Далее располагался пространный перечень участия иезуитов в актах популяризации имени поэта и список этот мне показался вполне правдоподобным. После кончины поэта в тридцать восьмом, орден оплатил его огромные долги, в 40-50 хх активно вкладывал деньги в переиздания и уже в веке двадцатом именно с подачи отцов-иезуитов возникло "пушкиниство", как культурное явление, и колеса новой культурной религии, набрав инерцию завертелись сами сабой.

Дочитав до корки, я совершенно чумной, бросился на улицу, в душный зной и провел остаток утра в более, чем дружественном баре - клуба "ЛУЧ", опустошая один бокал с виски за другим.

Утро следующего дня оказалось невыносимым. Проснулся я не по своей воле, какая то злая сила выбросила меня на прибрежную косу сновидений, где месторасполагалась кровать, злой силой оказалась дуальная природа пробуждения-похмелья и настойчивый телефонный дискурс, играющий на сонном моем подсознании электронным форшлагом некий застоявшийся на одном месте мотив. Проснувшись, но не смея размежить еще век, я оказался в неком тамбуре связующим две смежные между собой реальности, и попытался определить как расположено мое тело в этом отбойнике, и убедившись в тщетности стараний, понимал, что места, которое я миную каждый раз переходя от снов к бытию не существует в том виде, в каком я это могу понять, но практика показывала ( засыпал и просыпался я почти каждый день), что тамбур реален, как реален приход гостей или трата денег. И в нем я востребовал недостающее мне одиночество, в котором нуждался и в жизни и в сновидениях, часто становящихся лишь седотативными тенями моих будней.

Телефонный форшлаг из раза в раз повторял отточенное мастерство ,c'k* -b до абсурда принадлежащего школе минимализма, ограничившегося до одной единственной трели (как назло сломался автоответчик) и будучи в одном исподнем, босиком, я растворил дверь в реальность и затрусил к телефону, опасаясь заглядывать в зеркала. "Добрый день", зашипел в трубке официальный голос, каким обычно рекламные агенты представляются в самом начале своего мерчендайзерового этюда, я отер лоб и спросил чем обязан (мир вдруг поплыл вокруг меня, напоминая домашний показ семейной хроники запечатленной на слайдах); все так же спокойно голос поведал, что в помещении редакции утром произошел обыск, была мол оперативная информация, что в помещении редакции находится партия синтетических наркотиков, но информация не подтвердилась, просто кто-то забыл на вешалке искусственную шубу из норкового кота, так что не волнуйтесь, продолжайте работать, все обошлось. Что это?

Hеужели все это происходит на самом деле? Ломал я себе голову, автоматически уложив трубку в гнездо после того, как официальный голос смолк и на смену ему пришел неповторимый зуммер. Выпив таблетки, приняв ванну и сменив белье, я пришел к спасительной мысли, гонящей принял прочь безумие - что кто-то подшутил надо мной, какой ни будь бывший редактор развлекался подобным образом и я вспомнил лица всех редакторов, с какими мы не нашли общего языка, мысленно выбирая из них, того, кто был способен на подобное свинство. По моим подсчетам получалось, что на это способны были все из уволенных редакторов. Я стал копать дальше:

голос принадлежал лицу третьему, иначе я бы сразу же узнал звонившего. За годы ведения дел по телефону у меня выработался инстинкт телефона: я мог узнать не только человека по голосу, даже если соединение оказывалось не важным, но и уловив песню зуммера мог предсказать кто меня беспокоит. Если личность звонившего оставалась для меня неизвестной и малозначительной, чтоб пытаться в ней разобраться, то Заказчик, так же пока не узнанный завладел всей моей картотекой памяти, всем умом и воображением и что бы определить его я воспроизводил раз за разом по памяти странный звонок и каждый раз образ моего недоброжелателя складывающийся из прокручиваемых в могу без остановки фраз, становился все ближе, все реальнее.

Тонким фальцетом электронный будильник выговорил на языке Пушкина, что время близится к обеду. Вынужденно я прервал ход мыслей, как никогда приблизившихся к Богу чернокнижников, наспех собрался и напустив на свою статную фигуру несколько молодежный вид, шагнул в макромир, как в омут. Вы наверное уже догадались, что телефонный звонок оказался не розыгрышем. Все сотрудники ходили бледные и обозленные и мое позднее появление и вальяжное поведение с порога истолковали на свой лад. Рукопись Каббалина - Шевцова пропала, вместе с ней исчезли все жесткие диски, которые позже с извинениями вернули вежливые молодчики, (если б не их небольшой возраст, то поддавшись искушению, я бы принял их за Пирса Броснана) предъявив удостоверения, точно такие же, какие предъявляли спецы у Корецкого. Отдавшись производственным делам и светским встречам, я запланировал на вечер несколько свободных часов перед сном, чтоб посвятить их написанию этой статьи и воспроизведению по памяти рукописи Шевцова - Каббалина.

Вспомнилась и пафосная фраза Герцена, которую не раз мне доводилось повторять, в учебных классах, когда я еще преподавал литературу "на реформы Петра, Россия, спустя полтораста лет ответила гением Пушкина". Причисления Петра к масонскому ордену не раз обрисовывалось в прессе воодушевленным пером славянофилов, а там где масоны - ищи иезуитов, да и что, как только вера - может заставлять людей принимать исторические осознанные решения, /cabl самая простая и банальная из вер - вера в то, что живешь.

"Он не спускал с меня выжидающих глаз во все время, пока его речь текла прямо пропорционально суммарному количеству выпитых напитков. И когда его голос смолк, он продолжал смотреть на меня.

Это означало, что я должен стать двойным агентом, в нагрудном кармане моего пиджака неприметно вращал микропленку портативный рекордер, вся наша беседа старательно записывалась на цифровой носитель способный поместить тысячу Мб информации с качеством звучания чуть не достающим качества записи в студии. Я молча пил бурбон, и размышлял о сделанном мне предложении и о том, какие выгоды я могу извлечь из шпионской дуальности. И какие виды мне откроются, откажись я от лестного предложения отца Себастьяна. Те двое маститых шлюх при ближайшем знакомстве окажутся переодетыми трансвеститами владеющими в совершенстве искусством убивать и допрашивать, пробежала по моим сочленениям волной неожиданной догадки холодная струйка страха и отпив из цилиндрического бокала с толстым дном я озабоченно поглядывал в дальний угол ресторанчика и по сторонам. Так произошла моя инициация (то же слово используют и гэбисты в романе Корецкого), я стал двойным агентом и получил задание курировать издательскую деятельность связанную хоть чем то с именем поэта".