Судорожно вытащив из кармана телефон, он принялся торопливо барабанить по буквам:

«Почему ты так решил?»

Нажав на «отправить», он со стоном растянулся на диване и приготовился к мучительному ожиданию.

Ответ пришел минуты через две – никогда еще ожидание не причиняло Мирославу таких жестоких, душевных страданий. Открывая сообщение, он чувствовал пульс своего сердца в руке, что сжимала телефон.

«Потому что так надо».

И как, черт возьми, это понимать?!

«Если ты нашел себе девушку, это не повод так себя вести».

«Дело не в этом».

«А в чем тогда? Я просто хочу знать. Раз уж дружбе конец».

«Долгая история. Ты ведь хотел, чтобы я оставил тебя в покое? Пусть так и будет».

Мирослав проигнорировал последние два предложения.

«Мне как раз сейчас нечего делать. Умираю со скуки. Если я сейчас приеду, ты расскажешь мне все с глазу на глаз?»

«Не надо, Мир».

«Слышь, ты, сопляк, ты заебал меня уже! Я сейчас же приеду, и ты все скажешь мне в лицо, понял???»

В ответ пришло всего одно слово:

«Хорошо».

Мирослава мгновенно сорвало с места. Через несколько минут он уже гнал по ночной трассе в сторону Большой Лубянки – туда, где жил этот проклятый щенок. Сердце неистово колотилось в груди, но он не сомневался в правильности своих действий.

Если уж решил рвать, то хотя бы объясни свои причины, тупой школотрон! Не только же тебе меня преследовать… Объяснись, кретин, и я исчезну из твоей жизни. Исчезну, если ты действительно этого хочешь…

Но, конечно, в глубине души он надеялся совсем не на такой исход разговора… Вот только признаться в этом он не мог даже самому себе. Потому что это означало нечто, чего он боялся больше всего на свете.

========== Уравнение №14 ==========

Роскошный особняк Аксеновых (двухэтажный, но необычайно огромный, с изящными, черными воротами) возвышался в темноте благолепной, золотисто-белой громадой и казался неприступным, словно крепость какой-нибудь зачарованной принцессы.

Чтобы не беспокоить родителей Ильи, Мирослав припарковался не напротив дома, а в некотором отдалении, после чего до безобразия напряженными пальцами напечатал:

«Я на месте. Выйди на пять минут, если не трудно».

«Дома никого нет, - тут же последовал ответ. – Заходи, раз уж приехал».

Такого поворота Мирослав совсем не ожидал, но, откровенно говоря, ему было все равно. Не успел он позвонить в домофон, что был на воротах, как металлическая дверь мягко щелкнула, и он беспрепятственно вошел во двор. Впрочем, двор – это, наверно, слишком слабо сказано. Это был настоящий королевский фасад – нарядный, ухоженный, с золотистыми тропинками, уводившими, должно быть, в сад, и небольшими статуями различных животных, придававшими этому месту какую-то особенную аристократическую атмосферу.

«Вот оно – царство буржуев», - с усмешкой подумал Мирослав, направляясь к парадной двери, до того большой и величественной, что в нее было даже страшно стучать. Но он, естественно, сделал это, и ему почти тут же открыли.

Хмурое лицо Аксенова сейчас же поразило его непривычной бледностью и изможденностью, казалось, будто он несколько дней не спал или ровно столько же страдал от какой-то мучительной болезни. Мирослав постарался не выдать своего шока, да, впрочем, за его реакцией никто особо и не наблюдал. Аксенов по-прежнему изо всех сил старался не смотреть ему в глаза, и это безумно действовало на нервы.

- Я не буду тебя долго парить, - серьезно сказал Мирослав. – Я просто хочу узнать…

- Пошли, поговорим у меня в комнате. Я на пороге гостей не принимаю.

И он тут же направился в сторону лестницы, что виднелась справа от входа. Пожав плечами, Мирослав скинул кроссовки и молча двинулся следом.

Внутри дом был не менее красив и просторен, чем снаружи. Один только холл на первом этаже был целым произведением искусства – Мирослав не стал его внимательно разглядывать, но одного мимолетного взгляда ему вполне хватило, чтобы в голове замелькали ассоциации, связанные с различными королевскими балами, что ему когда-либо приходилось видеть в кино. Ни один момент в интерьере не был упущен, всюду царила идеальная чистота, а мебель – неброская, в старинном стиле – довершала атмосферу прихотливой, величавой роскоши.

Дом, несомненно, был прекрасен, но, как ни странно, Мирослав, всю свою жизнь проживший в бедности, не счел его ни безупречным, ни достойным зависти. Он был слишком велик для семьи из трех человек (у Аксенова не было братьев или сестер), слишком тих и напыщен и являлся как бы подтверждением того, что роскошь не всегда означает уют и тепло.

Впрочем, Мирослав недолго думал об этом, все его внимание сейчас было сосредоточено на Аксенове, на его в высшей степени странном поведении, и окружающий мир не представлял для него никакого интереса.

Однако увидев комнату Ильи, он едва не рассмеялся. Ему сразу стало ясно, почему Аксенов так дичился, когда впервые оказался у него в квартире. Наверно, он чувствовал себя так, словно попал в дом лилипута. У Мирослава же сейчас были обратные ощущения: словно он оказался в спальне великана.

Впрочем, это и спальней-то нельзя было назвать. Скорее, огромной гостиной, в которой запросто можно было устроить вечеринку на семьдесят человек или небольшой спектакль. Мебели было совсем немного: средних размеров кровать у окна, застеленная толстым, темно-серым покрывалом, светло-бежевый шкаф-купе, почти не привлекавший внимания, черный письменный стол с множеством узких, выдвижных ящиков (и вращающийся белый стул перед ним), а также огромный телевизор на стене и маленькая бордовая софа напротив. При всем этом комната казалась невероятно просторной и уж слишком аккуратной: не хватало хотя бы одной небрежно брошенной где-нибудь вещи, хоть какого-то признака того, что здесь жил обычный, несовершенный человек, а не бездушный предмет техники.

- Тебе нравится простор, да? – спросил Мирослав, остановившись около письменного стола. – Чтобы было где разгуляться?

- Да, - сухо сказал Аксенов и больше не добавил ни слова.

Мирослав обернулся, внимательно посмотрел на него:

- Ты можешь объяснить, что с тобой происходит?

- Со мной все в порядке.

- Я в этом не уверен. Ты не заболел случайно? У тебя ужасный вид.

- Нет, - решительно отмахнулся тот. – Я здоров, как бык, не парься об этом.

- А что тогда случилось? На тебе лица нет.

- Ничего.

- С кем-то из родителей что-то произошло?

- Нет.

В душе Мирослава медленно накипало раздражение:

- Может, от тебя какая-нибудь девушка залетела?

- Снова не в ту степь, - Аксенов как-то странно усмехнулся: насмешливо и вместе с тем невыразимо горько. – Ты никогда не догадаешься, Мир. Лучше просто уйди. Со мной все в порядке, честно. Не волнуйся за меня. Ты не должен.

- Думаю, я все-таки понял, - сказал Мирослав с сухой усмешкой. – Я не должен был приезжать. Это вообще не в моем характере – преследовать кого-либо. Сам не знаю, что на меня нашло. Но это в первый и в последний раз, даю слово. Больше я не буду тебя доставать. Раз ты так решил, пусть так и будет. Может, оно и к лучшему. Я желаю тебе успехов, пусть в твоей жизни все сложится как можно лучше. Прости, что побеспокоил.

И он торопливо направился к двери.

- Стой! – Аксенов невольно сделал шаг в его сторону. – Что ты понял?

Мирослав обернулся, взглянул на него с кривой усмешкой:

- А что тут непонятного? Я просто надоел тебе, вот и все.

Только тут самообладание Аксенова дало трещину. Его лицо на мгновенье искривилось от боли, и он прошептал, чуть не задыхаясь:

- Ты конченый придурок! Иногда я просто готов придушить тебя!

- А что еще мне думать? – развел руками Мирослав. – Поставь себя на мое место.

- Ты не надоел мне!

- А что тогда? Ты можешь, наконец, открыть свой рот и объяснить по-человечески?!

- Я не знал, что ты вырос в детдоме! – проорал внезапно Аксенов, и на его лице отразилась такая боль, что Мирослав чуть не оцепенел от ужаса. – Я не знал этого, понимаешь… Я случайно подслушал разговор учителей, они обсуждали тебя, говорили о том, что ты с девяти лет рос в приюте, что у тебя никого нет, что ты пытаешься добиться всего сам… И я понял одну вещь. Я изнасиловал сироту! Сироту! Я, зажравшийся скот, сделал это с человеком, у которого нет никого и ничего! Мне всегда казалось, что ты из состоятельной семьи, просто хочешь доказать родителям, что можешь обойтись и без них. Я считал тебя таким же, как я: тупым бунтарем, который пыжится-пыжится, а в итоге все равно будет плясать под дудку отца. А на деле изнасиловал лучшего человека, которого когда-либо знал. И ведь я не успокоился, Мир, - он издал полубезумный смешок. – О нет, ни фига не успокоился. Я все еще хочу тебя и с каждым днем все сильнее. Это навязчивая идея: обладать тобой полностью: не только твоими мыслями, но и твоим телом. Целовать тебя везде, где захочу, и не только целовать, уж поверь мне. И кто я после этого? Ты называл меня психом, но это еще слабо сказано. Я ненормальный, озабоченный скот, который, наконец, решил взяться за ум. Я больше никогда тебя не трону, Мир. И никогда больше не буду преследовать. Дружба с тобой была самым офигенным периодом в моей жизни, но если мы так продолжим и дальше, я сойду с ума, и кто знает, не сорвусь ли снова в один прекрасный день. А я не хочу тобой рисковать. Прости меня за все, пожалуйста. Мне жаль, что я вообще появился в твоей жизни, увидел тебя. Я, наверно, никогда не перестану любить тебя, но это уже моя проблема, не думай об этом. Ты с самого начала не хотел общаться со мной, но я, придурок, никак не мог оставить тебя в покое. Теперь я это сделаю, можешь не сомневаться. Я всегда буду думать о тебе, как о лучшем, что когда-либо происходило в моей жизни. Как ты вообще мог подумать, что надоел мне? Дурак. Это абсолютно невозможно. Прости меня за все. И если сможешь, вспоминай меня только с хорошей стороны. Пока буду вспоминаться.