– Да, и что? Я бы и Сашку, и Варварку к себе на дно затащила, да ведь не подходили они к прудам. Только в купальне плескались всегда.

– А то, syrena głupia, zadziorna, -Ежи захохотал, стуча себя ладонями по коленкам, – утянула бы, да? В купальню вам, водяным, хода нет. Там дубом морёным дно выстлано, да под досками крест большой серебряный отец Филипп с молитвой заложил. Нет вам туда ходу, нет. Да и вообще, нет у меня времени с тобой тут лясы точить. Говори, что велел хозяин вод передать?

– А велел он передать, Ежи-хохлик, – русалка потянулась, заложив руки за голову, – что уйдут бобры с пруда, если ты меня поцелуешь. А, Ежи, поцелуешь? Хватит смелости шляхетской?

Русалка весело захохотала, а потом, резко оборвав смех, вперилась в хохлика враз потемневшим, глубоким взглядом.

– Иди ко мне, Ежи-хохлик. Поцелуй меня. Сладок мой поцелуй, ох как сладок, – голос водяницы стал совсем низким, тягучим, медово-паточным. Остолбеневший Ежи напоминал теперь муху, попавшую в разлитую лужицу мёда на столе. Ноги его сделали первый шаг к воде. Судя по исказившейся в злобной гримасе физиономии домового, ноги зажили какой-то своей жизнью, независимой от желания хозяина. А русалка всё вещала.

– Поцелуй меня, Ежи, поцелуй. Мы уйдём на глубину, там, где мягкий придонный ил даст нам постель, где мягкие водоросли дадут нам покров. Там нет звуков, покой и тишина. Свет солнца не достанет нас. Мы будем в вечном покое и тишине. Иди же ко мне, Ежи-хохлик… Ко мне, ко мне… Ежи-хохлик.

А гномик всё ближе и ближе подходил к воде. Шаги его были неровными, дерганными, как будто хохлик вовсю сопротивлялся русалкиному зову. Лицо домового побледнело, длинные чёрные усы встопорщились, глаза горели злым зелёным огнём. Взгляд его был прикован к глазам Марины, а руки яростно дергали медные застёжки сумки. И вот когда заострённые мысы зелёных сапог домового коснулись воды, в руках у Ежи оказалась какая-то тряпица. Он быстро развернул её, и на солнце блеснул маленький медный крестик. Русалка громко зло взвизгнула и как-будто провалилась под воду. Стоя по колено в воде, хохлик вытирал пот со лба и тихо бубнил себе под нос:

– Марина, Марина… głupia suka…ты думаешь, Ежи не видел, где ты крестик спрятала, когда топиться убегала. Ежи в доме всё видел. У Ежи в дупле много чего интересного ещё запрятано, много. Хохлик вышел из воды, и что-то бормоча себе под нос, скрылся высокой траве.

Резкий порыв ветра зашелестел кронами деревьев, росших вокруг старого пруда. Громко заорала какая-то птица в ветвях вяза у меня за спиной. Какофония звуков ударила мне в уши. Громко квакали лягушки в зарослях кувшинок, стрекотали стрекозы над водой, в ветвях сороки переругивались с галками, шелестела на ветру листва. Солнечные лучи, отражаясь от воды, слепили глаза. А поплавки-то мои где? Я заснул, что ли? Нет поплавков, не видно на поверхности. Аккуратно тяну одну из удочек, преодолевая сопротивление чего-то тяжёлого на конце лески. Зацепилось? Ан нет, медленно, но верно вываживаю большую рыбину. И вот уже на солнце блестит темным золотом чешую большой, грамм на пятьсот, горбатый карась. Бьётся в руках, топорща ярко-алые плавники. «Золотой», однако. Вторую мою снасть заволок в заросли кувшинок тоже не маленький, побольше моей ладони, серебристый карасик. Не успел я его снять с крючка, как поплавок снова повело. «Бешеный» клёв продолжался с полчаса. Рыба, казалось, была готова кидаться даже на пустой крючок. А потом как отрезало. В ведре плескалось около трёх десятков немаленьких рыбин, а поплавки замерли на синевато-свинцовой глади воды. Снова ни одного движения. Собираться пора.

Собрав снасти и стульчик, вынул из кармана фляжку. О, еще наполовину полная, есть чем отметить богатый улов. Так я и застыл с раскрытым ртом, позабыв об ароматном роме. Из воды, на том самом месте, где я вроде как во сне видел холика, выползали бобры. Отряхнувшись, один за другим уходили от озера, скрываясь в высокой траве, поляны, на которой когда-то стоял большой двухэтажный дом дворян Рачинских, владельцев имения Хохлово. А из ветвей старого развесистого дуба, росшего на краю поляны, раздался громкий заливисты посвист.

Наверное, я всё-таки идиот. Бросив на берегу удочки и ведро с уловом, два часа бродил по парку, выискивая дерево с большим дуплом. Так и не нашёл. И лишь однажды, среди шелеста листвы, мне послышался тихий саркастический смешок. Где-то тут, чёртов Ежи.

Было это в те далёкие времена, когда Смоленск не был приграничным городом. Между западной частью государственной границы и Смоленском лежала целая Белорусская Советская Социалистическая Республика. Дело было в 1981 году. Как пели когда-то новосибирские КВНщики:

Наш Союз, наш общий дом,

Очень дружно мы живём.

Днём и ночью пограничник

Ходит по цепи кругом.

Ну, так вот, пограничники где-то там ходили на границе, а в Белоруссии шли большие учения. Над Хохлово с рёвом летала масса всего военного. Поначалу обыватели, задирая голову, смотрели в небо, пытаясь понять, что это там такое летает. Самые продвинутые, те, которые смотрели «Служу Советскому Союзу», даже пытались определять типы самолётов и вертолётов. Через пару-тройку дней попривыкли, и внимание на проносящиеся в воздухе боевые машины уже не обращали. На дворе у моей бабушки Анны Степановны петух впал в депрессию. Понуро сидел на заборе, устремив очи горе. Ему хотелось туда ввысь. Проноситься среди облаков вместе с теми странными железными птицами, оглашая окрестности боевым кличем и грохотом. А потом спикировать на соседского пса, дворнягу оборзевшую, да и выполнить на бреющим бомбометание из-под хвоста. Но, сил хватало только взлететь на забор.

Обойдённые вниманием петуха куры, бестолково носились по двору. Иногда собирались в кучу и возмущённо кудахтали. Что ж это твориться в небе-то голубом? Летают туда-сюда, воют да ревут. Совсем нашему мужику голову задурили! Нестись куры естественно перестали от слова совсем. Бабушка задумалась о замене петуха, и уже не раз поглядывала на топор. Не можешь выполнять свои обязанности, добро пожаловать в суп. Петух же, сидя на заборе, лишь тяжело вздыхал и высматривал в небе очередной военный самолёт.

У магазина днём стал появляться молодой незнакомый хохловским жителям мужчина в рыжих прокуренных усах. Собирал вокруг себя стайки пацанов, и что-то им рассказывал. Как-то раз и нас с братьями позвал. И что мы узнали? Идут большие учения, и наша воинская точка, пункт связи, что на окраине Утиного болота в лесу у Краснинского большака, тоже в них участвует. И вот ежели в деревне появиться кто-то незнакомый да начнёт расспрашивать, нет ли рядом каких-нибудь воинских частей, то надо этого человечка запомнить и срочно бежать на точку. Найдите, мол, меня, я там за охрану отвечаю, и приведите в деревню показать интересующегося. И если тот окажется действительно шпионом «условного противника», то на ваши мальчишеские головы прольётся дождь всех и всяческих армейских ништяков. И пилотки со звездой, и армейские фляжки и белые парадные ремни обещал. Вот же наивный. В деревне воевал практически каждый второй дед, не считая каждого первого. Только у нас в шкафу лежала и офицерская полевая сумка, и немецкий карманный фонарик с разноцветными линзами, и небольшая финка с наборной рукояткой. Вот пообещал бы штык-нож от «калаша», тогда да. Шпионов бы ему доставили сколько душе угодно.

Как бы там ни было, до конца учений шпиона в Хохлово не ловили. Но вот чем закончились эти самые учения для пункта связи, по деревне байка ходила.

Условный противник выяснил-таки расположение нашей воинской точки. И для её захвата был выброшен небольшой десант. Но не прямо на точку, а на поля за лесом. Всё что и надо было десантуре, это пройти пару километров по заросшему лесом пересохшему болоту и выполнить боевую задачу. Но тут вмешался случай в лице лешего, заведовавшего лесами в Хохловском лесничестве. Был он нечистью недавно переведённой из глухой тайги под Томском. А там зверья в лесу море, а вот с людьми напряжёнка. А тут под Смоленском по лету в лесу каждый день кто-нибудь да гуляет. Грибы-ягоды, лозу драть. И кружил леший народ по лесу с превеликим удовольствием. А тут такой подарок – два десятка молодых мужиков, с оружием и в непонятной лешему прыжковой форме. Ох, он их и поводил по болоту. А сколько нового наслушался и о себе, и о командирах этих десантников. Даже взялся записывать новые для себя выражения и сравнения на кусочке бересты. Через пару часов надоело и нечисти забавляться. И воины дяди Васи таки вышли к пункту связи. Только вот не к самому, а к берегу небольшого озера, на котором стояла баня для офицеров.