно посмотрела вниз. Прыжок с высоты чуть большей, чем ее рост на каменную дорожку. Слезть как-то по-другому она не могла, оставаться – не хотела. Значит, прыгать все равно придется. Уже раз пожалела ушибленную ногу, которую она при всем желании сама себе залечить не могла.

Собравшись с силами, несколько раз вздохнув и выдохнув, она, рывком приподнялась и оттолкнувшись руками, прыгнула вниз. Полет был столь же быстрым, как и расплата ее босых ног за поступки шальной головы.

Она не отбила подошвы ног, но порезалась о какой-то острый камешек. Снова ту же ногу. Обхватив пораненную стопу руками и как можно сильнее сжимая поврежденное место, будто желая задушить боль, девушка беззвучно зашипела.

Скулы свело от напряжения, а зубы мелко застучали друг о друга. На глаза Кастии навернулись слезы. Несколько мучительных мгновений, крепко зажмурившись, она сидела, сжавшись.

Постепенно она ощутила, что рану перестало трясти и медленно, потихоньку выпуская воздух сквозь сжатые зубы, выдохнула в несколько приемов.

Из окна ее никто не окликнул, и это порадовало. Значит, она не привлекла родных шумом, и у нее есть еще шанс нарушить планы этого хитрого интригана, что решил ее поймать на слове.

Кастии понадобилось не меньше пяти или семи минут, чтобы наконец успокоить дрожь и, сжав зубы, молча переждать приступ боли. Руки тряслись, ранка на подошве ныла, кажется, кровила и щипала. Потихоньку она разжала пальцы, выпуская рану.

Девушка, осторожно, на ощупь опустилась на дорожку, баюкая больную ногу. Она потянула ее поближе к лицу, перевернув стопой, и горько вздохнула. Накол был не слишком обширный, но довольно глубокий, и из него уже натекло крови на ее руки и камни дорожки.

В детстве, когда детишки бегают по дорожкам босиком, кожа на их ножках грубеет и не так восприимчива к ранкам, порезам и наколам. Взрослея, юные девы обували тапочки, туфельки или сандалии. Загрубевшая кожа стоп, пяток, пальчиков стиралась и удалялась пемзами, камнями и разными чистящими средствами. Уже к брачному возрасту кожа на руках и ногах девушек становилась мягкой и шелковой.

Никакая девушка не могла себе позволить "дикарских" или детских выходок. "Ноги и руки невесты должны быть ухоженными", – говорили мамы своим дочкам. "Не годится грубой кожей рвать тонкие простыни супружеского ложа", сообщали почтенные матроны в Храмах, с одобрением глядя на должным образом одетых и обутых юных прелестниц.

Прошептав хвалу Богам за мелкие беды, Кастия встала на ноги. Вернее, на левую ногу, так как правой старалась не опираться о землю. Услышав, как заговорил дядя Нерит, отец Терина, она поняла, что совсем скоро обнаружится ее отсутствие.

Перебежками и прыжками на левой ноге, она пробежала по дорожке вдоль дома и хотела повернуть на лужайку к заднему выходу со двора, как поняла, что где-то у боковой части дома утром бросала охапку старой обуви. Преимущественно, родительской, но там были старые туфли и тапки Кары. Их отец должен был сжечь позднее.

– Надеюсь, папа, их еще не выкинул и не сжег, –прошептала она и вдоль стенки дома осторожно пробиралась до места, где была сложена ненужная обувь.

Около угла дома по-прежнему стояли корзинки со старой обувью, приготовленной для сжигания, и с бельем для стирки, задвинутая Яретом некоторое время назад, при появлении сватов.

Кастия порадовалась этому. И тут же усмехнулась своим мыслям, напомнив себе, что не было бы этих гостей, ей бы не пришлось прыгать из окна и искать старые туфли. Она спокойно сидела бы с родными, а не лазила по кустам, таясь от всех.

Отбросив ненужные мысли и обиды и опасаясь быть застигнутой, она быстро выудила из одной корзинки мягкие беспятые старые тапочки сестры, что были ей немного велики, и салфетку – из другой. С их помощью она на скорую руку перевязала пораненную стопу. Обувшись в тапочки, Кастия уже хотела вернуться в сад. Но подумала, где же ей скрыться? Не у соседей же.

– Спасите, помогите! Меня там сватать пришли, – тихонько и шутливо пропищала она, не хуже профессиональных поселковых плакальщиц заламывая руки, – Можно я у вас пересижу? Жених уйдет, и я вернусь домой.

Она подумала, что звучать это будет весьма оригинально. Но нет, ее целью не было стать посмешищем самой или сделать таковыми Террина и их родных, а потому нужно было найти менее предосудительное убежище.

Кастия еще раз посмотрела на корзину с бельем и внезапно решилась.

– Пойду-ка я стирать, – сказала она сама себе, – и делом занята, и повод отсутствовать дома есть. Точно, серьезные люди так быстро и легко от планов не отказываются. Извини, Террин, не надо было организовывать сюрприз.