— Ты спас себя сам, Рей, — возразила Хлоя. — Тем, что захотел измениться. Так что благодари лишь себя.

И пусть Рей не был согласен, спорить он не стал: не хотел превращать их с Хлоей общение даже в подобие родительских препираний.

***

— Для Джеймса всё закончилось хорошо, — было первое, что сказал дядя Флимонт, вернувшись с экстренного заседания Совета попечителей. Уже сама формулировка, а ещё больше взгляд, доставшийся Брайану, говорили: не для всех это конец.

Невысказанное вслух предостережение Брайан принял стоически: с самого начала знал, что своеволие и вторжение в дело другого отдела Министерства — тем более Тайн — не пройдёт без последствий. И, несмотря ни на что, испытывал радость: с мелкими кузенами всё будет хорошо. С проблемами лично для себя Брайан уж как-нибудь разберётся.

Не раз и не два Вуд упрекал его за эту жертвенность, но Брайан иначе не мог. В его понимании невозможно радоваться жизни, когда беды у близких; при этом что с самим — не так уж важно. Так что он примет наказание, каким бы оно ни было. Не выгонят же они его из Министерства! Верно?..

«Даже если выгонят — оно того стоило!» — твёрдо сказал себе Брайан и устроился на подоконнике в своей детской комнате ждать.

Отец вернулся к вечеру: вымотанный и раздражённый. Коротко кивнул на сообщение дяди, что тот откорректировал память Джиму, отмахнулся от вопросов матери и потребовал Брайана в свой кабинет, немедленно. Это пахло большими проблемами.

Домашний кабинет отца являлся святая святых. Брайан был допущен туда всего несколько раз за свою жизнь: когда получил письмо из Хогвартса; когда после первого курса отец решил поговорить о Гринграссе; когда после четвёртого Брайан заявил, что будет сдавать экзамены, необходимые для зачисления в школу мракоборцев; когда он окончил школу и они с отцом долго обсуждали будущее. И вот вновь Брайан стоял у заветной двери, а ощущение было — словно на пороге новой вехи жизни.

Одного мига внутри кабинета хватило, чтобы понять: жизнь до перехода через порог была лучше.

— Сядь, — отец указал на жёсткий стул перед своим рабочим столом; сам не сел, упёрся кулаками в столешницу. От него пахло грозой, и будь Брайан в собачьем своём обличии, опустил бы голову и виновато прижал бы уши. Как человек, впрочем, он расправил плечи и приподнял подбородок, встречаясь с отцом взглядами. — Не ожидал от тебя такой глупости.

Крылья носа дёрнулись, но Брайан смолчал.

— Я надеялся, с годами это пройдёт, но ты так и не научился сперва думать о последствиях и уже потом что-то делать, — продолжал отец. Остались бы у него силы после дня в Министерстве — кричал бы; но сил не было, и он говорил глухо и ровно, взглядом выражая всю степень собственного разочарования в сыне. — Ты совсем не догадывался, что не тебе вставать поперёк пути Отдела тайн?

— Чем я лучше или хуже кого-либо другого? — не выдержав, насупился Брайан.

— Не прикидывайся идиотом! — всё-таки рявкнул отец и потёр переносицу. — Брайан, серьёзно. Ты лучше многих знаешь натуру Гринграссов — скажешь, что не подозревал об их злопамятстве?

Брайан передёрнул плечами: не подозревал, а знал наверняка. Вот только…

— Когда принимал решение о будущем для Джима, я о Гринграссах не думал.

— А следовало. Потому что Гринграсс-старший много думал всё это время о тебе, — отец всё-таки опустился в кресло, устроил руки на подлокотниках. — Вторгшись на территорию Тайн, ты дал ему власть над собой. Я ничего не смог сделать.

— Постой… что? — встрепенулся Брайан. Ощущение вехи усилилось.

— Аргументация была, что настолько своевольный, безответственный, не подчиняющийся уставу маг не может быть зачислен в школу мракоборцев.

Сердце пропустило удар, и Брайан впился ногтями в ладони. В голове разом стало пусто, на душе — тяжело.

— Я понимаю.

— Понимает он, — процедил отец сердито. — И что, ты думаешь, будет теперь, когда я не могу принять тебя в управление?

— Я продолжу работать на Правопорядок. Возможно, со временем…

— В Правопорядок дорога тебе также закрыта: Крауч уже списал тебя и не возьмёт обратно.

Дёрнув бровями, Брайан прикусил губу. Отец что-то недоговаривал — не мог решиться сказать.

— И каково моё будущее?

— Отдел тайн.

========== Глава 40. Обыденность повседневности. Часть 1 ==========

Сару хоронили на старинном кладбище Годриковой Впадины. Среди десятков могил знаменитых магов её могилка терялась, казалась незначительной — но только не для Джима.

Он стоял в первом ряду, между Деем и плачущей Элен. Брат казался каменным — что те ангелы из мрамора с пустыми глазами. В отличие от него, Элли — и Элайджа, и Бобби, и Джон — не скрывала горя от потери подруги. Такой внезапной, страшной, безумной потери…

Джима не было с друзьями, когда это произошло. Проводив своего змеиного приятеля, Дэвид вернулся за ним, и братья вместе пошли домой. Всё случилось вскоре после: что-то в еде вызвало аллергическую реакцию (как сын зельевара, Джим знал о реакциях на вещества, сам пару раз оказывался с их последствиями в Мунго), и Сара задохнулась в считанные минуты. Ребята просто не успели ничего сделать. Да, говоря начистоту, и не могли.

«А я бы… смог?» — спрашивал себя Джим, пока аккуратный светлый гроб опускали в разверзнутую пасть земли. Мама Сары заходилась в истерике, и Джим старался на неё не смотреть: было в наблюдении за чужим горем что-то неловкое, стыдное. Убитая горем женщина рыдала в плечо мужа, лепеча про то, как рано, как несправедливо.

Несправедливо — именно так это и чувствовалось. Сара ведь хорошая девчонка была: добрая, внимательная к друзьям, а на роликах как каталась — всем фору давала! Джим решил запомнить её именно такой: окружённой светом, с заразительным смехом рассекающей на роликах, и ленты из кос струятся за нею по воздуху.

«Почему?!.. За что?..» — Джим даже не мог полностью сформулировать свои вопросы. А если бы смог — к кому их обращать? К богу? Джим не был уверен, что верит в его существование. Уж точно не после того, как его подруга умерла в мучениях.

«А ведь так могла закончить Хлоя Бенсон».

От внезапно всплывшей мысли Джим вздрогнул, и стоявшая позади мама мягко сжала его плечо. Джим никак не отреагировал: его существом завладела картина, на которой посреди уютного школьного дворика Хлоя Бенсон задыхается и раздирает ногтями себе горло, не в силах вздохнуть. «Розье надо пояснить, что такого мы не потерпим», — твёрдо решил про себя Джим.

Гроб всё глубже опускался в землю — а Джим всё ярче преисполнялся решимостью встать на защиту своих, отвадить от слабых обидчиков. В конце концов, он гриффиндорец — это его обязанность.

«Но как защитить от смерти?»

Этого Джим не знал. Но обещал себе попробовать разобраться.

А ещё где-то под всем этим, на донышке сознания его нервы щекотало осознание, что конец может быть очень внезапным. Оно порождало страх: примитивный, необузданный. Что делать с ним, Джим — пока — не знал.

***

Сириус боялся только одного: что его заставят идти на свадьбу Цисси и Люца.

— Да не хочу я туда идти! — взорвался он, когда мать завела разговор о походе за новой парадной мантией. — И на свадьбу эту дурацкую не хочу!

По-настоящему он хотел — к Меде и Теду, но на их скромное бракосочетание мать, само собой, его не пустила. А затем ещё и не разрешила отправиться повидать новорождённую племяшку Нимфадору!

В ответ на решительную стойку Сириуса мать поднялась из кресла, где величаво восседала, попивая чай. Она возвысилась над сыном — и в комнате словно темнее стало, холоднее, и будь Сириус слабее характером, сжался бы в её грозном присутствии.

— Я не спрашивала твоего мнения, молодой человек, а давала указание! Это мероприятие крайне важно…

— А я хочу, чтобы спрашивала!

— Что ты себе позволяешь?! — взвизгнула мать, её аристократически бледное лицо уродливо покраснело, глаза лихорадочно заблестели. — Твои гриффиндорские выходки уже всем опротивели в этом доме!..