На улице было тихо, изредка доносились разговоры соседей, скрытых от взоров парня и девушки пышными цветущими кустами и раскидистыми зарослями плодовых кустарников. Вдоль домов по зеленым лужайкам, отделявших заборы от дороги, бродили мелкими стадами овцы и козы, щипавшие травку и обгладывающие выглянувшие из заборных штакетин цветы и тяжелые ветки с ягодами.

Несмотря на видимость уединения на пустой дороге, ни Кастия, ни Ярет не говорили громко, не желая привлекать в себе внимания любопытных соседей, которых до этой поры их семья не баловала прилюдными выяснениями отношений.

– Я не доверяю ему, а вовсе не тебе! – негромко возразил парень, нахмурив брови и поджав губы. Он оглянулся на соседний двор, но никого не обнаружил

– Мы знаем его всю жизнь! – растерянно сказала Кастия, созерцая упрямое выражение лица брата, – То, что он уезжал и вернулся, не означает, что он утратил наше доверие и дружбу.

Ярет неожиданно резко остановился, поймал ее за локоть, повернул к себе и тихо, но размеренно прошипел:

– Его на острове не было восемь циклов. Тебе исполнилось всего шестнадцать, а он – взрослый мужик! Не смей его защищать, Кастия! Ты не знаешь, какие нравы за пределами Синтери. Ты можешь улыбнуться людям, ничего не имея в виду, а они воспримут это иначе...

– Ты говоришь ерунду, – она вырвала руку из цепких пальцев брата и сердито пошла дальше. Отойдя на несколько шагов, вдруг остановилась, потом так же резко вернулась обратно и выдохнула прямо ему в лицо:

– Ты не прав, Ярет. Мы не в чужой стране, а у себя дома. И он тоже. И он не сделал ничего плохого,... а ты... ты повел себя, как мальчишка! Ты считаешь себя взрослым, Ярет? Тогда думай прежде, чем говорить или делать, – Кастия покачала головой и попросила, – Не диктуй мне, что делать и с кем дружить. Я сама решу этот вопрос...

Девушка слегка нахмурилась, будто раздумывая, правильно ли она поступила, а затем повернулась и побежала по дороге до ближайшего поворота. Увидев, что их уже ждут, позвала брата, изобразила рукой приглашающий жест:

– Пошли быстрее. Догоняй, Ярет. Дейд и Левия стоят у повозки.

Догнав сестру, Ярет тоже увидел, что друг, его жена и Мали, стоявшая около их дома, но чуть поодаль, смотрят в их сторону. Ему показалось, что Дейд нервничает. Ему уже пора было сменять дядю в лавке, и из-за их разборок он мог опоздать. Им действительно стоило поторопиться.

***

Кастия любила комнаты для самых маленьких обитателей лечебницы. Огромные светлые помещения с большими окнами, прикрытыми длинными полупрозрачными белыми занавесями от яркого солнца, были по ощущениям самыми приятными по сравнению со всеми прочими.

Хотя каждый служитель лечебницы был предан общему делу и душой, и сердцем, облегчая боли, залечивая раны и заботясь об обитателях лечебных комнат, атмосфера все же была довольно напряженной. Отголосок перенесенных болезней и страданий, казалось, впитался в сами стены, абсолютная чистота же залов этого здания не влияла на это.

В комнатах детишек постарше уже чувствовалось, что люди не живут вечно, и даже своевременно оказанная помощь самыми одаренными целителями не спасает в безнадежных случаях и не способна противостоять смерти.

В комнатах новорожденных же витала радость. Безмятежные крохотные детишки с красненькими личиками сонно причмокивали губками. Не открывая глазок, они тянулись ротиками, ища маму.

Протянув руку и легонько погладив пальчиком сжатый кулачок малыша в ближайшей кроватке, девушка вернулась к своим журналам. Кроме присмотра и обслуживания младенцев ее ждала работа по внесению сведений из стопки записок, накопленных за время ее отсутствия.

В общем-то, как раз внесение информации по болезням в журналы и было работой Кастии, а также практическая помощь в лабораториях матери, сестре или теткам. Потом кто-то (несколько циклов назад) заметил, что присутствие девушки благотворно влияет на сон и процессы выздоровления.

Вспомнили, что сразу после появления на острове еще в детстве Кастия могла поделиться благодатью с нуждавшимися, и хотя те времена прошли, решили, что будет неплохо, если она своим присутствием поможет. И, вскоре, ее стали просить "посидеть" с больными. Не делиться своими жизненными силами, а помогать морально. Поговорить, посидеть рядом.

На вопросы жизни и смерти она, разумеется, не могла оказать влияние, но умиротворяла умирающего или настраивала на выздоровление отчаявшихся одним своим присутствием. Прижимая к груди кипу журналов и записок, она мышкой перемещалась по лечебнице, замещая сиделок то там, то тут.

К присутствию молчаливой девочки старательно готовились – задвигали подальше горшки и тазики, закрывали раны и обнаженные тела простынями даже в особо жаркие дни, проветривали комнаты.

Однажды задвинутая, "чтобы не мешалась", в детские комнаты, Кастия ощутила, что нужна даже самым крошечным островитянам. Детки и спали спокойнее, росли, кушали. Может, это было совпадение или случай, но польза от ее присутствия была. Потому и ждали ее в любой комнате с охотой.

Самой же девушке среди самых крошечных было уютнее всего.

– Будто душа отдыхает, – резюмировала Кара, услышав сбивчатые объяснения сестры об ощущениях и восприятиях разных комнат этого здания, – Мне тоже среди деток приятнее находиться.

Старательно, аккуратным подчерком (читателям этих журналов стоило поблагодарить Кару за ее упрямство, так как это значительно повлияло на старания Кастии в чистописании) вписывая в истории людей замечания и советы целителей, девушка наслаждалась тихим сопением спящих крошек.

В основном в лечебнице царила деловитая, но вполне уютная тишина. По коридорам лечебницы время от времени шуршали тапочки сиделок, целителей или выздоравливающих, выходивших во двор подышать воздухом, пробегали ватагой детки постарше в сопровождении нянечек.

В приоткрытую дверь девушка увидела крадущегося по длинному коридору одного из приятелей отца, который, очевидно, считал дверь во двор олицетворением свободы. Его желания были предельно просты – затянуться самокруткой, пока не увидели строгие служительницы.

Спустя мгновение девушка также увидела, как его вела обратно, прихватив под локоть и сурово отчитывая при этом, хмурая Терея. Тетушка слыла страстнейшей противницей курения любых трав. Она даже в лечении окуривание людей считала бессмысленной травлей организма. Бедняга, как же ему "повезло" попасть ей на глаза.

Неожиданно тишина лечебнического коридора взорвалась криками. Девушка встревожилась и, отложив палочку, встала из-за столика, быстро пробежала через комнату и, выйдя, прикрыла за собой дверь, чтобы громогласные спорщики не потревожили сон деток. Увидев, что в следующие несколько комнат двери тоже открыты, она прошла и быстро их закрыла. Затем огляделась и пошла на шум.

Оба голоса ей были знакомы. Один принадлежал старому целителю по имени Вокат, а второй – ее сестре. И именно это ее очень удивило. Имея весьма строгий нрав, Кара также не относилась к любителям поговорить, предпочитая общаться только по делу. А громко говорить и даже спорить – за ней и вовсе не замечали. Сказанное ею -родным, друзьям, больным – даже совсем тихим голосом рассматривалось как руководство к действию. Она слыла серьезной, вдумчивой, талантливой и одаренной, лучшей ученицей своей бабушки.

Затем она вместе с Кастией попала на обучение к наиболее одаренной целительнице душ, именуемой старой Катой. И, хотя опыт и знания Каты были чуждыми для прагматической практикантки, но и их она впитывала, как жизненно важное. По мнению Кастии, сестра не зря считалось лучшей из целителей Синтери их поколения.

Господин Вокат, глава лечебницы, тоже был практиком, талантливым и чрезвычайно одаренным Богами. Как рассказывала бабушка, уже в молодом возрасте он отличался непростым характером. Как и Кара, он не боялся искать новые пути лечения, но в один нелучший момент своей жизни прекратил это. Навсегда.

По мнению Кастии, он считал себя виноватым в смерти жены, которая не пережила какой-то новый способ, придуманный Вокатом. Бабушка Велла говорила, что это был очень тяжелый случай.