Приехав в больницу, я не узнал нашу маму, видела бы ты ее лицо… папа старался успокоить ее, хотя сам еле как сдерживался чтобы не потерять контроль. Напротив, сидели родители Иси в точно таком же состояние. Я не знал, что с вами, и решил спросить у врача, потому что родители были не в состоянии что-либо говорить. Когда я услышал то количество переломов и ушибов, которое он вам нанес, я хотел вернуться и убить этого урода на хрен! Но я был нужнее здесь… рядом с вами.

Я два дня не отходил от вашей палаты. Во всем случившимся я винил только себя… я и до сих пор это делаю! В тот день я должен был пойти с тобой, а не Иси! Медсестры и врачи пытались отправить меня домой, но я не мог бросить вас… снова. Прошло пять дней, а вы так и не пришли в себя. Шесть… Семь… На восьмой день я решил покинуть стены больницы и поехал домой, но там меня ждал сюрприз. Отец сказал, что я улетаю в Испанию прямой сейчас. Вещи уже были собраны, так что выбора у меня не было. Не вини отца в том, что отправил меня в Испанию, на то были свои причины. И да, знать о них тебе не нужно. Я попросил у родителей дать мне пару часов, чтобы побыть с вами и попросить у вас прощения. В больнице меня не хотели пускать к вам, но медсестра все же сжалилась надо мной. В тот момент я понимал, что увижу вас не скоро.

Я провел оставшееся время до вылета с вами. Оставил вам кулоны, которые хотел подарить вам еще перед школьным балом! Я хотел остаться рядом с вами! Хотел быть первым кого вы увидите, когда придете в себя. Я хотел быть тем, кто постоянно бы дарил вам улыбку и отвлекал бы вас от ужасных болей! И мне жаль, что у меня этого так и не получилось.

Сейчас я хочу лишь попросить у тебя прощения! Больше мне ничего не нужно! Просите меня, пожалуйста!

Всегда твой,

Дэвид.

P.S. Я решил что таким образом мне будет легче рассказать о случившемся. При встрече я вряд ли смог завести эту тему, так что я надеюсь до нашей встречи, когда бы она не случится, ты прочитаешь это письмо.

Я знала, что мне будет больно, но я и представить не могла насколько. Если письмо Марии приносит мне такую боль, что будет когда я буду читать свое? В письме Дэвид не ответил на самый главный вопрос, но он ответил на другие. И видимо именно он был тем самым человеком, которого я увидела перед тем, как отключится.

Подняв взгляд на Марию, я увидела девушку с разбитым сердцем. Подруга всегда умело скрывала свои чувства, но эти откровения сильно ударили по ней и раскрылось все то, что она старалась прятать.

В мгновение Мария срывается с места и бежит в свою комнату, но уже через минуту, возвращается в руках с тем самым кулоном. Я и Мария всегда знали, что кулон именно от Дэвида, это можно было легко понять открыв его.

Сев рядом со мной, она дрожащими руками открывает его. Я вижу, как ее нижняя губа трясется. Она пытается держать себя в руках, но не сдерживается и начинает рыдать.

– Я хочу, чтобы он вернулся, – плачет она. – Я уже простила его! Давно простила!

Я не замечаю, как сама уже плачу.

– Я тоже хочу, чтобы он вернулся. Мне его так не хватает. Я хочу снова оказаться в его объятьях, хочу снова смеяться до боли в животе над его глупыми шутками.

– Где твой?

– Что?

– Где твой кулон?

Ее вопрос застает меня врасплох. Как мне сказать о том, что я потеряла его? Как сказать о том, что я потеряла самое важное напоминание о нем!

– Я потеряла его.

– Когда?

– В тот день в кафе, – шмыгаю я носом. – Когда я попросила тебя прийти и помочь мне. Тот парень уронил мою сумку, и кулон вылетел. Он всегда лежал там! Я всегда хранила его там, на протяжение 5 лет! В кулоне были наши последние совместные снимки.

– Я знаю где можно их найти.

Неожиданно для меня говорит Мария. Я не понимаю, на что она намекает, поэтому тупо смотрю на нее.

– У Дэвида в комнате, – вытирает она слезы. – Мама запрещает туда ходить, но она ничего не узнает.

Она поднимается и больше ничего не сказав направляется туда. Я следую за ней и чувствую некую нервозность.

– Ты уверенна, что твоя мама не заметит, что кто-то заходил в его комнату? – нервничаю я.

– Да, мы просто найдем нужные нам вещи и все.

Зайдя в его комнату, я сразу же почувствовала себя некомфортно. Я давно не была здесь. Книжные полки были пусты, на них хорошо виднелся небольшой слой пыли. Скорее всего Пилар недавно прибиралась здесь. А вот полки с кубками и медалями все еще хранили в себе его частичку. Шкаф был полностью пуст, там не было ни единой вещички. Фотографии, которые раньше висели на стене, исчезли. Либо он забрал их с собой, либо миссис Геррера спрятала их, чтобы они не отцвели. Рамка на прикроватной тумбочке, где стояла наша совместная фотография, также была пуста.

– Он мог забрать их с собой, – говорю я, садясь на кровать.

– Возможно, но точно не все, – осматривает она шкафы и тумбочки.

Если Дэвид об этом узнает, он убьет нас. Он никогда не любил, когда рылись в его личных вещах. Да в принципе кто вообще это любит.

– Так все, заканчиваем. Мне это не нравится.

Я подымаюсь и направляюсь к выходу. Нужно признать, что это было отвратительной идеей.

– Нашла, – кричит Мария, когда я почти выхожу из комнаты. – Только тут еще какие-то бумаги. Ну да ладно нам нужны только фотографии.

Достав коробку из-под обуви, странно почему именно здесь он хранит все личные вещи, Мария начинает перебирать все ее содержимое.

– Не знала, что он хранит так много всего, – удивляется она.

В коробке лежат фотографии, диски, непонятные предметы и много каких-то документов.

– Это все фотографии, которые есть. Какая была в кулоне?

Я начала рассматривать каждую, но нужной не было. Все эти фотографии были и у меня за исключением нескольких.

– Здесь нет нужной.

– Вот еще парочка, они были завернуты в эти бумаги, – протягивает она их мне.

– Да, это они, – улыбаюсь я. – Но, если они лежали отдельно с какими-то бумагами, может не стоит их брать?

– Он не забрал их, а значит забрать их можешь ты, – говорит она, рассматривая документы.

Пока Мария зачем-то изучает какие-то бумаги, я рассматриваю каждую деталь фотографии.

Мы стоим в обнимку на школьном заднем дворе, одетые в официальные костюмы. На мне платье цвета морской волны, сверху простенькое, а низ платья был с глубоким разрезом. На Дэвиде обычный черный костюм с галстуком под цвет моего платья. Как сейчас помню тот день. Это была наша последняя совместная фотография, потому что через пару дней случилось то, что случилось. Переведя взгляд с фотографии на подругу, я вижу ее бледное лицо, которое выражает панику и страх.

– Мария…

– Это не просто бумаги, – сглатывает она. – Это документы, в которых говорится об обвинениях и судебном приговоре.

Какие обвинения? Какой приговор? Я ничего не понимаю. И как это все связано с Дэвидом?

– Он обвиняется в нанесение тяжких телесных, – со слезами на глазах произносит Мария. – Тут что-то написано, но я уже ничего не понимаю.

Я вырываю бумаги из ее рук, и сама пробегаю глазами по строкам.

По статье 211 части 1 уголовного кодекса… Нанесение тяжких телесных… Арест… Три года… Лишение свободы…

– Какой арест? Какие три года? Что это вообще такое?

Я не верю в это.

– Тюрьма… три года тюрьмы. – шепчет подруга.

Нет. Этого не может быть. Он не мог. Дэвид не мог этого сделать.

– Анаис? Анаис, что с тобой?

Он не мог. Я знаю, что он не мог этого сделать. Это не он. Это все какой-то бред. Его подставили, потому что он не способен на такое.

– …Прости меня. Я не мог поступить по-другому. Я обязан был так сделать. Не забывай, что я очень сильно тебя люблю, – слышу отдаленно его голос.

Я ничего не понимаю, ничего не вижу. Он целует меня в лоб, что-то шепчет и отпускает.

– Нет, не уходи, пожалуйста! – кричу я, но меня слышно.

Это Дэвид. Я узнаю его голос, его прикосновения из тысячи. Я не хочу, чтобы он уходил. Я слышу, как он ругается и затем снова прикасается ко мне. Его прикосновения дарят мне спокойствие. Он также не хочет уходить, не хочет оставлять меня. Но он это делает… потому что я слышу, как хлопает дверь.