– И ты намерен это изменить?

– Разумеется. Иначе как мы сможем отыскать девчонку?

– А Ксения? – обдумав все сказанное Демидовым, спросила я. – Ты не пробовал воздействовать на нее через отца?

– Воздействовать не пробовал. Тем более, Сидоренко на меня в большой обиде – я отказался шпионить за его любовницей.

– Что так? Клиент с виду солидный.

– Я не слежу за чужими бабами, – отрезал Игорь и, кажется, даже обиделся.

– Да? А чем именно ты тогда занимаешься?

– Помогаю тем, кому по-настоящему нужна помощь.

– Прости, но мне кажется, далеко не все, кому она нужна, способны оплатить твои услуги.

– Так и есть. Но, во-первых, деньги – не гарантия отсутствия проблем. Чаще наоборот. Потому с клиентами перебоя еще не случалось. А, во-вторых, денег тех, кто платит, мне вполне хватает на все остальное.

– Интересно, – развернувшись к Игорю, не унималась я. – То есть ты сам выбираешь на кого и на каких условиях работать?

– Верно.

– И как же ты выбираешь дела? Кому помочь, кого послать?

Мы остановились на светофоре. Ожидая зеленого сигнала, Демидов склонился ко мне и спросил:

– А как ты выбираешь, кого искать?

Я отвернулась к окну. Стараясь казаться равнодушной сказала:

– Я не выбираю. Помогаю волонтерскому центру, когда позволяет работа.

– Разве? Я слышал другое.

– Тогда лучше спросить у тех, кто говорил обо мне.

– Должен сказать, – ловко лавировал в потоке машин Игорь. – Твой послужной список впечатляет. Но совершенно не понятно, по какому принципу ты присоединяешься к поискам.

– Я уже сказала. По наличии времени.

– Ты берешься за дела, на которых давно поставили крест, – не слушая меня, развивал мысль Демидов. – И находишь сбежавших из дома детей. Или их останки где-нибудь в лесочке. А то и подвале соседа по даче.

– Это было только один раз. И я отчаянно хочу забыть о том, что видела в тот день.

– Еще бы. Говорят, в тот дом и менты боялись заходить, а ты полезла…

– Прекрати.

– При этом, ты никогда не берешься за что-то элементарное. Будто знаешь, что потеряшки, о которых горюют родственники в полной безопасности. Остынут от ссоры с родными, натешатся с любовниками на съемных квартирах и явятся.

– Вынуждена тебе разочаровать. У меня нет третьего глаза во лбу. Просто так складывались обстоятельства.

– Ага, – охотно закивал Демидов. – А как сложились обстоятельства с Соней? Почему ты в деле?

– Меня отец попросил.

– Допустим. В начале. А сейчас?

– Тобой очарована. Ты такой классный собеседник, аж зубы сводит.

– Всегда рад стараться.

– Лучше не стоит, – заверила я. – Сейчас нужно свернуть. В этом переулке всегда есть место для парковки.

– Точно нет третьего глаза?

– Абсолютно. Здесь родители парковались, когда нас с сестрой водили на занятия.

Со времен моего детства ничего не изменилось. Место для джипа Демидова нашлось сразу и без всяких проблем. Перекинув сумку через плечо и разгладив несуществующую складку на струящемся шелке юбки, я зашагала к консерватории.

Демидов шел рядом. Молча, что меня очень радовало. Я чувствовала приятное волнение – оно знакомо каждому, кто возвращался в стены школы годы спустя.

Слушая, как легкий стук моих каблуков, разносит гулкое эхо по коридорам, я с интересом приглядывалась к знакомым стенам, подмечая произошедшие изменения. Демидов же с не меньшим внимание наблюдал за мной. Но я уже перестала обращать на это внимание, списав на профессиональную деформацию.

Волгина Ангелина Петровна, а именно так звали преподавательницу Сони, к нашему визиту готова не была. Но восприняла его без всякого удивления. Честно говоря, создавалось впечатление, что этой маленькой сухонькой старушке в белоснежной блузке со множеством кружев ручной работы, совершенно все равно, что происходит вокруг. За исключением того, что, конечно же, относится к музыке.

– Не имею ни малейшего понятия, милейший, куда могла подеваться Софья, – подвела итог пятиминутного разговора с Демидовым она. – Знаю одно, если в следующую среду она не явится на наш урок, то пусть пенят на себя. Я своим ученикам спуска не дают. И для нее исключения не сделаю. Не смотря ни на какие обстоятельства. Так ей и передайте. Когда найдете, разумеется.

Оказавшись в коридоре, Игорь заключил:

– Очаровательная старушка.

– Ага, полный улет.

Демидов протянул мне ключи от машины и сказал:

– Пожалуй, наведаюсь в учебную часть. А ты подожди в машине.

– С чего это? – возмутилась я.

Но тут мне вспомнилось, что учебная часть – вечный источник всех возможных сплетен. Коллектив же там обычно женский, а, значит, мое присутствие может спутать Демидову все карты.

– Ладно, – взяв из его рук ключи, фыркнула я. – Играйте вашу партию, маэстро.

Игорь весело фыркнул, а я побежала вниз по лестнице. Но, поддавшись соблазну, уже на следующем этаже изменила маршрут. Не встретив ни единой души в коридоре, я без труда нашла искомую аудиторию. Будто по взмаху волшебной палочки, исчезли из памяти последние десять лет.

Я потянула на себя тяжелую дверь и заглянула в пустую аудиторию. У огромного распахнутого настежь окна с видом на реку, стоял рояль, неизменно блестевший боками на солнце. В этот час на маленькой скамейке не сидели ни я, ни моя сестра. Не было и нашей строгой мадам Жужу, следившей за каждой ноткой и столько лет грозившей бить нас по пальцам и спине. И ни разу не исполнившей свою угрозу. Сейчас, должно быть, она совсем седая. А я так несправедливо покинула ее, ни разу даже не позвонив за столько месяцев.

Мне стало нестерпимо горько за то, как повернулась жизнь. И за собственную беспомощность пред волею судьбы. А ведь когда-то я всерьез верила, что могу повелевать едва ли не морями и ветрами. Оказалось же, что нет ничего, что по-настоящему подвластно мне.

– Сударыня! – услышала я грозный окрик и вздрогнула от неожиданности. – Вы своими слезами весь пол замочите!

Из глубины зала к роялю, чуть прихрамывая, шел старик в старомодном бархатном сюртуке. Его длинные седые кудри были бережно завиты и уложены. В белоснежный воротник нарядной рубахи подколот золотой булавкой с сапфиром. Причем, камень был тон в тон с сюртуком.

– Сколько раз я говорил, – злился старик, опираясь на искусно сделанную трость. – Женщинам нет места в храме искусства.

– Простите, – пробормотала я. И, хоть и не было за мной вины, почувствовала, как зарделись от стыда щеки.

Старик остановился и посмотрел внимательно. Дребезжащим от недовольства голосом сказал:

– Сударыня, у вас полно важных дел. А вы тратите время на несуразицу. Идите же!

В тот же миг дверь аудитории с грохотом захлопнулась перед самым моим носом. В немом недоумении и испуге, я уставилась на нее.

В не меньшем замешательстве на меня смотрела вышедшая из аудитории напротив преподавательница. Выдавив из себя улыбку, я пробормотала:

– Сквозняк.

Женщина нахмурилась и сказала сердито:

– Опять окно забыли закрыть!

Уступая ей дорогу, я заспешила к лестнице. Оказавшись на улице, зажмурилась от яркого солнца. И тут услышала:

– Здравствуй, Глаша.

Однозначно, судьба решила со мной за что-то поквитаться. Все, кого я столь старательно вычеркивала из своей жизни, возвращаются в нее и не подумав постучаться.

– Здравствуй, Алекс.

Спрятав глаза под солнцезащитными очками, я легко смогла разглядеть оказавшегося рядом мужчину. Надо признать, за последнее время он изменился только к лучшему. В нем появилась уверенность, которой раньше заметно не хватало. Что ж, успех сделал свое дело.

Я знала его начинающим пианистом. Победителем множества международных конкурсов. Алчущим успеха и оваций дарованием. Человеком метущимся, боящимся не достигнуть Олимпа.

Теперь она на вершине. Кто же не знает Алекса Франка? Только невежа. Ему рукоплескают во сем мире. Его график расписан на годы вперед. Дамы закидывают сцену цветами, а кавалеры смущенно отирают слезы, когда он играет.