В просторном холле царил полумрак, но из приоткрытых дверей бального зала лились свет и негромкая музыка. Приблизившись, Эван застыл, прислушиваясь, в просвет наблюдая за собравшимися. Он сразу приметил отца, разговаривавшего с Трэверсом и Яксли. Неприятным стало наблюдение, как сильно Трэверс и даже Яксли возвышаются над отцом, а тот словно бы сжался в их тени. Немудрено, конечно: все в обществе знали, что у Монтгомери Розье временный разлад с Блэками, несмотря на все попытки тётушки Друэллы примирить стороны, — однако примитивно и показательно.

Эван раздражённо хмыкнул. Ему очень не нравились игры, которые велись взрослыми. Ну ничего; если правда то, что рассказывала кузина Беллатриса, скоро всё переменится к лучшему…

— Ты заскучал наверху?

— В той компании заняться откровенно нечем, — ответил Эван, оборачиваясь. Мама подплыла к нему, лёгкая и воздушная, очень изящная в любимом платье из серого шёлка с пеной венецианских кружев. Из бального зала лился свет, но мама предпочла остановиться в тени. — А ты не пойдёшь?..

— Нет, конечно же, как всегда, — покачала она головой, и пепельно-русые волосы, уложенные в мягкие кудри, пришли в движение на миг, чтобы затем вновь идеально улечься на худые плечи и прямую спину. — Меня не интересуют эти сборища, — презрительно наморщив носик, мама бросила взгляд на дверь. О да, Эван знал, как сильно она, уроженка солнечного юга легкомысленной Франции, ненавидела Англию и местное общество. Мама очень хотела, чтобы Эван учился, как и она сама, в Шармбатоне, однако отец в жизни бы подобного не разрешил. Скандал был ужасный, конечно. «Вот услали бы они во Францию Лис», — подумал Эван, хотя и прекрасно знал: место обучения его сестры не заботило маму, а уж отца — и подавно.

— А я зайду, — проговорил Эван, выискивая взглядом в толпе Рудольфуса и кузину Беллу. Те стояли в стороне, у самого выхода на террасу, и обсуждали что-то с Люциусом. — Поздороваюсь с тётушкой и кузинами.

— На твоё усмотрение, сынок, — мама невесомо поцеловала Эвана в макушку и отправилась дальше по своим делам. Быть может, устроится в своём будуаре и прикажет эльфу записывать за ней сочиняемые стихи — пожалуй, скорее всего, так и будет. Эван мельком улыбнулся, поправил воротник рубашки и просочился в приоткрытую дверь.

Музыка и голоса обрушились на него калейдоскопом впечатлений и тем. В углу заливалась одинокая скрипка, которой досталось соло. Словно чтобы сбить её с ритма, звенели бокалы, кто-то раскатисто смеялся, а дамы хихикали. Войдя в толпу, Эван натянул на губы дежурную вежливую улыбку, благосклонно встречаемую большинством взрослых. Все они кивали и тут же отворачивались от Эвана. Конечно — он ведь не окончил школу, как Люциус, и не Блэк, как семикурсница Цисси.

Заметив его, с другого конца зала оживлённо помахала Белла, и Эван ответил приветственным жестом. В отличие от тихой и скучной Цисси и дуры-бунтарки Меды, старшую из своих кузин Эван обожал. Умная, талантливая и насквозь живая, она переняла все лучшие черты своей матери… которая как раз вцепилась в плечо Эвана без намерения отпускать.

— А вот и мой милый племянник!

— Здравствуйте, тётушка, — улыбнулся он Друэлле Блэк и тут же был утянут в круг секретничающих дам. К нему мгновенно приклеилось всеобщее внимание, особенно пристальное — со стороны миссис Гринграсс, Паркинсон и Гойл. Его причина — наличие у миссис необручённых дочерей — вызвала у Эвана жгучее желание выколоть обращённые к нему глаза. Впрочем, как и в случае наверху, парень сдержал сердечный порыв и с улыбкой приготовился отвечать на расспросы тёти.

— Ты очень кстати, Эван. Мы как раз говорили об этом твоём грязнокровке-однокласснике…

— Что за мерзость он учинил на заседании Попечительского совета! — воскликнула миссис Паркинсон. Охнув, прочие дамы потребовали от неё проявить сдержанность, тогда как тётушка Дру одобряюще улыбнулась.

— Табита права, мои дорогие! Как же иначе, если не мерзостью, назвать то, что этот грязнокровка позволил себе вытворить? — тётушка многозначительно подняла указательный пальчик, и все кумушки мгновенно закивали, соглашаясь с ней. Тут уже от одобрительного взгляда не удержался Эван. У фамилии Блэк были свои преимущества, и тётушка Дру прекрасно знала, как их использовать. — Эван, расскажи-ка нам побольше об этом Майкле Холмсе.

— Он самоуверенный, непозволительно для грязнокровки надменный и не уважающий устои нашего мира, — произнёс Эван то, что, был уверен, от него и хотят услышать. — Умный, этого у него отнять не могу. Но это не даёт ему никакого права так говорить с Попечительским советом.

— Вот слова не мальчика, но мужа! — провозгласила тётушка и как-то уж очень значительно переглянулась с Гринграсс.

— Ты ведь единственный в Хогвартсе предпринял попытку напомнить грязнокровке его место, Эван. Это похвально, — мягко заметила миссис Гринграсс, такая же манерная, кукольная и разряженная, как и дочь. «Ах, тётушка Дру, — вздохнул про себя Эван, — я был о вас лучшего мнения…»

— Благодарю вас, мэм.

— Как жаль, что твои добрые порывы встречают так мало помощи, — покачала головкой тётушка. — Впрочем, — она обратилась к женщинам, — в этом году в Хогвартс поступает другой мой племянник, милый Регулус… Я очень надеюсь, что он пойдёт по стопам Беллатрисы, Нарциссы и Эвана, а не своего старшего брата. Будем надеяться, — стрельнула она глазами в сторону Эвана, — Регулус быстро вольётся в положенные каждому Блэку труды по поддержанию традиций нашего древнего и достойного общества.

Прочие дамы вновь не нашли ничего другого кроме как согласиться с ней, а Эван поймал взгляд тёти и отчётливо подумал:

«Гринграсс — вы серьёзно?»

В ответ в его голове соткалась окутанная светом и ароматом роз картина его самого и Аделоизы, повзрослевших, нарядных, танцующих вальс. Скривившись, Эван изменил навеянную тётушкой сцену на полутёмную комнату, где на ковре у камина девчонка Гринграсс бьётся в агонии, а он сам направляет на неё палочку и шепчет ласково: «Круцио». Тётушка Дру мгновенно стёрла её и возмущённо хмыкнула, но Эван чувствовал, что больше рисовать в своих матримониальных мечтаниях подобные мерзости тётя не будет.

Оставив дам стрекотать, Эван продолжил свой путь к Белле. Он прекрасно понимал, чего добивалась тётушка Дру. Выставляя его, Эвана, действия против Холмса в как можно более благоприятном, даже геройском свете, тётя латала в общественном сознании брешь в отношениях Блэков и Розье. Ту же самую песню она наверняка пела и Сигнусу, своему бесхребетному муженьку, чтобы тот после повторил её старшей сестрице Вальбурге и Ориону. «В школе нужно будет взять Регулуса под своё крыло», — поставил себе задачу Эван, твёрдо решившись как можно активнее поучаствовать в устранении ущерба, который ненароком нанёс репутации семьи.

Добравшись наконец до Беллы, Эван был заключён в короткие, но чувственные объятия и на момент уткнулся носом в пышную грудь кузины, туго стянутую корсетом. Впрочем, быстро был отстранён и уже через секунду обменивался рукопожатием с Рудольфусом. Вот человек, которого Эван ни разу в жизни не видел улыбающимся, даже хотя бы просто довольным. На его фоне Белла выглядела фонтаном жизнерадостности.

— Мать всё пытается выставить тебя героем? — первым делом спросила Белла.

— Именно так, — подтвердил Эван.

— Она очень обрадовалась, когда в «Пророке» появилась статья про этого грязнокровку и Попечителей, — Белла надменно вздёрнула носик и снисходительно заметила: — После такого матери точно удастся помирить наших с вашими.

— Да, — холоднее откликнулся Эван, в последний момент решив не напоминать Белле, что для неё Розье такие же «наши», как Блэки. А теперь ещё и Лестрейнджи, если на то пошло.

— Но всё равно меня заинтересовал этот Холмс, — промолвил Рудольфус. Нельзя позавидовать человеку, привлёкшему его мрачное внимание. — Уже ходят слухи, что он может быть чьим-то бастардом. Отец думает на Трэверса, тот переводит стрелки на Яксли, а Яксли хватило смелости за глаза ткнуть пальцем в Альфарда Блэка.