"Дети, идите спать!.."
Это говорит не мать... В тот последний вечер это сказала им не мать... Это сказал кто-то, кого они боялись и не посмели ослушаться...
Отец? Или ещё кто-то?
Шелестят по листьям и траве редкие капли дождя...
И непонятно, когда отец ушёл готовить ритуал: вечером или утром. Был он вечером на поляне, или нет? Отправлял детей спать он или кто-то другой?
Они кого-то тогда боялись. Настолько, что не посмели ослушаться и не посмели даже начать привычную грызню, кто, где и с кем будет спать...
"Манкурт..."
Это слово она знала. Тогда знала... Может быть, не знала его значения, но точно с кем-то соотносила...
Под ногами плыли чёрные потоки, постепенно прибывая и прибывая. Каринэ смотрела на них, на чёрные мёртвые стволы деревьев вокруг, переплетённые такими же потоками, на камень, под которым была ритуальная могила мертворожденного ребёнка, и на уходящую вверх по течению притока чёрную тропку, вдоль которой неровными шеренгами стояли призраки и смотрели на неё.
Если она сделает шаг, то окажется там, где погибла её семья...
Шаг...
Белый вихрь, взметнувшись вокруг, мгновенно выдернул её из чёрного мёртвого леса. Каринэ резко открыла глаза.
Она лежала на спальнике, вплотную прижавшись к Игорю, рядом похрапывал Ромка. Серый утренний свет уже заливал палатку.
Она и не помнила, как пошла спать...
Игорь дышал неровно и часто. Когда она положила руку ему на лоб, он открыл глаза и устало посмотрел на неё.
Температура. И у Ромки, судя по учащённому дыханию, тоже. А идти им сейчас двенадцать километров по горам и бездорожью. С температурой у Игоря и Ромки, больной ногой у Сашки и больной головой у Вадика.
Но нужно уходить. Прямо сейчас. Сворачиваться, наскоро перекусить и делать ноги. Задерживаться здесь больше нельзя. Чем дольше они здесь пробудут, тем тяжелее потом будут последствия...
Глава 22. Разговор на террасе
До Псебе дошли только к часу дня, хотя вышли из лагеря в шесть утра. Ромка и Игорь температурили, Сашку на последнем участке пути пришлось нести - на ступню он вообще ступить не мог. Они успели даже на автобус до Туапсе и не пришлось вызывать дядю Мишу. Дома оказалось, что у тёти Иры съехали оба постояльца, так что Василиса отправила всю компанию туда, забрав себе только мужа. Каринэ обработала ему ногу, перевязала и велела лежать и ногу не нагружать. У Ромки начался кашель и потекли сопли, зато температура упала до тридцати восьми; Каринэ прослушала его фонендоскопом, хрипов в лёгких не услышала, напоила ромашкой с липой, и только после этого смогла взяться за Игоря.
Его поселили в меньшей комнате. Когда Каринэ вошла к нему, он уже спал, наполовину раскрывшись и отвернувшись к стене. Дыхание было учащённым, однако на ощупь у него были всё те же тридцать восемь.
- Игорь, - она чуть потрясла его за плечо, - дай послушаю тебя.
Он открыл глаза, похоже, толком не проснувшись, и послушно лёг на спину. Каринэ повесила себе на шею фонендоскоп, задрала ему майку и пощупала круглый шрам от пули парой сантиметров выше того шрама, который он получил от разрушившегося двигателя. Кожа вокруг была красной и горячей.
- С какого расстояния стреляли? - полюбопытствовала она, помня, что у того парня, что им привозили весной, вся нога была разворочена, а здесь лишь аккуратный кружок да небольшой хирургический надрез. - И из чего?
- Пистолет Макарова, метров с двадцати, - он сонно усмехнулся. - Была зима, на мне была дублёнка, а во внутреннем кармане лежала записная книжка и толстая пачка сторублёвок. Пуля попала в них, они погасили её энергию. В меня она вошла на четыре сантиметра.
Так и подмывало спросить, зачем в него стреляли, но она сдержалась. Это уже ничем не обоснованное любопытство.
Никаких шумов у него в лёгких не было - Каринэ тщательно прослушала и грудь, и спину. Она опустила Игорю майку, вынула фонендоскоп из ушей и пошла намочить холодной водой полотенце. Когда она вернулась, Игорь, чуть раскинув руки, уже спал.
Каринэ сидела рядом с ним, прижимала компресс к воспалённому месту, слушала его учащённое дыхание. И хотелось сидеть вот так до бесконечности, смотреть на его взлохмаченные пепельные волосы, на трёхдневную щетину, на усталый вид... Смотреть и чувствовать, как щемит сердце, как на глаза наворачиваются слёзы, удерживать себя, чтобы не прилечь рядом, не обнять его, не уткнуться лицом ему в грудь...
Он женат, у него дети. А она, Каринэ, не принесёт ему ничего, кроме травм...
Игорь проснулся поздно вечером, когда тётя Ира и дядя Миша уже пошли спать. Каринэ сидела за столом на террасе, забравшись на стул с ногами, пила чай и читала выкопанные из недр тётьириного книжного шкафа "Записки юного врача". Уже спала дневная жара, настольная лампа давала приглушённый неяркий свет, вокруг неё вилось несколько мошек и одна бабочка, по дороге время от времени проезжали машины. Игорь, ещё примятый со сна, однако выглядевший лучше, чем утром, спросил, нет ли чая; есть он отказался. Каринэ сходила на кухню, вскипятила чайник и поймала себя на том, что чувствует себя почти счастливой от того, что вот так за ним ухаживает. И вроде, ничего особенного она и не делала - всего-то заварить и поставить перед ним чашку с чаем, уточнив лишь, сколько ему сыпать сахара. Будь это кто-то другой, она бы делала всё то же самое. Внешне всё было бы то же самое. Только ни дядя Миша, ни братья не вызывали вот такого желания заботиться о них...
Игорь сидел напротив неё за столом, медленно пил горячий чай, смотрел, как Каринэ переворачивает страницы. Только Каринэ видела, что Игорь на неё смотрит, заставляла себя не смотреть на него, и из-за этого всё внимание уходило на себя и на Игоря, а не на прочитанное. И куда и зачем врач из книги поехал во время вьюги, она уловить не смогла. Надо будет потом вернуться к началу рассказа и перечитать.
