Пролог

«…Не сбегу я с лестницы причала,

Ты меня не встретишь никогда.

Сонно покачала – и умчала

Белый парус черная вода.

Черных волн дыхание и всхлипы.

Духота такая, что невмочь.

И швыряет липким цветом липы

Опрокинутая в воду ночь.»

В. Павлинов

Сто с лишним лет тому назад в небольшой русской деревне Вологодской области со звучным названием Медный камень, жила-была большая дружная семья. Чего бы, казалось, удивительного, живут себе и живут, но редко кто, проходя мимо их избы, не плюнет себе через левое плечо, да не перекрестится. Шутка ли, уже двадцатый год прошел с женитьбы Ивана на Феодосье, а по двору туда-сюда снуют босоногие девчонки, и нет среди них ни одного мужичка. Поначалу заглядывали в гости соседки, чаю попить и кружево между делом поплести, а как родилась пятая дочурка Верочка, так слух пошел по деревне, что-Феодосья-то проклятая, одних ведьм рожает в угоду сатане. Слышала сплетни мать несчастных девочек и все молилась Господу, чтобы подарил им с Иваном сына. Развеет мальчик клевету суеверных жителей и даст надежду на счастливое будущее их семьи. Но время пробежало незаметно, дочки подрастали, а долгожданный сын так и не появился на свет. Пора наступала девочек замуж выдавать, только кто за них свататься-то придет? Бывало, правда, заглядится прохожий юноша на небывалую красу юных дев, да спохватится тут же, убежит, только пятки засверкают.

Дочурки тем временем чудить стали. Стали в дом всякую медную чепуху таскать – подсвечники разные, сережки, колечки, цепочки, крестики. Заподозрила Феодосия их в вороватости и к ответу призвала. Молчат засранки, а в глазах медные отблески кружатся. Так и не смогла узнать мать, как не выспрашивала, откуда они добро чужое носят.

Время же суровое наступало, в стране смута, брат против брата воевать идет. Не прошло и трех лет, как все дома в Медном камне нарядились в алый наряд. Иван косо смотрел на советскую власть, беду в ней предчувствовал и не спешил пока примкнуть к большевикам.

А старшенькая из девочек, Агата, полетела на всполохи яркого огня. Полюбился ей парень со звездой на буденовке, и понесла от него. Феодосия, как узнала, переполошилась вся, а красноармейца уже и след простыл, с него и взятки гладки. Агата сама понимала, что будет, если люди узнают, что ждет она ребенка от случайного прохожего. Так и исчезла в одну ночь, решила в городе обосноваться, профессии выучиться, малыша вырастить.

На этом беды семьи не закончились. Поймали жители девчонок на воровстве, да сдали местным властям. Обыск по всему дому произвели и нашли тайник с медными украшениями. К делу приплели нежелание сотрудничать с новой властью и поставили всю семью к стенке. Всех расстреляли, никого не пожалели, даже самую малую из двенадцати дочерей, пятнадцатилетнюю Оксанку. Ящик с медными украшениями отдали местным, но те, сговорившись, не разобрали свое добро, а заколотили ящик и бросили в пруд неподалеку от деревни…

1 глава. Простые безделушки

Я не очень хорошо помню свое детство до пятилетнего возраста. Однако, некоторые эпизоды, казалось бы, совсем незначимые, почему-то надолго врезаются в память. Запечатлеются не голоса, не лица, а просто обрывки случайных фраз, фрагменты обстановки домов и квартир, в которых ты когда-то бывал, необычные предметы, запахи или звуки. Вполне возможно, у каждого человека остаются разные следы воспоминаний о самых ранних годах жизни, в зависимости от того, какой вид восприятия информации у него преобладает. Я, например, часто завидовала счастливцам-визуалам с хорошей памятью на лица. Будь бы у меня такая, я бы лучше запомнила мамино лицо, ее мимику и улыбку. Согласитесь, фотографии ничтожно мало говорят о нас. Я не могу представить родственников перед собой, если их никогда не видела, и никакая карточка не поможет оживить образы застывших в одной позе людей.

Когда меня просят рассказать о маме, я всегда вспоминаю об одном и том же: как мы ходили в обветшалое здание музея на Жукова, где в нескольких залах, освещенных тусклыми, моргающими лампами на железных подставках, были выставлены всякие интересности из старины. Мама вела меня за руку и не уставала отвечать на поток нескончаемых вопросов. Ее внимательный взгляд останавливался на моем лице, когда я пыталась сформулировать из скудного запаса детских слов новую мысль. Чаще всего мысль была глупой, но какое это имело значение? Значение имело лишь тепло маминой руки и легкий аромат приятных ее духов. Да, духи – это отдельная тема. Я до сих пор вздрагиваю, когда чувствую среди толпы ту, ни с чем несравнимую цветочную нотку Шанель №5.

В самом маленьком зале музея с красными стенами расположилась экспозиция, где выставлялись работы лучших ювелиров разных народов. Сквозь блестящее от чистоты стекло витрины мой взгляд коснулся крохотной птички. Я не могла оторвать глаз от понравившейся брошки, а ноги словно приклеились к полу и не могли сдвинуться с места. Тогда впервые я почувствовала удивительную энергию вещи и научилась определять, откуда она исходит. Внутри меня будто поднимался ласковый июньский ветерок, который нежными прикосновениями касался струн детской души.

– Мам, а купи мне эту птичку?

– Неля, мы с тобой не в магазине, а в музее. Люди сюда приходят, чтобы наслаждаться искусством. Все, что ты видишь на витринах, называется экспонатами. Рядом с каждым экспонатом крепится особая табличка, на ней указывается год, автор и материал изделия.

– А что тут написано? – пригляделась я к тексту, высматривая очертания знакомых букв.

– Написано, что брошка в форме ласточки создана неизвестным автором в восемнадцатом веке. Это время наших прапрабабушек и прапрадедушек. Значит птичке уже больше двухсот лет.

– Ого! Это давно?

– Очень давно, – улыбнулась мама, – а еще на табличке сказано, что экспонат создан из меди. Медь – это такой металл.

– Как золото?

– Золото дорогое. А из меди делают монетки.

– А если бы я жила в восемнадцатом веке, ты бы купила мне птичку?

Мама рассмеялась.

– Конечно.

Миллионы раз я прокручивала в голове приятные картины прошлого, вновь и вновь тщетно пытаясь представить мамино лицо, когда доставала тайную шкатулку со своим кладом. И правда, чего там только не было! И почерневшие от времени монетки, и забавные сувениры из проволоки, различных форм и размеров брошки, цепочки, ложечки, даже очки. Повзрослев, я оценила содержимое накопленного сокровища. Абсолютно все вещи оказались изготовлены из меди. Но не в этом самая соль. Все безделушки объединял куда более непонятный факт: почти все они были мною украдены.

На каждую вещь, что появлялась в моей шкатулке, я смотрела как в музее на ласточку, глазами, переполненными восторгом, а по венам приятными струйками растекалась невероятная эйфория. Причем, у меня никогда не стояло конкретной цели взять без спроса чужое, оно само каким-то необычайным образом оказывалось в кармане, доставляя кучу проблем владельцу кармана и моему несчастному отцу.

Изменить поведение в лучшую сторону я была попросту не в силах: мания к особенным медным вещам пересиливала все нравственные качества души. Так, в двенадцать лет меня впервые застукали на воровстве. Классный руководитель зашла в тот самый момент, когда я заталкивала в карман небольшую статуэтку с ее стола. На последнем уроке меня «чистили» перед всем классом, и несколько ребят заявили, что у них стали часто пропадать украшения. Через пару часов я очутилась в детской комнате милиции, где психолог с каменным лицом провела со мной несколько тестов, а инспектор, толстая тетка лет сорока, заявила, что скоро из дома будут пропадать деньги и ценности на наркотики. Но что с них взять? Они не знали, что у меня другой кайф. Уговорами и угрозами меня пытались вынудить вернуть украденное, но я наотрез отказывалась признавать свою вину, хоть и совесть часто не давала мне покоя. В глубинах сознания успела закрепиться мысль, будто муки совести не самое грозное испытание в жизни, а мои находки, несмотря на путь их приобретения, оберегают меня от монстров, что затаились в родительской комнате в самом темном углу.