Кроме того, в тот год произошло одно неприятное событие. Я обозвала одну девочку матом (у нас почти все так ругались, пока воспитатели не слышали, и я была в курсе, что это нехорошее слово, хотя что это мат, не знала), она и наябедничала воспитательнице, меня отругали, я приняла все к сведению и на этом бы делу закончиться, но нет… Все только началось. Эта девочка была не самой приятной, и с ней не очень хотели играть другие. Тогда она стала меня шантажировать, что если я не буду с ней играть, делать то, что она скажет, то она снова скажет воспитательнице, что я ругаюсь матом. Причем все это делала в смену второй воспитательницы. А я не знала, как я смогу доказать, что это было давно, единственный раз и больше не повторялось. Я была уверена, что ей поверят. В итоге, почти полгода я жила в постоянном напряжении. Она решала не только, во что играть и чем заниматься, но и должна ли я есть то, что давали на завтрак или обед. Пожаловаться кому-нибудь из взрослых мне в голову не приходило. В общем, окончания садика я ждала с огромным нетерпением.
Наконец это событие наступило. И мы с мамой первого сентября отправились в школу. На первую в моей жизни линейку. Нашли на школьном дворе класс, мама "передала меня" учительнице, нас построили, и началось праздничное мероприятие. И тут начались «непонятки». По книгам и рассказам я знала, что букет несу для своей первой учительницы. А тут вдруг начали объявлять, что такие-то ученики вручают цветы тому завучу, такие-то тому учителю. Меня вызвали вручать цветы незнакомой мне личности. Я не хотела выходить вперед, но пришлось, и чуть не плача, отдала букет, растерявшись, потому что не понимала, кому я должна дарить свои цветы.
Вскоре всех повели в классы. Первоклассников вели десятиклассники и, когда строились парами, мне не досталось десятиклассника. Пришлось вприпрыжку догонять свой класс, боясь заблудиться. Но все обошлось – не потерялась и благополучно дошла до нашего кабинета. В классе мы расселись и начался наш первый урок.
Почти в самом начале учительница спросила, кто умеет читать, и поднялись пять или шесть рук. В том числе моя. Учительница попросила одну из девочек прочитать, что написано на плакате, висевшем справа от доски. Она начала читать по слогам и с трудом справилась с простейшим текстом, а меня это разозлило. Я думала, что это сложно назвать умением читать, и незачем ей было поднимать руку.
Вроде больше неприятных событий в тот день не было, но они омрачили мне весь день, хотя после школы мы с мамой пошли сначала фотографироваться, а потом в кафе есть мороженое.
Дальше потекли учебные будни. Учеба давалась мне легко, хотя с аккуратностью и почерком были проблемы. Честно говоря, школа меня несколько разочаровала. Нет, мне нравилось учиться, но я ждала большего порядка, большей структурированности и организованности. В тех книгах, что я читала, было много про октябрятские и пионерские организации, звездочки, работу пионервожатых, которые помогают "малышне". Но в стране уже вовсю шла перестройка, и всего этого в школе практически не было. В конце первой четверти нас приняли в октябрята и мне доверили почетную должность санитарки отряда (отрядов было три – по числу рядов). Я носила белую повязку с красным крестом и белую же сумочку с крестом, в которой лежали бинт, пластырь и какие-то лекарства. Кажется, один раз даже ей воспользовались. Во втором классе и старше у нас уже не было даже этого, и к идеям ленинизма относились гораздо проще.
Из плюсов начальной школы было и то, что многие дети перешли из садика в школу, и были знакомы. Первое время я общалась с девочками из нашей группы сада, потом постепенно стала общаться еще и с двумя другими девочками. Они, как и я были отличницами, и мы сошлись на этой почве. Обе были младше меня и обе пригласили меня к себе на дни рождения в ноябре и декабре.
На первом из них я была очарована игрушечной парой телефонов, которую подарили однокласснице, и весь вечер играла в него с ее младшим братом. На втором дне рождении было много незнакомых мне детей, мне было тревожно и скучно, и я его плохо запомнила. Еще раз меня приглашали на день рождения во втором классе, после чего мои походы на дни рождения к одноклассникам закончились. Да и просто в гости я редко к кому из одноклассников ходила.
В первом же классе перед Новым годом участвовала в школе в двух спектаклях. В классе на праздничном спектакле мне доверили роль двоечницы Зойки-растрепки, потому что у нее был самый длинный текст, и учительница была уверена, что именно я выучу его лучше всех. Сыграла я вроде успешно, как и во втором спектакле, который ставили в продленке, и в котором я была Красной Шапочкой, но на этом моя "актерская карьера" и закончилась.
Так как учеба давалась мне в целом легко, то основной проблемой, особенно в начале учебы, было буквальное понимание. Например, когда нам объясняли задачи на сложение, учительница имела неосторожность сказать:
– Когда стоит фигурная скобка, всегда следует складывать.
При этом на дом была задана обратная задача, когда стояла фигурная скобка, и была известна сумма, но не было известно одно из слагаемых. И я со слезами на глазах доказывала маме, что надо складывать, потому что учительница так сказала. Мама пыталась логически донести до меня смысл. Я понимала, ведь уже умела решать подобные задачи, но все равно продолжала доказывать, что надо складывать, ведь УЧИТЕЛЬНИЦА ТАК СКАЗАЛА. В итоге мама сдалась, а я получила первую двойку. "Ну и кто был прав?" – только и спросила мама меня после.
Во втором классе у нас сменилась учительница, а вскоре еще и сменился кабинет. Смена учителей всегда отражалась на мне не лучшим образом. При новых учителях я терялась, стеснялась, и, пока проходил период адаптации (от месяца до всей первой четверти), оценки, как правило, снижались, хотя после обязательно выравнивались и возвращались к пятеркам.
А в третьем классе произошло то, что повергло все мои жизненные устои. В учебниках, как обычно, было написано про пятнадцать республик, но кто-то из ребят сказал, что их уже не пятнадцать. Стали это обсуждать. Я не понимала, как такое возможно. Ведь в гимне пелось про "союз нерушимый". Это время вообще было непростым. Многих вещей было не достать, ряд товаров был по талонам, денежная реформа, начали расти цены, за продуктами ездили в Москву, отца не устраивало отсутствие водки в магазинах, постоянно отключали электричество. Тут и взрослые-то не могли разобраться, а я вообще запуталась. Не смотря на все это, в конце апреля нас приняли в пионеры.
Летом перед пятым классом мне исполнилось 10, но праздник был испорчен путчем. То есть, сначала было даже весело, потому что с самого утра играл оркестр в воинской части неподалеку. А потом началось то, что не укладывалось в мою голову. Сам путч меня не интересовал, но вместо заявленных в программе мультфильмов и детских передач было непонятно что – то новости, то классическая музыка. Я не понимала, как можно показывать что-то, если в программе написано другое. То, что происходило в стране, мне было неинтересно.
Последовавшие за путчем и развалом страны меня выбили из колеи очень сильно. В магазинах вместо самообслуживания стали один за другим кассы за прилавками, сами магазины перестраивались и перекраивались, и я не могла никак перестроиться к новой системе. Я ходила самостоятельно в магазин за хлебом с пяти лет, в восемь покупала молоко, некоторые иные продукты, даже мясо однажды, а тут у меня развилась как бы фобия перед магазинами. Я чувствовала себя неуверенно, общение с продавцами меня нервировало. Прежний шаблон покупок больше не работал, а новые отказывались вырабатываться. Плюс ухудшающееся зрение не позволяло увидеть стоимость товаров на полках, спрашивать я стеснялась, а цены менялись чуть ли ежедневно. В общем, на годы магазины стали моим кошмаром, за редким исключением. В близлежайших к дому магазинах для ряда продуктов алгоритм был кое-как выработан (для покупки единовременно не более двух товаров в одном отделе), но он не переносился на другие товары и тем более другие магазины. Отныне спокойно ходила в магазины я только с мамой.
