Вниз вела лестница, но стоит ли говорить, что напрочь лишенный терпения Глоддрик одолел ее в два-три скачка. Но вот что странно – дальше шел коридор, заросший паутиной и травой, пробивавшейся из-под камня, но в нем горели факелы. Откуда? Ответ напрашивался сам собой. Как ему говорил тот крестьянин, недавний визитер, это захоронение давно уже никто не обслуживает, селяне стараются даже обходить его десятой дорогой. А это значило одно – желание Глоддрика продолжить процесс кромсания врагов на части неизбежно сбудется. То, что было изображено на стенных фресках, заставило воина немного сбавить темп. Стены были давно усеяны трещинами, рисунки обкалупывались веками, но суть их можно было увидеть и по сей день. Первый демонстрировал сцену баталии – с одной стороны все расы Ранкора, который знал Глоддрик, с другой – существа краснокожие и со щупальцами на голове. Оба войска выставили щиты и направили на врага острия копий. Между ними же бравый воин в блестящих доспехах один на один бился с отвратительным на вид равшаром очень высокого роста с драконьим черепом на голове. Кшатрион Кроволикий – уж в чем, а в истории Глоддрик знал толк, сразу узнав это создание. Затем была изображена ожесточенная схватка, в которой на фоне пламени и трупов воинов обеих сторон сошлись в бою равном тот же рыцарь и, как известно, император, захороненный в этом самом склепе. Существо на изображении было оторвано от земли, оно простерло руки в стороны и снова скривилось в улыбке, уверенное в своем превосходстве. Истекающий кровью воин, потерявший шлем, явно из последних сил отважился на противоборство – художник хорошо изобразил эмоции Ранкора Несокрушимого. И лишь дух зеленовласой девы, парящий над ним, навеивал некое спокойствие и уверенность, что все кончится хорошо несмотря на то, что весь мир был в огне. В пламени из пекла Азроговых подземелий. На следующей картине император, сраженный насмерть клинком героя этого мира, пал наземь, как и израненный воин, одолевший его. Дальше была нарисована картина всех, кого жители Ранкора принимали за своих героев и божеств – Анлариэль, Кесилор, Халтаар, Насгарил. Ранкор Несокрушимый и Гартхаэл Громовержец, великий вождь крылатого народа флорскелов. Над ними всеми стоял седобородый старец в длинном балахоне – Калтахин Великий. Глоддрик знал их всех, Книгу Трёх Миров, повествующую об этих легендах и написанную неизвестным очевидцем, он знал почти что наизусть, в трудные детские и юношеские годы она часто давала ему надежду. Последняя же картина внушала отнюдь не воодушевление и уверенность, лишь ужас. Был изображен саркофаг, над ним – дух того самого императора. Императора Заргула. Этот дух в форме облака, смеясь, словно пронизывал взглядом смотрящего. Внизу, на совершенно современном всеобщем языке народов Ранкора, было выгравировано послание: «Война еще не окончена». Это прошибло бы до пота многих, но только не Глоддрика. Нигде он не чувствовал себя настолько могущественным и нужным другим, как на войне. То, что захоронение принадлежало самому жестокому из правителей древних народов, а теперь им заинтересовались равшары, не вызывало у законченного фаталиста – Глоддрика ничего, кроме огромного любопытства и азарта. Коридор кончался, а дальше следовал поворот направо. Света за ним виднелось все больше, а до Глоддрика доносились чьи-то грубые голоса. Глоддрик остановился у входа, прислушиваясь.
– И долго еще нам здесь стоять? Кразлак Губитель сказал, что перед вскрытием саркофага нужно провести воздание почестей. Я понимаю, это останки Заргула, а не кого-нибудь, но неужели так долго?
– Молчи! – прорычал другой в ответ, – сколько нужно, столько и будем стоять, ясно тебе? От нашей операции решается судьба всего Ранкора, а ты ноешь, видите ли, ему стало скучно! А если Кразлак услышит – сожжет тебя заживо и мокрого места не оставит, дурак.
«Они откапывают его тело. Привели мага. Понятно. Собрались воскресить? На кого эти рогатые твари работают? А чего это я жду, мать твою за ногу?!» – пронеслось у Глоддрика в голове.
Для недавно жаловавшегося на тяготы ожидания все окончилось в несколько мгновений. Тот успел едва повернуть голову в сторону пролетевшего несколько шагов Глоддрика, как его туловище оказалось рассеченным от плеча до пояса. Всего воинов здесь было с тридцаток. Все были из племени Костяных Драконов.
«Тот кусок идиота, Клажир, упоминал о равшаре с бычьим черепом и посохом. Маг? Бычий череп – и эти уроды все в костях. Одного племени ягоды» – могло показаться, что каратель пропустил болтовню деревенского парня мимо ушей, но Глоддрика Харлауда давно научила работа в органах безопасности, что чаще всего именно в мелочах кроются бесценные сведения.
– Кто ты такой? Каким ветром тебя сюда занесло? Неужели ты… – в глазах бойца в костяных доспехах мелькнул проблеск осознания – он явно понял, с кем имеет дело.
Все равшары знали этого человека. Он попытался достать меч, но хлесткий рубящий удар Глоддрика отсек ему кисть. Остальные напали всем скопом на ганрайского воина. Его обступило с десяток равшаров. Комната, в которую выводил коридор, не была широкой, что заставляло остальных равшаров толпиться за спинами своих братьев. На Глоддрика посыпался град ударов костяными клинками. Его глаз ходил ходуном, но сердце немолодого воителя запело – он с восторженным взглядом, безумной улыбкой отбивал удары и контратаковал молнеиносно, точнее, бил размашистые, тяжеленные удары, рубил что есть силы с диким ревом. Скорость Глоддрика была поистине нечеловеческой – его клинок мелькал туда-сюда, защиту его было невозможно пробить, а атаки все чаще попадали по несчастным равшарам, в чьих глазах уже можно было различить неподдельный ужас. Но фехтование в чистом виде ему быстро надоело. Как только очередную брешь врагов заполнили другие, Глоддрик ринулся вперед и со всей дури врезал лбом в грудь ближестоящему врагу. Его нагрудник из ребер какого-то крупного животного раскололся, но этим дело не ограничилось, треснули и собственные ребра равшара. Глоддрик с хохотом перешел в ближний бой, затесавшись в самую гущу врагов. Он дробил их черепа ударами наконечником рукояти в голову, в шею, позвоночник, ребра. Они постарались вытолкнуть Глоддрика из своей массы и прижать к стене, но каратель умудрился вырвать свое лезвие из давления их тел, снова рассекая их, и сверху обрушил по дуге на них удар, а затем еще – бил крест-накрест. Еще несколько равшаров оказались на полу, истекая кровью. Правда сказать, Глоддрик не получал большого удовольствия от схватки – противник снова оказался ему ниже, чем по плечо. Однако ему давно уже нравилась в боях одна вещь – вот минуту назад врагов было много, они были сильны и бодры духом, готовы порвать тебя, но ты ломаешь свой страх, этот психологический барьер, и тут все становится сверх наголову – хищник теперь жертва, а бывшая «жертва» давит врага. Глоддрик был не единственный с такими взглядами на сражения, от других его отличало лишь то, что ему удалось выжить с таким остервенелым стремлением помахать мечом. В живых осталось лишь пятеро воителей из пустоши, облаченных в костяную броню. Их взгляды отражали решимость, даже счастье предвкушения гибели, ведь ни один уважающий себя равшар не позволит себе умереть в своей постели. Но все же Глоддрик заметил их колебания – слишком сильное впечатление производила груда порубленных на части их братьев по крови на полу.
– Может, мы и погибнем, но Кразлак тебя точно убьет! – выкрикнул стоящий в середине равшар с копьем из перевязанных какими-то веревками костей, – ни один воин не выстоит против мага.
– А мы его задержим! – выпалил другой, чей подбородок и скулы защищала челюсть варана, – Кразлак уже сто раз успеет убраться, мы-то не лыком шиты.
– Вперед, братья – всем скопом, – сжал обеими руками костяное копье вожак их группки и направил его в сторону Глоддрика, – по одиночке каждому из нас точно конец.
– А может, к нам на помощь подоспеют те, кто на патрулях! Этот, наверное, как-то ухитрился их обойти, не мог же он их всех того, покрошить, – произнес третий, сам не веря своим словам.
