В четырнадцать лет он узнал о том, что родители намерены выдать его замуж за младшего сына Мишеля Дарроу, знаменитого по тем временам герцога. Мальчишка воспринял это решение с огромным негодованием. Его разозлила не только вопиющая наглость, но и тот факт, что его выдавали за младшего сына Дарроу, а не за старшего. Юлиан не уделил должное внимание тому, что Кристиан уже был занят, он решил, что родители недооценивают его, считают, что он не достоин старшего Дарроу, и это породило в нем звериную ярость.

Он решил непременно покорить Кристиана и тем самым доказать родителям, что он достоин лучшего. При этом его не волновала уже существующая связь между Дарроу и Марио; израненное детское сердце жаждало возмездия, хотя он сам, наверное, не до конца понимал, кому должен мстить. Кристиан долго не поддавался его ухищрениям, храня уважение к брату, но, в конце концов, мальчишка воплотил свою цель в реальность. Да, он очутился в непролазном тупике, безвыходном ненадежном положении. Наслаждение длилось совсем недолго.

Наверное, со временем он привязался к Кристиану, но едва ли такие отношения можно назвать искренними и настоящими. Юлианом руководила злость и жажда мести, а Дарроу – похоть и интерес. И вот теперь злую, несчастную душу Шерри настигла неминуемая развязка.

Он не знал, что делать, чувствовал гнев и отчаяние, но понимал, что это завершение. На этом их пути расходятся. Все его грязные, нелепые замыслы исчезли, показав всю низость и бессмысленность. Настало время повзрослеть. Они расстаются. Навсегда. А вот как – это зависит от самого Юлиана.

Решительно оттерев слезы, он подошел к Кристиану и мрачно посмотрел ему в глаза:

- Вернись туда… к своему мужу. К своему сыну. Омеге. Мои родители… ненавидели меня за то, что я омега! И вот к чему это привело. Я только и делаю, что причиняю всем зло. Слышишь, Кристиан? Иди к своему сыну! Иди к нему! Будь с ним ласков! Не смотри на него, как на червя! Не говори ему, что он жалок и бесполезен, как говорили мне! Иди, Дарроу! Иди! Немедленно! Ну!

Кристиан смотрел на него в полном изумлении. Юлиан, рыдая, закричал:

- Клянусь, если я узнаю, что ты жесток к своему сыну, я сожгу все владения Дарроу!

- Будь счастлив, Юлиан, - тихо проговорил Кристиан, разворачиваясь и торопливо выходя из комнаты.

Шерри, исступленно глотая слезы, упал в кресло, вздрагивая всем телом. Боль и отчаяние душили его изнутри, гнилая тоска, вызванная страданиями детства, заставляла мучительно рыдать. Но в то же время он испытывал… успокоение? Впервые в жизни он чувствовал, что поступил благородно. Правильно и великодушно. Слезы все еще душили его, но скоро они иссякнут, и его сердце очистится от ненависти и гнева. Может, он навсегда останется один, а может, ему повезет, и его счастье отыщется рано или поздно.

Боль не скоро утихнет, но, возможно, много лет спустя он встретит Кристиана и его семью и, подавив свою жалкую гордыню, принесет извинения Марио, и тогда его душевное удовлетворение станет по-настоящему полным, но пока он гулко плачет в одиночестве, не в силах унять разрывающие сердце муки. Муки, порожденные далеким детством, в котором родители, недосягаемые и прекрасные, холодно смотрят на безвинного одинокого мальчика.

***

По приезде в Гратию Кристиан немедленно отправился к родителям, и там ему пришлось осознать еще одну гнетущую истину. Глухая ненависть, которую он в последнее время испытывал к знати, распространялась и на Мишеля с Карлом. Глядя, как родители описывают поведение Марио, причину его поступка, герцог Дарроу осознал – это их последняя встреча. И даже если будут новые, дружеского тепла в них никогда не проскользнет.

- Этот мальчишка, очевидно, не в своем уме, - насмешливо твердил Карл. – Представляешь, Кристиан, он проклинал нашу семью! А ведь мы не сделали ему ничего плохого. Только хотели воспитать его сына, как полагается в наших кругах.

- Вы его отняли? – мрачно спросил Кристиан. – Разлучили их?

- Конечно, нет, - засмеялся Карл, нервно отводя глаза. – Мы только хотели переселить малыша в другую комнату. Кристиан, ты ведь знаешь, что это нормально. Во многих царственных семьях дети находятся на попечении у старших.

- Я знаю Марио, - сурово сказал тот. – Бегство – это не для него. Если он так поступил, значит, не зря. Значит, на то были причины. И я даже подозреваю, какие. Вы всегда ненавидели Андреасов, у вас это в крови. Я так понимаю, вы решили отомстить им через Марио, через моего мужа?

- Что ты такое говоришь, сынок? – воскликнул Карл встревоженно. – Говорю же, мы не делали ему ничего плохого.

- Да? – Кристиан встал с места и начал прохаживаться по комнате. – Интересно, почему я вам не верю? А ты чего молчишь, носитель мудрости? – это относилось к притихшему Мишелю. – Чего молчишь?

- А я что… – старик глупо захихикал. – Ты же знаешь, Кристиан, я в омежьи дела не вмешиваюсь.

- Я это уже понял, - раздраженно процедил тот.

Внезапно дверь открылась, и в зал вошел Джек. Его лицо выражало такое откровенное удовлетворение, что Кристиан сразу догадался: парень подслушивал. Этим днем они уже встретились и, надо сказать, приветствовали друг друга несказанно тепло и почти по-дружески, что искренне их порадовало.

- Заходи, Джек, - сказал Кристиан, - это дело затрагивает всю семью.

- Верно, - усмехнулся тот, садясь в кресло. – Я многое могу поведать, если хочешь.

Карл свирепо взглянул на него, что не укрылось от Кристиана:

- Что такое? – ядовито спросил он. – Что не так? Вам же нечего скрывать… Джек, говори все, что знаешь!

- Я знаю немного, - сухо сказал парень. – Только то, что ранним утром папа велел прислуге вынести из комнаты Марио все вещи Кловиса, а твоего омегу держать вчетвером, когда он попытается остановить их.

Кристиан в ярости уставился на Карла. Джек насмешливо продолжил:

- А когда Марио стал проклинать Дарроу, что можно легко оправдать, папа ударил его. В конце концов, беднягу заперли в комнате, а на следующее утро… они с малышом таинственно исчезли, - при этих словах он весело расхохотался.

- Вот, значит, ваше уважение ко мне? – в гневе спросил Кристиан. – Вот как вы использовали мое доверие? Я послал к вам Марио не для этого! Мы нуждались в отдыхе, уединении и покое! Я рассчитывал, что вы поддержите его! Господи, выходит, всю беременность он переносил в одиночестве?

- Именно, - с довольным видом кивнул Джек.

- Он никогда не простит меня… - в смятении прошептал Кристиан и тут же со злостью произнес: - Где же ваша проклятая мудрость? Вы хоть сознаете, что наделали?

- Кристиан, твоя злость не имеет оправдания, - строго сказал Карл. – Мы поступали правильно, так, как заслуживал этот мальчишка.

- Замолчи! Вы никогда не изменитесь. Никакая сила не заставит вас понять, что высокомерие – это смерть. Я не буду высказывать все, что у меня на сердце, потому что это не те вещи, которые дети могут говорить своим родителям, скажу лишь одно: я разочарован и отныне не считаю вас своими друзьями. Что вы там писали? Где теперь Марио? В графстве Тристен?

Карл молча кивнул. Выглядел он довольно странно. В глазах сквозила прежняя неустрашимая гордыня, однако плечи заметно поникли, и в движениях появилась какая-то смутная неуверенность, словно он начал сомневаться в своих поступках. Он посмотрел на Мишеля, и тот безмятежно усмехнулся, никак не выдавая своего волнения. Одарив их гневным презрительным взглядом, Кристиан вышел из комнаты. Джек тут же последовал за ним.

В комнате воцарилась гнетущая, унылая тишина.

- Ничего, - ровным голосом произнес Карл Дарроу. – Они еще вернутся. Они пожалеют.

- Конечно, конечно, - тихо сказал Мишель, складывая руки на груди. – Непременно вернутся.

Но сердце каждого из них упрямо твердило: сыновья покинули их навсегда, и никакая сила не заставит их вернуться. Если кто-то и будет о чем-то жалеть, то точно не Кристиан и Джек. Вкусить раскаяние придется им. Гордость предшествует падению.