К осени, как лист пал, воротились детки Мефодия в избу. Круглощёкие, глазастые, улыбчивые да ласковые. Где они были, у кого гостили, про то никогда не сказывали. Только одно отличие появилось у них – глазёнки зеленым посверкивали. И ещё приметил народ, что четвёрка эта не боялась лесного народа и зверей, родным домом тайга для них стала. А Ладу долго ещё поминали. Как у кого в избе разлад, а то пуще – шум да крики, тут же кто и скажет:

– Смотри, Лада придёт, мигом всё разберёт!

И тотчас мир и лад в семье. О нянюшке много ещё чего сказывали, про то другой разговор будет.

А вот ещё сказывали, что нянюшка птицей оборачивалась.

Недале́че отсюда деревня побо́ле нашей стояла. Мужик Трифон один тянул долю в избе. Жёнка, вишь, померла родами. Оставила ему девчоночку в утеху, Машеньку – имя успела шепнуть. Ну, мамку-кормилицу нашли, соседка мальца поднимала, согласилась и сиротинку кормить. Одному мужику плохо, потому вскорости оженился он. Взял вдовицу с сыном-двухлеткой. Новая жена, Дорофея, родила подряд двух девок и запу́рхалась[31] с малыми. А тут соседка и скажи:

– Няньку возьмите, всё полегче будет.

– Своих бы прокормить! – ей в ответ Дорофея. – Нянька ещё и плату попросит!

– Вон у Ивана девчоночка лет десяти бедует. Он и рад её спрова́дить[32] кому. А она проворная! Пригрейте сироту, зачтётся вам.

– Это которую Кукушкиной кличут?

– Она самая и есть! Подбросили Ивану на я́рманке[33] в телегу, так и кликают – Кукушкина дочь, хотя он имя ей дал хорошее – Дарья.

– Да уж, – покачала головой бывшая вдова, – подарок нежданный!

Вечером поделилась с мужем думками, и тот одобрил. Так в доме появилась Даша, но по имени её никто не звал. То там, то здесь только и слышалось:

– Кукушка, сделай то, Кукушка, сделай это! Да поспеша́й!

К вечеру, бывало, так набегается девчушечка, что ног не чует. Ляжет на топча́н[34] и льёт слёзы. Известно, без родных любая жизнь горька. Матушка-то поди берегла бы дочку, в ласке и заботе росла бы Дарьюшка.

Так годочка три, а то и четыре пролетело. Вошла Дарья в пору девичества. Ей бы на вечёрки бегать, на круг – хороводы водить, да кто ж отпустит? В семействе опять приплод, Дорофея сына подарила Трифону. Тот, конечно, рад, но забот прибавилось. Новую пашню надо распахивать, чтоб накормить восемь ртов. А Кукушкиной и вовсе головы некогда поднять. Тут соседка и попеняла Дорофее:

– Совсем сироту заели! Что ж вы девке про́дыху не даёте? Когда-никогда хошь бы на круг отпустили к подружайкам!

– Какие у неё подружайки? – возражает Дорофея. – Она со двора токмо до колодца ходит!

– То-то и оно! – не успокаивается соседка. – Ей жениха присматривать надобно, а она от ваших детей не отходит!

Дорофея осерча́ла[35], но призадумалась. В банный день говорит няньке:

– Что ж ты всё дома сидишь? Сходи на круг, проветрись, отдохни от забот.

Дарья растерялась, слова не может вымолвить. Глаза опустила, молчит.

– Сходи ввечеру́[36], – не отстаёт хозяйка, – как-никак, день Купалы! Вот и сарафан я тебе приготовила, и рубашку.

Сарафан-то, не пожадничала хозяйка, новый подарила. Беленький, а подол затейливо оранжевым вышит. И сорочка белейшая с такой же вышивкой.

Приоделась девушка, косу лентой украсила и вышла к столу. Все ахнули, как Дарьюшка хороша в обновах. Да и лицом пригожа!

Пришла она на взгорок, где костёр палить собирались, а подойти боится. Краешком обошла, цветочки на лугу собрала, венок сплела. На голову веночек надела, песенку завела негромко о милом дружке. После к реке подошла, венок на воду опустила да и молвит:

– Я веночек носила, в нём любви моей сила, пусть укажет мило́го – ни святого, ни злого, а для меня дорогого! Он защитником станет, никогда не обманет, душу лаской согреет! Пусть придёт поскорее!

Сказала так и за веночком по бережку идёт, посматривает. А веночек вдруг закрутило течением да в камыши кинуло. Обидно Дарьюшке. Не видать ей судьбы ладной. Глядь: из камышей птица взметнулась, на дерево села, смотрит на девушку. «Да это же кукушка!» – опешила нянька. А та в ответ:

– Ку-ку!

За спиной засмеялись:

– Свезло тебе, Кукушкина дочь! Вместо парня матушку нашла!

Слёзы у Даши так и брызнули, ринулась она в лес, не разбирая дороги. А над головой птица летит и кричит без у́стали ненавистное «ку-ку». Пала девица на траву и горько плачет. Тут её по плечу нежно погладили. Вскинулась Дарья:

– Кто здесь?

Глядь, а то женщина. Платье на ней зелёное с белыми разводами, блестит, ровно гладь речная. Убор головной в жемчужинах крупных, туфельки мягкие на ногах, и смотрит ласково.

– Не бойся меня, – говорит она, – я тебе зла не сделаю! А то и помогу, коли захочешь.

– Как звать-величать? – шепчет Даша.

– По-разному люди кликают, – улыбнулась в ответ красавица, – защита я сиротам да брошенным детям. Вот кукушкой летаю, выгляда́ю тех, кто нуждается в любви да ласке.

Скумекала тогда Даша, кто перед нею стоит. Спужа́лась[37] малость, не без того, но не молчит, разговор держит:

– Спасибо, Матушка, на добром слове! – поклонилась ей до земли. – Хотелось бы мне найти парня, чтоб стал мне любимым и защитником. Помоги, сделай милость!

– Ладно! Так тому и быть! Иди к костру, не бойся, смело прыгай. Там и найдёшь своё счастье.

С тем и пропала начисто. А Дашутка поднялась и пошла на взгорок. Костёр высокий горит, вокруг парни с девушками ходят, песни поют. Потом разбежались по сторонам и стали скакать через огонь. Кто парой, а кто в однова[38]́. Дарья тоже не сробела, прыгнула. Смотрит, а навстречь ей парень летит в прыжке и нельзя увернуться никак. Замерла душа у неё от страха. А паренёк руки к ней тянет. Даша и ухватилась за них! Как только встретились их пальцы, тут же они превратились в птиц и взметнулись высоко в небо.

– Лебеди! – так все и ахнули вокруг.

Пара покружилась над костром и пропала из виду. Трифону с Дорофеей, знамо дело, всё обсказали до тонкостей. Те и вовсе обомлели. За детьми посланница Матушки пригляд вела! А они вон с ней как обошлись… Не вышло бы худа! Стали думать, как найти Матушку, а она возьми да и покажись. Отворились ворота настежь, идёт к ним красавица, трава под ней не колышется, а поверху пара лебедей кружится. Оробели хозяева избы, на колени пали. Принахмурилась Лада, молвит попросту:

– Что коленки-то бить попусту, былого не вернуть! Сироту в дом взяли, за то вам хвала. Токмо в сердце своё вы её не впустили, за приблу́ду[39] держали. А разве такой завет дан был? Чего спужались? Обиды от меня не будет, сами себя наказали – вместо любови тяготу взрастили, эту лямку вам и тянуть.

Повернулась и со двора вышла, кукушкой вспорхнула в небо.

Дарья получила то, что загадывала – преданного и любящего супруга. Лебеди-то, сами ведаете, до чего верны друг дружке. Пару находят на всю жизнь! Видали люди после этих лебедей. У лебёдушки на шее полоска виднелась, ровно бусы у девушки. А ещё сказывали, что кончики крыльев у птиц были чёрными. Видать, опалил костёр любви, когда соединились пальцы их рук.