Потом кофейня постепенно превратилась в калейдоскоп мелочей без конкретного стиля. Просто каждая деталь вставала на свое место, безапелляционно заявляя о том, что намерена выполнить свое предназначение. Первое время я всерьез переживала о своем психическом здоровье, потому что казалось, что даже цвета подбирают себя сами, перекрашиваясь в нужную песочно-шоколадную палитру.

Все здесь имеет собственную цель, убеждена в этом. Но определяла ее не я. Просто тот видавший виды блокнот с рецептами должен стоять именно на том подоконнике, аккуратно выглядывая из-за занавески, – хотя блокнот-то мне и не нужен: все рецепты я помню наизусть. А этот торшер – только в этом углу, в любом другом он будет казаться неуклюжим огромным гостем в крошечном кукольном домике. Честное слово, я проверяла!

Тут каждый гость замечает только близкие его сердцу детали. Выхватывает их встрепенувшимся ото сна внутренним фонарем, не задумываясь, что подсознание уже нашло ответы на давно мучившие вопросы.

Одновременно почти все гости чувствуют, как замедляется время. Вы заметили, что переступили порог – и ни разу не посмотрели на часы и не проверили телефон? Хотя делали это всю дорогу сюда. Проверьтепроверьте, вас ждет сюрприз. Дайте угадаю: прошло всего семь минут с момента нашей встречи? А вы думали, что полчаса?

Ну что значит – откуда знаю. Я же не первый день встречаю гостей.

Конечно, время здесь не замедляется. Просто мало кто сегодня может позволить себе неторопливость, но эта кофейня играет по своим правилам – и по-другому с ней никак. И когда с вами это происходит, чувства обостряются, в том числе восприятие времени.

Многие детали здесь – мое отражение. Видите тот гобелен с фламинго? Это моя маленькая слабость. Говорят, что с латинского «фламинго» переводится как «огонь». Я люблю готовить кофе именно на огне, хотя без кофемашины никуда. Думаю, вы ее заметили. Это мятное цветовое пятно здорово выбивается из общей гаммы.

Все джезвы я тщательно отбирала сама. Остаюсь сторонницей убеждения, что кофеварки лишают процесс приготовления кофе волшебства, превращая его в автоматизированный процесс на бегу. Огонь же помогает кофе раскрыться по-настоящему, пробуждает его.

Скатерти с ручной вышивкой, привезенные давно мне в подарок из других стран. Подносы, которые я выуживала на блошиных рынках. Сухоцветы, в том числе обожаемая мной лаванда. Все это – я. На правах хозяйки можно позволить себе такую роскошь – расставить по периметру все, что действительно любишь.

Часто вещи мне дарят гости. Особенно когда понимают, что приходят в последний раз. Так бывает, когда человек находит то, что давно искал. Мое уютное убежище ему больше не нужно, потому что он создает его внутри себя. Тогда такой гость приходит, топчется на пороге, словно подросток, смущается, нервно хихикает и дарит. Что?

Кружку. Форму для выпечки. Специи, сохранившие горело-пряный запах далеких от этого кафе мест. И даже мебель. В первый раз, когда один из гостей принес стул, кажется, видевший еще революцию, я опешила. Потом привыкла.

Все эти вещи остаются здесь. Они полноценные работники кафе, потому что вместе со мной помогают найти дорогу потерянным в жизни гостям. Давайте на примере расскажу – обещала же.

Первое, что привлекло в этом госте мое внимание, – реакция на одну из моих любимых кружек. Знаете, как бывает? У вас их миллион, все с полки выглядывают приветливо, нарядные, как дебютантки на балу. А рука тянется в лучшем случае к двум–трем самым любимым. И у меня такая была. Цвета некрепкого кофе с щедрой долей молока. В коричневого оттенка горох.

И что-то в этой чашке округлило его глаза до размеров, наталкивающих на мысли о скорой и моих небольших умениях оказывать первую помощь.

Он оставлял ощущение потерянности. Пока шел к столику, все время оглядывался и сверлил взглядом эту кружку. Скажу честно, я начала переживать за ее сохранность. Даже за свою.

Я тихо подошла к нему, чтобы предложить один из видов кофе. Мало того, что он на меня даже не взглянул, так я и рот не успела открыть. Уверенно, пусть и с блуждающим взором, он заказал эспрессо и стакан воды. Все сухо, по делу – четкие указания и отсутствие эмоций. Знакомый типаж.

Аккуратно поставила перед ним чашку с терпким кофе. Легкая кислинка и привкус утра из далекого детства – едва заметное, неуловимое послевкусие ягод.

Сразу и не различишь. Но его акварельность умеет проникать в самое сердце. Будить то, что давно убрано в темные кладовые, в «тещину комнату», закрыто на ключ.

Он даже не сразу заметил, что перед ним стоит напиток. Запах постепенно пробирался в его нутро, раскрашивал его монохромную реальность. Открывал замки, смягчал линии.

– У вас там чашка в горох… Знаете, она мою бывшую жену напомнила. Ну, не сама чашка, а рисунок. Жена безумно любила гороховый принт. Мелкий, крупный, на одежде, посуде. Меня иногда с ума эта ее любовь сводила, шутил, что однажды проснусь с Принцессой на горошине, а не с любимой. Помню, она купила длинное бежевое платье, а на нем горох этот огромный коричневый. У нас тогда проблемы уже были, и я себе язвить часто позволял. Ну и спросил: «Что это за парад советской моды? Решила одеваться, как старушка?». А она, обычно язвившая в ответ или молчавшая, подняла на меня темные уставшие глаза. И сказала одну фразу: «Я подаю на развод». Все, больше после этого она со мной не разговаривала до заседания суда.

Я смотрела на него и понимала, что сейчас внутри него один за другим мелькают слайды прошлой жизни. Случайное знакомство. Первый паршивый кофе в студенческой столовой, выпитый вместе. Дрянная снятая квартирка, первые работы, успех в карьере, свадьба. Взрослая серьезная жизнь. Именно она съела в них чтото важное, нагрузила проблемами с таким воодушевлением, что они стали думать, что кроме проблем и не существует ничего.

Потом все рассыпалось. Разбежалось горохом в разные стороны. Она, скорее всего, нанизала эти горошины на нить новой жизни. Он остался в том же дне, где было это длинное платье в коричневый горох. Финальные титры, счастливого конца не предвиделось.

Он держал эту чашку удивительно бережно. Пальцами отстукивал по столу все невысказанное. Лаконично поблагодарил и вышел.

Он приходил ко мне несколько раз. В самый последний я заметила, что счастье из его глаз рассыпается по моей кофейне, стучится об пол и столы, звенит и наполняет пространство.

Наверное, он понял, что жемчуг тоже похож на горошины, драгоценные бусы всегда можно починить, если приложить к этому усилия – или решиться наконец на то, чтобы открыть неизведанные для себя «жемчужины».

Почему именно кофейня? Давайте зайду издалека.

Я всегда воспринимала жизнь как мелодию собственного сочинения. Разные этапы жизни – разные громкость, темп и настроение. И инструменты, само собой. Я играла. Создавала мелодии. Иногда в прямом смысле, отводя душу на пианино. Восемь лет музыкальной школы – классика образования моего детства. Знакомо?

А, на вашем детстве остался незабываемый отпечаток клавиш аккордеона? Сильно.

Я «играла» активно, быстро, стремительно. Родители вложили в мое воспитание достаточно усилий, чтобы играла я «прилично», но в пробах жизненного пера рамок не ставили. Хочешь ярко-розовые волосы? Пожалуйста. Татуировку? Аккуратную, и заранее подумай, что нужно будет сделать, чтобы ее вывести. Автостопом по соседним странам? Найди способ позвонить или прислать открытку.

Это дало мне нужный запас эмоций, чтобы перекочевать из бурной юности не с кучей необдуманных поступков в рюкзачке, а с достаточным для взрослой жизни запасом эмоций.

Только потом, где-то в процессе погружения в эту взрослость я поймала себя на мысли, что уже очень долго мелодия моей жизни звучит заунывно и совершенно одинаково изо дня в день. Знаете… как будто на пластинку записали противное февральское небо и начали крутить по кругу. Нет, на первый взгляд все было отлично. Прекрасная работа, в наличии имелась личная жизнь, проходившая с переменным успехом. Друзья, путешествия. Только слушать, как фальшивит эта отличная жизнь, мне не хотелось. Фальшивила она, кстати, очень впечатляюще.