— Мне дважды удалось подслушать обрывки разговоров насчет сокровищ и ключей к ним, — объявил Корнель, минутку подумав. — Может быть, Тобиас Рид, как другие, решил искать их…
— Да это же просто смешно! — возразила Мери. — Тобиас и Эмма слишком богаты для того, чтобы какие-то слухи могли отвлечь их от собственных дел. Нет, из-за такой глупости они не стали бы тревожиться! Да каждый из них потерял бы куда больше, чем приобрел, гоняясь за призраком сокровищ! Ой, боюсь, тут что-то другое.
— Но ты не станешь досадовать, если я все-таки сам кое-что попробую выяснить?
— Ты готов поверить дворцовым сплетням? Ты?! — Мери была донельзя удивлена.
Едва войдя в комнату, она скинула туфли с уставших ног и теперь нежила ступни на толстом мягком ковре, устилавшем пол. В два прыжка Корнель оказался рядом с Мери. Нарушив данный себе обет не докучать подруге приставаниями, он нежно ее обнял, и, поскольку она, счастливая, что они помирились, и не подумала отбиваться, спросил прямо:
— Если у меня будет имя и состояние, у тебя уже не будет необходимости в каком-нибудь проклятом англичанине, чтобы он тебе их предоставил?
Сердце его сжалось, зато сердце Мери забилось, как бешеное.
Он осыпал ее шею легкими поцелуями, и у нее от этой ласки по всему телу прошла дрожь.
— Ты корсар его величества, — попробовала она тем не менее слабо сопротивляться. — Ты, как Форбен, связан этими идиотскими правилами!
— Ошибаешься, Мери! В отличие от него, я вовсе не женат на море. И мне гораздо легче расстаться с морем, чем потерять тебя. Но ты не ответила на мой вопрос…
— Ты, значит, серьезно говорил о женитьбе?
— Ты не ответила на мой вопрос! — повторил он.
Господи, как же они похожи друг на друга… Мери думала недолго. Чем лучше она знакомилась с этими угодливыми лордами, тем меньше симпатии к ним у нее оставалось. Зато от одного прикосновения Корнеля, от одного его взгляда она становилась счастливой с головы до ног.
— Разузнай все об этих сокровищах, — решила Мери с внезапным облегчением. — Если клад и впрямь существует, мы сами отправимся на его поиски.
Корнель подавил вздох удовольствия и поцеловал ее так, что она едва не задохнулась.
Мери Рид была именно такой, какой он себе ее представлял!
19
Целую неделю Тобиас Рид продолжал все те же игры, постоянно наталкиваясь на тот же результат. Объявила о своем приезде Эмма: ей прискучило томиться в лондонском доме мужа, куда она перебралась, и хотя, конечно, появиться при дворе короля Вильгельма сразу же после того, как распространился слух о свадьбе, оказалось весьма приятно, но то и дело обнаруживать, что заключенный брак, избавив ее от клеветников, одновременно лишил и забавлявших все-таки поклонников, быстро надоело. Потому, уладив дела, она села на корабль, отплывавший во Францию.
А Мери продолжала свою тайную деятельность в старом замке. Она осведомлялась о вопросах, которые задавал Тобиас, исследовала уголки, где он задерживался хотя бы на минуту, и прекращала слежку только к ночи, когда дядюшка отправлялся домой. Тогда ее сменял Корнель и, проводив жертву до дома, уходил лишь после того, как убеждался, что Тобиас улегся спать.
С утра все начиналось сначала.
Корнель тоже собирал информацию, но другого рода, и информация эта была бессвязной и противоречивой. Сокровища оказывались то испанскими, то ацтекскими, то принадлежащими племени майя… Иной день они хранились едва ли не везде, иной — нигде. Только в одном можно было быть полностью уверенными: слухи исходили из Версаля.
Свой первый доклад королю Якову Мери сделала в тот день, когда Эмма де Мортфонтен прибыла в Сен-Жермен-ан-Лэ. Все, что «шпионка» смогла узнать: Тобиас Рид ищет какие-то секретные документы. Стремясь сделать более достоверной басню, сочиненную ею для того, чтобы попасть ко двору, Мери добавила, что подозреваемый пытался также налаживать связи для своего зловещего плана убийства. Король Яков повелел продолжать слежку и снабдил ее новым кошельком, таким же полным, как прежний. Приказано было не скупиться на расходы.
* * *
— Моя дорогая супруга! — воскликнул Тобиас Рид, едва Эмма ступила на порог его особняка в Сен-Жермене.
Расположенное за порталом, замыкающим строгий квадратный двор, здание было прелестно, как все здешние каменные дома. При особняке не было сада, заменял его цветник, где, окружая фонтан, питавшийся колодезной водой, в изысканном порядке чередовались кусты самшита и роз. Тобиас Рид стал владельцем этого маленького поместья пять лет назад, когда поставил себе цель расширить и усилить свое влияние во Франции, и ему понадобилась с этой целью резиденция, всегда готовая принять его, в какое бы время он ни задумал прибыть во Францию и сколько бы времени ни собирался пробыть в Сен-Жермене.
— Путешествие не слишком утомило вас? — продолжил он, поддерживая Эмму под локоток и направляясь с ней к столовой.
Там только что накрыли обеденный стол. В комнате, куда они вошли, пахло сложной смесью ароматов воска, которым был натерт паркет, и бобовой похлебки, которую служанка только что разлила по их тарелкам: по приказу хозяина, как только вдали показалась карета Эммы, она поспешно принесла второй прибор. Несмотря на записку о скором приезде, никогда нельзя было заранее знать точно ни часа прибытия, ни даже дня: все зависело от погоды и состояния дороги — как на суше, так и на море.
— Я настолько не переношу качку, прямо хоть на корабль не поднимайся, — сказала Эмма. — Меня могут заставить только чрезвычайные обстоятельства. Зато дымок, который поднимается от этой похлебки — так, во всяком случае, кажется, — говорит о том, что вот она-то сможет избавить меня от усталости!
Служанка поняла слова супруги хозяина как комплимент и ответила на них улыбкой, затем почтительно поклонилась и сказала новоприбывшей: «Добро пожаловать!» и «Приятного аппетита!».
— Что ж, тогда не станем терять время, — откликнулся и Тобиас, любезно отодвигая стул, чтобы Эмме было удобнее пройти за стол и сесть к тарелке.
Сам он уселся напротив, на другом конце стола, проклиная про себя длину этого пространства, лишавшую его близости жены.
Вовсе не желая начинать доверительный разговор при слугах, Тобиас для начала расспросил Эмму о том, что она поделывала в Лондоне, что новенького при дворе короля Вильгельма, где она бывала в его отсутствие… Эмма расщедрилась на несколько анекдотов о своих подружках, никак не перестающих поздравлять ее с таким удачным браком, а заодно и о врагах, которых обнаружила в связи с тем же событием.
— Ваши тайные любовницы просто взбешены, дорогой мой! Они меня ненавидят только за то, что я сумела женить вас на себе, в то время как каждая из них считала именно себя вашей избранницей. Теперь все прежние соперницы чувствуют себя в равной степени поруганными и осмеянными, вот и бичуют ваше легкомыслие с утра до ночи и с ночи до утра… Послушать их — так вы просто последний мерзавец и лжец!
Тобиас веселился куда больше, чем сердился:
— Да пускай болтают, мне это все равно! Если только вас это не раздражает.
— Ни в малейшей степени! — заверила Эмма.
— С тех пор как овдовел, я только и занимался тем, что ловил случаи, которые эти красотки мне любезно предоставляли. Для большинства из них — кстати, замужних! — это была такая же сделка, как для меня самого. Признаюсь, что наш брак избавил меня от забот по крайней мере в отношении двух прелестных вдовушек, слишком, на мой вкус, легкомысленных, если иметь в виду мои собственные интересы. Только вы, дорогая моя, представляли собой одинаково сильную приманку для моего рассудка, моего сердца и моего делового чутья, — завершил Тобиас свое признание.
Эмма решила рассматривать его искренность как комплимент. Другая обвинила бы Тобиаса в цинизме, но она сама была чересчур цинична, чтобы на такое обижаться. На самом деле, бросаясь в водоворот светской жизни, она пыталась заглушить тоску, не оставлявшую ее после свидания с Форбеном, заполнить пустоту любыми удовольствиями, физическими или словесными.