— Я не про нападение, — вздохнула Рэйвен, её голос был усталым, её взгляд остекленел от того, что она слегка злилась и волновалась из-за Кларк, о которой они не слышали ни слова. — Беллами. Я думала… Я думала, что знаю его. Я думала, он хороший человек, — пробормотала она.

Аня приподняла подбородок Рэйвен, глядя прямо в её янтарные глаза.

— Ты не могла этого знать. Ты любила его. Он был твоей семьей. Не извиняйся за то, что была предана.

Рэйвен глубоко вздохнула, её тело тяжело навалилось на Аню.

— Любила… — покачала головой она. — Я была глупа. Я была ослеплена.

Аня позволила себе меланхолично улыбнуться.

— Ты говоришь, как Лекса.

— Просто… взгляни на неё, — пробормотала Рэйвен. — Без Кларк… Посмотри, что это с ней сделало.

— Я не могу осуждать её за то, что она сделала всё, что в её силах, чтобы вернуть Кларк, — покачала головой Аня.

Рэйвен кивнула, её взгляд потемнел.

— Думаю, она делает то, что лучше всего.

Аня огляделась, убеждаясь, что на кухне больше никого нет. Индра охраняла двери гаража, с нетерпением ожидая возвращения Лексы. Густус закончил «разбираться» с «беспорядком», который остался на кухне, решив перекурить прямо за порогом.

— Мы найдем её, — тихо заверила Аня.

— Октавия должна была быть здесь, — тихо прохрипела Рэйвен. — Это её битва, так же как и Кларк или Лексы.

Аня могла расслышать подтекст в тоне Рэйвен.

— Она не отвечает?

— Нет.

— Рейес, ты не можешь предполагать…

— Почему нет? — печально вздохнула Рэйвен. — Она его сестра, Аня. Она могла всё это время работать с Беллами.

Хмурый взгляд Ани был тревожным. Она шагнула вперёд, обхватила ладонями щёки Рэйвен и прижалась губами к её рту, наслаждаясь сладким вкусом. Рэйвен, немедля, растворилась в поцелуе, тихо вздохнув, и её гнев рассеялся.

Она никогда бы не подумала, что две самые злые, самые остервенелые женщины в Вашингтоне могли быть настолько совместимы, такими мягкими, чувственными и подходящими друг другу.

Аня прижалась лбом к Рэйвен, прервав их поцелуй, чтобы, затаив дыхание, заглянуть ей в глаза.

— Нам стоит набраться терпения, — напомнила она.

Рэйвен уже собиралась кивнуть, чтобы ответить, когда из гаража донёсся оглушительный грохот, за которым последовали крики Индры, и Густус ринулся туда, чтобы выяснить, в чём дело.

Аня инстинктивно положила руку на Рэйвен, защищая её, заметив, что Рэйвен сделала то же самое.

— О, нет, Лекса, — пробормотала Аня, сочувствие сквозило в каждом слоге.

— Хеда! — Густус стоял плечом к плечу с Индрой, когда он вошёл в гараж, беспокойство отразилось на его огрубевшем лице.

— Густус, — пробормотала Индра, качая головой.

Их глаза блуждали по Лексе, которая стояла там, прислонившись к стене, алая кровь Дакса покрывала пространство гаража, когда она тупо смотрела на них, слёзы текли ручьём, губы всё ещё дрожали.

Эти слова придавили Лексу, как будто они образовали наковальню на её груди, затягивая её всё глубже в мрачные глубины неверия; её сердце замерло, дыхание стало слабым и прерывистым.

— Кларк… — вздохнула она, пистолет ослаб в её руке.

Глаза Индры расширились, а на лице Густуса появилось выражение чистого шока.

— Лекса… — тихо пробормотал он, медленно приближаясь.

Это больше не была Командующая и солдат.

Это была Александрия Вудс, такая юная, уязвимая, под каждым шагом которой мир рушился на части. Это была осиротевшая девочка, потерявшая родителей, их близкого друга и личного охранника, который был ей как дядя.

Это была женщина с ушедшей верой, с разбитым сердцем.

Индра почтительно опустила глаза, склонив голову.

— Лекса, я… Мне так жаль, — пробормотала она, резко поворачиваясь, вероятно, чтобы сообщить Ане.

Густус почувствовал, как Лекса рухнула в его объятия, и он держал её так, словно она ничего не весила, словно была не тяжелее пёрышка.

— Ты храбро сражалась, — пробормотал он, чувствуя, как её рыдания и слёзы пачкают его рубашку. — Если верить тому, что он сказал, то теперь она обрела покой. Она с твоими родителями.

Лекса не могла справиться с горем, которое потрясло её до глубины души.

Она не могла думать, дышать, существовать.

Она только что потеряла своё солнце и свои звёзды, свою вселенную, свой смысл жизни, то, ради чего вообще пыталась жить в таком мерзком мире.

Густус не произнёс больше ни слова, когда повёл Лексу в их общую спальню.

Которая теперь принадлежала только ей.

Лекса почувствовала кратковременную потерю контакта, прежде чем чужие руки обняли её, заключив в крепкие объятия, когда она села на край кровати, на которой Кларк лежала ещё день назад.

Как быстро всё менялось.

Аня закрыла дверь, оставшись наедине с Лексой, которая всё ещё была покрыта кровью и потом, а теперь и собственными слезами.

— Мне так жаль, — прошептала Аня, и Лекса услышала, что её голос был близок к срыву.

Лекса не могла сформулировать ответ.

Не было ни смысла, ни цели, ни причины двигаться вперёд в этой жизни, полной страданий.

Внизу, на её кухне, она слышала крики, вопли, разнообразные звуки, которые очень походили на звон разбитого стекла, стук кастрюль об пол.

Ей было всё равно. Она не могла собраться с силами даже для того, чтобы открыть глаза, вцепившись в рубашку Ани в абсолютной усталости.

Она не заметила, сколько прошло времени. Аня проводила в ванную и прижала Лексу к тумбе, осторожно вытирая кровь с её лица.

Она подошла к шкафу Лексы и взяла свежую одежду, разложив её для Лексы.

Лекса стояла у двери ванной, совершенно оцепенев. Она не могла заставить себя что-либо сделать. Если бы существование было добровольным, Лекса прекратила бы его.

— Иди сюда, — раздражённо прошептала Аня, качая головой. Лекса видела слёзы, навернувшиеся на глаза Ани, частично из-за Кларк, но также и из-за того, что Лекса была настолько разбита.

Лекса осталась стоять там, где была, непоколебимая, бесчувственная, молчаливая.

— С ней, возможно, всё в порядке, — шёпот Ани был угрюмым.

Лекса подняла глаза, её изумрудный взгляд встретился с более тёмными глазами Ани, и это был единственный способ передать ту боль, которую она чувствовала.

Она знала, что Аня хотела её утешить, но Кларк, скорее всего, была уже мертва. Беллами тратил время Лексы впустую, заставляя её искать след, когда он, вероятно, уже воплотил свою больную, извращённую месть за свою неразделённую любовь в реальность.

И она была дурой. Идиоткой, которая была настолько ослеплена любовью и эгоизмом, что полностью проигнорировала тот факт, что у неё не было времени. Она должна была успеть нанести удар первой.

Лекса резко вдохнула, и Аня покачала головой.

— Это не ты, Лекса, — прорычала Аня. — Вставай. Сражайся.

Лекса шагнула вперёд, очень медленно; каждый шаг, каждый вдох, каждая секунда без Кларк, казалось, чистой агонией.

Она прошла прямо мимо Ани, рухнув почти в позе эмбриона, когда почувствовала, что её переполняют эмоции; слабый запах Кларк всё ещё ощущался на подушке, где ничто не было таким мрачным или неумолимым.

Она никогда не исцелится от этого.

Она не хотела этого делать.

Кларк не была Костией. Она была чем-то большим.

И её больше нет.

Аня пробормотала что-то о том, что ей нужно проверить Рейес, и в панике выбежала из комнаты Лексы.

Лекса едва успела заметить, как дверь в её спальню открылась, за которой стояла Эбби Гриффин. Её слёзы свободно текли по высоким скулам, когда она в шоке зажимала рот рукой.

Затем Лекса поняла в своём оцепенелом и убитом горем состоянии, что Ане потребовался целый час, чтобы помочь ей привести её в порядок и заставить её дышать регулярно. Она была такой жалкой. Лекса ненавидела себя, она ненавидела всё. Более того, она казалась онемевшей. Она не могла заставить себя кричать, убивать, проливать кровь сотен людей в честь Кларк. Кларк бы этого не хотела. Но всё же недосыпание Лексы сделало её уязвимой перед внезапным визитом доктора Гриффин-старшей.