Она украдкой поглядывала на Мелика, вероятно, очарованная его золотистыми глазами и элегантностью.

  Мелик находился в импозантной приемной, стены которой были отделаны красным деревом, а толстый ковер на полу приглушал шаги. В переднюю выходили три массивные двери красного дерева.

  На столе перед девушкой стояло внутреннее переговорное устройство. Мелик вздрогнул, когда в нем раздался голос, но не понял смысла сказанной по-азербайджански фразы. Рыжая девушка поднялась и сообщила бархатным голосом:

  - Господин Садуллаев примет вас.

  Молодая азербайджанка смотрела на Мелика дерзко и провоцирующе.

  Она закрыла за ним обитую кожей дверь.

  Мелик, пораженный, остановился. Ему показалось, что он попал в дворец короля. Он молча разглядывал налево, направо: в левом углу стояла рояль "Корпф" 1897 года. Сверху свисали люстры с 64 свечами.

  Кругом позолоченные колонны, статуи, анеглочки. Именно позолоченные.

  Створки двери медленно раздвинулись, и Мелик увидел за ними зал, гораздо более просторный, чем кабинет.

  Посредине зала в кресле сидел огромный человек, нацелив на Мелика автомат, казавшийся маленьким в жирных лапах, таких же бледных, как и лицо. Огромный живот свешивался на колени. Человек был почти лысым. У него было умное лицо со светлыми глазами. Он спросил мягким голосом:

  - Что вам угодно?

  Мелик хотел опустить руки, но толстый палец тотчас же потянулся к спуску курка.

  - Я вам приказал, руки на голову! - повторил мужчина более жестко. Но тут же добавил:

  - Войдите!

  Мелик вошел в зал. Это скорее всего был конференц-зал. Роскошно меблированный, что резко - еще более, чем приемная и кабинет, - контрастировало с жалким внешним обликом здания и лестничной площадкой.

  - У меня встреча с Мамедом Садуллаевым, - сказал Мелик. - Я от

  Ефима Файнера.

  Мужчина повернул голову и позвал:

  - Уля!

  Дверь отворилась, и в комнату вошла рыжая девушка, нисколько не смутившись при виде автомата.

  - Обыщи его.

  Азербайджанка подошла к Мелику, расстегнула на нем куртку и начала нежно его ощупывать с самым серьезным видом. Ее руки опустились ниже, на пояс и в карманы, еще ниже...

  - У него ничего нет, - сказала она.

  - Повернитесь, - приказал толстяк.

  Мелик послушался. Его глаза встретились с глазами девушки. Теперь она ощупывала его бедра. Она была либо садисткой, либо поразительно бесстыдной.

  - Ну что? - снова спросил толстяк.

  Немного изменившимся голосом девушка повторила:

  - У него ничего нет, господин Садуллаев.

  Так, значит, это он, тот человек, которого Мелик должен охранять.

  Ничего не скажешь, хорошенькое начало.

  - Ладно, - кивнул бакинец. - Соедини меня с Ефимом Файнером.

  Уля набрала номер телефона по мобильнику и поднесла трубку к уху

  Мамеда Садуллаева. Приветствовав американца на другом конце провода,

  Мамед сказал:

  - Здесь у меня сидит человек, утверждающий, что пришел от вас...

  Он быстро описал Мелика, потом подозвал его к телефону.

  - Он хочет с вами поговорить.

  - Я не был готов к такому приему, - сообщил Мелик. - По-моему, господин Садуллаев очень нервничает.

  На другом конце провода Ефим Файнер снисходительно вздохнул:

  - Извините его и передайте ему мобильник. Я скажу ему, что узнал ваш голос. Иначе вы рискуете получить в голову порцию свинца...

  Азербайджанец взял аппарат, пробормотал слова благодарности и попрощался. После этого он выключил мобильник, и опершись обеими руками на ручки кресла, поднялся.

  - Оставь нас, - приказал он Уле. - Прошу извинить меня, - сказал он. - Обычно я иначе встречаю гостей. Но вы не знаете, что значит жить в страхе... После того что случилось с редактором журнала

  "Мотодром", я постоянно жду покушения и вздрагиваю от малейшего шороха, скрипа двери, телефонного звонка или неожиданного визита.

  - Я понимаю, - сказал Мелик.

  Светлые глаза Садуллаева смотрели на него чуть ли не растерянно.

  Но это не могло обмануть Мелика. Он видел: перед ним человек сильный, умеющий обойти капканы, которые внешний мир ставит современному человеку. Хотя, бесспорно, убийство журналиста Эльдара

  Хусаинова было сильным ударом для его нервов.

  - Я ненавижу насилие, - сказал Мамед Садуллаев. - Я скорее эпикуреец, а не спартанец и люблю жизнь. На свете так много приятных вещей, например моя секретарша. Она прелестна, не так ли?

  - Восхитительна, - согласился Мелик. - Если бы ее интеллект был на уровне виртуозности ее рук, ей не было бы равных среди прочих секретарш.