– Ещё немного, и мы в убежище, – сказал черномаг пленнице. – На всякий случай продолжай играть жертву. Вдруг крылатые где-нибудь притаились.

Женщина ответила со смехом:

– Да уж конечно, господин, не думали вы, что я так хорошо сыграю, а?

– Не думал, – ответный смех черномага был похож на короткий лай.

– А ещё не верили, когда я рассказывала вам, как была в юности актрисой! Эх, видели бы вы меня тогда!

– Да ты и сейчас недурна, только работы на тебе висит много. Погоди, вот я…

Лэннери не стал дослушивать, какие блага черномаг собирался пообещать своей пленнице… нет, сообщнице! В висках бешено застучало, в груди запылал огонь, и Лэннери кинулся на мерзавцев, как хищник падает на добычу с небес.

– Ах! – вскрикнула женщина. Черномаг оттолкнул её и кинул в Лэннери нож, но промахнулся – тот просвистел мимо. Юный фей успел прицелиться и выстрелить раньше, чем враг сплёл бы паутину своих чар. Луч насквозь пробил грудную клетку мага, оставив в ней зияющую кровавую дыру. Пошатнувшись, тот навзничь упал на траву.

Лэннери повернулся к женщине, которую била дрожь. Поднял палочку.

– Нет, – сообщница черномага бросилась на колени, вся дрожа; её глаза почти выкатились из орбит. – Он меня заставил! Во мне нет чёрной магии! Это не моя вина! Служитель Кэаль…

Лэннери смотрел на неё и слышал настойчивый голос Айи, но о чём она говорила, к чему призывала, разобрать не мог: всё сливалось в один шум с барабанным ритмом злости в его голове.

– Ты помогала убийце! Черномагу, слуге Мааль! Какая после этого разница, ведьма ты или нет?! Такая же мразь, как и он!

Женщина зарыдала и с трудом проговорила сквозь слёзы:

– Дети… мои дети… Всё ради них. Мы жили бедно, еле концы с концами сводили… А он заплатил мне, чтобы я помогла ему с личинками… Откуда мне было знать, что это? Он… он щедро платил…

Лэннери прикрыл глаза. Выстрелить, не глядя, подумал он. Заглушая Айю и ритм злости, заметались серыми птицами слова «Дети. Мои дети…» в его голове. Выстрелить бы… только палочка почему-то стала тяжелее, чем обычно, а заклинание так и не сорвалось с губ. Будь оно всё неладно…

– Получай! Пер-кусса!

Раздался крик боли. Лэннери распахнул веки и уставился на женщину – она корчилась на земле, изо рта текла кровь, а на простом холщовом платье ширилось, расползалось тёмное пятно.

Шелест крыльев – и Беатия подлетела ближе. Невозмутимо ткнула палочкой в труп черномага:

– Надо на нём личинок поискать. При себе ведь хранил.

Лэннери кивнул и покосился на сообщницу злодея – она перестала выгибаться в агонии и застыла с раскрытыми глазами и ртом.

– Брось, – лениво сказала Беатия, будто прочитав его мысли. – Я тоже подобралась к ним и всё слышала. Актриса? Ну, так и сочинила про детей, вот и всё! Чтобы тебя разжалобить.

Не отвечая, Лэннери тыкал палочкой в одежду покойного черномага. Торнстед оказался прав: баночка с личинками обнаружилась во внутреннем кармане плаща, и феи торжественно её уничтожили. Теперь этот город вздохнёт спокойнее, а они могут лететь дальше своим путём.

– Чуть не забыл! – спохватился Лэннери и нацелил палочку на труп черномага; тот вспыхнул белым пламенем. Беатия проделала то же самое с мёртвым телом его сообщницы.

По дороге на кладбище Лэннери молчал, а Беатия мурлыкала себе под нос песенку, явно подслушанную у людей. Интересно, удержал ли Торнстед свою соратницу от очередной попытки улететь к Мэйсин?

«Ты не слушал меня», – с упрёком заметила Айя.

«Прости. Я был не в себе… А о чём ты говорила?»

«О том, что правильнее было бы отдать эту женщину под стражу. Если она и правда не ведьма».

Бесспорно, Айя была права, но покойницу обратно не вернёшь. И мысль о том, что у неё действительно могли быть невинные дети, Лэннери старательно затолкал подальше. Он и так чувствовал себя скверно, да и мурлыканье Беатии добавляло раздражения.

Лэннери уже хотел попросить её умолкнуть, но, приближаясь к храму, расслышал отчаянные рыдания и думать забыл о чьих-то песенках.

– Вернулись! – навстречу феям выплыл Зейнеран. Эти Светлые Души не понять: то он был недоволен ночёвкой гостей у него в храме, то радовался, что они прилетели снова. Лэннери, хмурясь, указал палочкой на раскрытую дверь:

– Что там происходит?

– А, это мои бывшие ученики поссорились, – отмахнулся мёртвый фей и уплыл вбок, чтобы не загораживать собой дорогу.

«Поссорились» означало то, что Торнстед удерживал Ретане в храме, не давая ей как следует попрощаться с Мэйсин. Судя по синякам на нежных руках феи, удерживал силой.

– Пришлось даже палочку у неё забрать, – хмуро произнёс Торнстед. Зажатая в его огромной руке, палочка Ретане вздрагивала, будто хотела вырваться. – А у вас что? Долго беседовали, я смотрю!

В его голосе прорвалась злость. Лэннери не отказал себе в удовольствии полюбоваться муками ревности Торнстеда, прежде чем отвечать:

– Мы проследили за черномагом, узнали, что та женщина была не жертвой, а его помощницей, и убили обоих. Баночка с личинками уничтожена. Вот и всё.

Заплаканная Ретане, сидевшая в углу храма, отвлеклась от своих страданий:

– А я успела сжечь трупы на кладбище. Теперь… теперь город заживёт спокойно.

– Если ещё что-нибудь из-под земли не полезет, – Беатия села на край алтаря и принялась болтать ногами, напевая себе под нос всё ту же песенку.

Торнстед помрачнел, полетал туда и сюда по храму и, наконец, указал обеими палочками на Ретане:

– А с ней что будем делать? Она рвётся к бездарным! Когда вернёмся в Школу, – угрожающим тоном обратился он к фее, – я всё расскажу Карисене, поняла? Предательство нужно наказывать! И тебе это только на благо пойдёт, поняла? Люди – они как животные, у них нет дара, нет чистоты, нет справедливости…

Лэннери поморщился. Всё это ему доводилось выслушивать от покойной Лейи, но на неё хоть смотреть было приятно, а Торнстед внушал абсолютное отвращение. Забавно, что сначала показался простоватым и добродушным! Первое впечатление – самое неверное.

– Ничего не будем делать. Верни Ретане её палочку, и полетели из города. Если захочет ещё раз, – Лэннери сделал ударение на последних словах, – попрощаться с Мэйсин, пусть потом догоняет нас.

Феи Золотой Звезды уставились на Лэннери с одинаковым изумлением на лицах. А затем через него начал пробиваться гнев у Торнстеда, и радость – у Ретане. Она приблизилась и поглядела на Лэннери так, словно всё ещё не верила своим ушам.

– Бери, – он выхватил палочку из руки Торнстеда и протянул её Ретане. – Помни, если останешься здесь – Карисена, скорее всего, лишит тебя крыльев за то, что ты намеренно не выполнила задание и не помогла мне… нам с важной миссией.

У собеседницы задрожали губы:

– Я… пока не готова отказаться от крыльев. Хотела бы, но не сейчас. Слишком много нечисти развелось. Поэтому я вернусь!

Отчего-то Лэннери был уверен, что она сдержит слово. Ретане неловко повернулась, едва не задев крыльями алтарь, и улетела, а в храме воцарилась неуютная тишина – даже Беатия нахохлилась и перестала напевать.

Первым заговорил Торнстед.

– Да, похоже, я был прав насчёт тебя, – задумчиво произнёс он, и Лэннери весь подобрался, прикинув, успеет ли он ударить первым. – Прав… и в то же время неправ.

– Это почему? – удивился Лэннери. Широкоплечий соперник одарил его мрачной ухмылкой:

– Прав, что ты тряпка. Неправ был, думая, что никто больше… ты ещё и предатель наравне с Ретане, раз позволяешь ей делать, что она хочет. И вы с ней, – теперь Торнстед кивнул в сторону Беатии, – небось полетели за черномагом, чтобы убить его, несмотря на пленницу. Это Равновесию повезло, что она оказалась такой же тварью, как черномаг! А вас двоих я уже раскусил. Она – не фея, и ты не лучше!

Лэннери налетел на него, целя кулаком в голову. Но Торнстед легко ушёл от удара, несмотря на то, что ловким его никто бы не назвал.

– Давно по морде не получал, а, Торнстед? – раздался злой выкрик Беатии. Он оглянулся на поднявшуюся с алтаря фею – и пропустил удар. Кулак Лэннери впечатался в губы Торнстеда и отбросил его назад. Разъярённый, с окровавленным ртом, Торнстед бросился на противника. Оба закружились в воздухе – Торнстед пытался напасть, Лэннери уворачивался.