В памяти почти не сохранились те времена, когда он мог вот так дышать. Набирать воздух полной грудью. Воздух, который прохладно щекотал ноздри и сладко втекал в самую душу. Все эти ароматы свежих трав, прозрачных весенних листочков и влажной земли, не успевшей просохнуть от вешних ручьёв, казалось, можно пить большими глотками, словно берёзовый сок. Голова кружилась от избытка кислорода и воспоминаний из далекого детства.

   В те беззаботные годы Олег частенько гостил в этих местах. Теперь его здесь никто не ждёт, но память нередко возвращала его на тихую деревенскую улицу с бревенчатыми колодцами и кустами сирени, на берег реки, на поля, шелестевшие голубоглазым льном и медовым клевером. Олег давно мечтал заехать сюда на денёк, чтобы пройтись по знакомым тропкам, но жизнь скакала с кочки на кочку, унося его всё дальше от ласкового песка под босыми ногами, от запаха скошенных трав и парного молока. Ежедневная суета копала рвы и ставила рогатки, навсегда запирая от него детство. И все же Олег не расставался с мечтой совершить, пусть короткую, вылазку в прошлое.

   Наконец, удалось. Вышло как-то спонтанно. До конца отпуска осталось три дня, машина после мелкой, но неприятной аварии, все ещё висела на стапелях в кузовном цеху, вот и выудил Олег с дальних полок неисполненных желаний почти позабытый маршрут. Изучил расписание, прыгнул в электричку, на конечной подождал местный рабочий поезд из трёх вагонов, и...

   Ну, почему так бывает? Неужели это какое-то вселенское правило, чтобы мечта всегда была ярче скучной реальности? Не сказать, чтобы Олег был разочарован, но какой-то горький привкус щипал язык и вышибал слезу, словно вместо сладкой газировки случилось глотнуть по ошибке уксуса. Вместо обшитого тесом вокзала, где в любую жару было прохладно и, помимо лавок из гнутой лакированной фанеры, всегда стоял бак с ледяной колодезной водой и кружкой на цепочке, теперь появилась укатанная асфальтом парковка. На месте высоких деревьев стояли черные пни.

   Добравшись до деревни, Олег продолжил получать под дых от действительности. Милые бревенчатые домики с дремлющими на лавках котами исчезли - их место заняли коттеджи, нагло распихивающие друг-друга высоченными глухими заборами. Колодцы были засыпаны, а на дороге не видать уже луж, в которых случались целые битвы бумажных флотилий - дорога запеклась пригоревшей коркой асфальта. Олег не смог даже пробраться к реке - весь берег плотно застроили двухэтажными дворцами, оставив лишь небольшой проход между заборами. Однако, эта щель, видимо, была единственным местом, где вместо асфальта царила непролазная грязь. Недолго побродив в поисках выхода к воде, Олег отправился в обратный путь. Лишь на околице он задержался, чтобы насладиться природными ароматами и почти нетронутым видом. В эту сторону строить не стали. Возможно, помешал ров для стока воды из ближних болот. Хотя, скорее всего, домовладельцы готовы были бороться с земной влагой на живописном берегу реки, но тут не считали затраты на дренаж оправданными.

   Отдохнув на поваленном дереве, Олег достал телефон, чтобы узнать время. До поезда сорок минут. Пора. На станцию от деревни всегда вели две дороги - большая и малая. По большаку он шёл от железной дороги. Обратно можно пройтись и по маленькой, которая была лишь тропой, протоптанной в поле. Изрытая бороздами и кочками, с нередко случавшимися по весне и после дождя лужами и пятачками грязи, эта дорожка экономила время и радовала глаз городского жителя натуральными сельскими пейзажами. Но была ещё одна тропка. Точнее, не была, а бывала, потому что увидеть её случалось далеко не всегда. Иногда на проторенный путь можно было свернуть прямо от околицы, но часто эта дорожка исчезала, зарастая густой травой.

   Олег любил эту дорогу за разнообразие - она шла по краю рва, мимо пруда, через перелесок, задевая угол поля и край болота, поросший "волчьей ягодой". Эта тропинка то ныряла в сумрачный лес, то вновь вытекала на открытую полосу с валами выкорчеванных с поля корней. Олег заметил эту дорожку и тут же свернул с большака. Стало смеркаться, со стороны болота потянулись понизу лохмотья тумана. Из-под огромного пласта дерна, выкорчеванного вместе с широким пнём, курились белёсые спирали остывающих испарений. Вдруг потянуло дымком. Усмехнувшись, Олег вспомнил, как маленьким тыкал пальцем в сторону этих подземных дымов и надоедал всем вопросами об их источнике. Старшие, отшучиваясь, говорили, что это черти картошку пекут. Теперь Олег знает, что такое торф и как он может тлеть под землёй, но тогда... В детстве он верил в потустороннюю природу этих "костров", а пару раз даже было уверен, что заметил под корягами жуткие тени. Но на то оно и детство, чтобы всякую ерунду легко принимать на веру.

   Теперь он другой. Олег, вдохнул дымок, причмокнул, будто пробуя его на вкус, и отправился дальше. Внезапно, что-то высокое, под самые кроны, мелькнуло среди зарослей. Зверь какой, птица или просто почудилось в сумерках? Нет, показалось, но не совсем - навстречу из кустов вышла молодая женщина, согнувшаяся под тяжестью сумки. Олег не знал, что стал бы делать, попадись ему какая-нибудь старуха, но тут...

   ― Девушка, вам помочь? У меня поезд скоро, но до деревни могу донести. Успею.

   ― Ой, спасибо, думала не дотащу, ― голос своей невыразимой приятностью вполне соответствовал красоте женщины. Он очаровывал не хуже её сияющих глаз.

   Олег принял сумку. Ох, и тяжела! Понимая, что молчание в сумеречном лесу может показаться пугающим, Олег спросил:

   ― А вы с какого поезда? Что-то не слышно было, ― а поезда особенно тихими вечерами, в самом деле, слышно было издалека.

   ― Я не с поезда. У меня родня возле станции живет - вот, гостинец передали. Рыбка копченая ― женщина кивнула на сумку.

   ― А ты, не из местных, как я погляжу. Какой видный парень!

   Девичьи глаза в густеющих сумерках сияли ярче звёзд и почти обжигали самое сердце Олега. Он совершенно потерялся и зачем-то смущенно промычал: