Эмма.

После школы я уехала. Так далеко, как только сумела. Новая жизнь, в новой стране, с новыми людьми предстала передо мной во всех красках, и единственное, что не давало мне спокойно жить, да радоваться — отсутствие Чарли. Черт, если бы вы знали, как я любила и люблю эту девицу. Она такая упрямая, взбалмошная, безостановочная, порой безрассудная, и, местами, просто сумасшедшая. Но, несмотря на это, она всегда была мне отличным другом. Поддерживала, когда была нужна мне. Всегда помогала. И… просто была рядом со мной. Будь-то походка на прививку, или же вечеринка, когда во мне столько алкоголя, сколько я не пила за всю свою жизнь, а ноги уже сами подкашивались. А ее музыка… Блять, ее музыка, ее песни были для меня глотком свежего воздуха. Я слушала ее мягкий голос, тихое пение, что пробирало до мозга костей, и порой неразборчивые слова. И это было тем единственным, что приносило мне спокойствие в минуты грусти и печали… Но она оставила ее, первый раз послушавшись отца. И причина этому была известна лишь ей. Мне же оставалось лишь надеяться, что она одумается, вновь возьмется за то, что обожала с самого своего детства. С нашего знакомства (лет с 5). И мне доведется еще хотя бы раз услышать, как она поет.

За пару недель до этой встречи, в день, который не задался у меня с самого утра, как раз таки и случилось то, что заставило меня вновь сойтись с Шейном Солтлейком:

— Мам, я не хотю кашу. Она горькая, — возмущалась дочка, отталкивая от себя тарелку с овсянкой.

— Джозефин, мы об этом говорили. Ты должна кушать, чтобы в садике у тебя были силы. Чтобы ты могла бегать на улице со своими друзьями, — подталкивая посуду обратно к ребенку, с наставлением проговорила я.

«Сердитая мамочка Кэм» — как выразилась бы вторая моя самая любимая девочка.

Забавно, когда-то давно я так же заставляла лучшую подругу есть овсянку. Когда она болела. В такие моменты Чарли становилась маленьким ребенком. От веселой, взбалмошной Вестман, которой каждый из парней нашей школы мечтал вставить, не оставалось и следа. Во времена простуды девушка превращалась в маленькую капризную девочку. Я, как правило, оставалась у нее. Заставляла кушать, выслушивая едкие комментарии в свою сторону, заваривала чай, пичкала таблетками, и каждый день наблюдала ее в милой серенькой футболке с мишками и такими же шортиками.

Вспомнив о лучшей подруге, я улыбнулась. Но улыбка тут же исчезла, как только я увидела время, которое показывали часы, что висели над дверным проемом в кухне. Стрелка часов быстро и верно приближалась к отметке «9». А это значило, что я уже пиздец, как опаздывала на встречу. И у меня оставалось очень мало времени, чтобы завести дочку в садик.

— Так, Джо, малышка, давайка ты сейчас быстренько покушаешь, а я пока схожу за твоими вещичками, а потом мы поедем в детский садик. Хорошо? — как можно спокойно спросила я, присев на корточки, чтобы мое лицо было на одном уровне с личиком малышки.

— Нет! Я хочу звездочки! Как Тсяли делает! — захныкала Джо, потирая глаза ручками.

— А давай так. Ты сейчас пока покушаешь кашу, а вечером я позвоню Чарли, спрошу у нее рецепт, и мы с тобой вместе сварим звездочки, ладненько?

— Обещаешь? — шмыгая носиком и с такой надеждой в глазах вопросил мой второй белобрысый ангел, что я не смогла сдержать улыбки.

— Обещаю, — подтвердила я, поднимаясь.

15 секундный перерыв был окончен, и я поспешила к лестнице. Быстро взбежав наверх, перепрыгивая через ступеньки, я направилась в свою спальню. Быстро схватив с вешалки заранее приготовленный костюм — белый топ, который когда-то давно я отжала у любимой подруги, и черные брюки с широкими штанинами, — я бросила вещи на кровать и стала переодеваться. Моментально скинув с себя домашний халатик, я надела белое кружевное белье от la Perla, затем переоблачилась в собранный образ и, вытащив новые шпильки из коробки и натянув их на ноги, я помчалась в комнату дочери. Из большого белого комода, стоящего вплотную к стене, вытащила синюю юбочку в белый горошек, маечку и серую футболку с мишкой. Схватив босоножки дочери, я полетела вниз.

Моя маленькая дочка все также сидела насупившись, но ее тарелка уже была пуста. Мысленно поблагодарив Джо, я подлетела к девочке и, пересадив ее из-за кухонного стола на диван, стала одевать. Джо опять пробовала хныкать и выдираться. Она убегала от меня, верещала, что не хочет в садик. И я не нашла лучше способа отвлечь ее, кроме как рассказать о Чарли.

Конечно, поведение дочери в отношении моей подружки — было нонсенсом. Джозефин была просто в восторге от нее. Она была готова часами слушать мои рассказы о ней, и рассказы Вестман обо всем на свете. В то утро я решила поведать дочери о подобном поведении «блондинистого дьявола», когда девушка болела. Короче говоря, о том, что вспомнила утром. И девочка увлеченно слушала меня, не сопротивляясь. Чарли Вестман стала для моей дочурки «супергероиней». Она была идеальной. И наверное, многих удивляло, почему я так спокойно относилась к тому, что моя девочка идеализировала подругу. Но, поверьте мне, я была счастлива, что Чарли есть в нашей жизни. В жизни Джозефин.

У Вестман можно было многому научиться, и не только девочке. Например, такой уверенности в себе, своих поступках, целеустремленности, гордости и чувству собственного достоинства я могла лишь позавидовать. Конечно, не все в ней так идеально. Например, разгульный образ жизни, что она вела в юности, и, который, как мне кажется, она все еще ведет, но только не с таким размахом. Или ее дурная привычка курить. Или то, что она отказалась от своей мечты. Того, что делало ее по настоящему счастливой, живой, что раскрывало душу. Отказалась от музыки.

Но, несмотря на это, Чарли однозначно делала нашу жизнь лучше. И я определенно знала, что она испытывает такие же чувства.

***

На встречу в тот день я все-таки опоздала. А все почему?

Потому что это оказался один из самых паршивых дней за всю мою чертову жизнь!

Сначала Джо устроила истерику, что не хочет оставаться в садике. Потом, когда учителям все-таки удалось ее отвлечь, а мне удалось смыться, я застряла в самой жопе, в пробке. Мне потребовалось 40 минут, чтобы, блять, проехать пару км и вырваться из засады. И вроде как до встречи оставалось 30 минут. И если чутка поднажать, то можно было успеть. Но в тот день я явно что-то сделала не так. Или кто-то проклял меня! А, впрочем, не важно. Итог один: я оказалась по уши в дерьме!

Пока ехала, совершенно не следила за нахождением камер и постов. Но, к счастью, там мне удалось проскочить. И вот, блять, до офиса оставалось чуть больше 5 км. Дороги были пусты. И только я в такой момент могла вляпаться — проколоть колесо машины. Просто, сука, проколоть!

Ну что, пришлось бросать машину на обочине и бегом бежать в свой офис. По дороге я, разумеется, как самая везучая девушка в мире, что сделала?

Все верно! Сломала каблук, чуть было не свернув себе шею. Но да ладно. Добежала. И тут выясняется, что мои наручные часы встали, то есть, я налажала со временем. Ну так. Совсем капельку. Всего-то. Заявилась в офис, когда встреча, изначально рассчитанная на 1 час, должна была закончиться 30 минут назад.

Просто, блять, охуенно.

Но и на этом приключения не кончились. Стоило мне упасть в большое кресло и сделать глоток остывшего кофе, заботливо принесенного секретаршей, как тут звонок. И, как вы думаете, от кого?

Ну давайте, давайте, господа, набрасывайте варианты.

Ах, ладно.

Позвонил учитель Джо из садика. У девочки поднялась высокая температура. Именно поэтому она так жутко вела себя с утра. В какой-то момент я ощутила себя худшей матерью на земле. Идиотка, даже не заметила, что моему ребенку плохо, потащила ее в садик.

Ну что делать, пришлось отменять все встречи, запланированные далее, а те, что не требовали очного присутствия — провести дистанционно.

***

Было уже за полночь. Джо мирно спала в своей кроватке наверху, а я сидела на кухне, выпивая уже 5-ю чашку кофе и стараясь разгрести то дерьмо, что накопилось за день. И тут, словно лавина с гор и гром среди ясного неба — стук в дверь. Я надеялась, что это приехала пицца. На самом деле, я ее не заказывала, но если бы это действительно был доставщик, я бы отжала у него коробку. Но, как только я распахнула дверь и увидела, кто же все-таки стоял на пороге, сон как рукой сняло.