По ряду веских на то причин.

1. Обеды.

Рыба и баранина. Рыба и баранина. Постоянно и перманентно. Я бы все отдала за гамбургер. Или салат, в котором не было ничего маринованного. Серьезно. Так делали салаты в королевском дворце Васгара. С маринованными овощами.

2. Наблюдать, как мама и король строят друг другу глазки.

Это было так бесконечно странно, что моя мать выходит замуж за короля!

Часть меня все время задавалась вопросом, было ли это взаправду. Действительно ли они так чувствовали… тепло друг для друга. И часть меня была уверена, что это фальшивка, хотя я не знаю, чем это казалось для короля. У мамы не было ни денег, ни связей. У нее была я. И привычка курить, от которой она пыталась избавиться. Казалось очевидным, что король был без ума от моей мамы, а мама была без ума от мысли о том, чтобы стать королевой. Значит, это был брак, заключенный в каком-то раю.

Гуннар

Потому что официально он был худшим пунктом в моем списке. До встречи с ним у меня были кое-какие подозрения. Я имею в виду, рассказы о принце Гуннаре делали все предельно ясным, но встреча с ним только подтвердила подозрения.

Он. Плохиш.

Мне было трудно избегать его на прошлой неделе, что было моим планом с того ужасного дня, когда мы встретились. Но все эти функции мы должны были выполнять вместе. В наши обязанности входили совместные фотографии помолвки, которые должны были быть сделаны со всеми нами. Типа мы счастливая семья и все такое. А потом десяток интервью. Находясь рядом с ним, я чувствовала себя гиперактивной. Как будто я была голой, и все волосы были удалены с моего тела, а также верхние десять слоев кожи. Он больше не смеялся надо мной. И не разговаривал со мной. Гуннар даже не смотрел на меня. Вот только фотограф хотел сделать откровенный снимок нас двоих, а я стояла как орудие, как будто не понимала, что означает слово “откровенный”, и Гуннар закинул руку мне на плечо, как будто мы были закадычными друзьями в каком-нибудь голливудском фильме.

— Улыбнись, — сказал он так, чтобы слышала только я. — Ты живешь в мире фантазий.

— Что это за фантазия? — спросила я, улыбаясь, вероятно, слишком сильно.

— Твоя спальня прямо по коридору от моей, — сказал он, и я ткнула его локтем в живот.

Фотограф сделал снимок как раз в эту минуту, и на первой полосе “Васгар Таймс” появилось изображение того, как мы вдвоем дразнили друг друга. Он смеялся, положив руки на живот, как будто я действительно причинила ему боль. Я хмурилась, но глаза у меня блестели.

Похоже, нам было весело. Как будто мы нравились друг другу.

Они, конечно, понятия не имели, что я, как правило, не получаю удовольствия. И если бы я собиралась повеселиться, то не с Гуннаром Фальком.

Но газеты формировали свое собственное мнение обо мне.

Мнение, о котором я не думала.

Я остановилась посреди бесконечного коридора и огляделась. Надеясь найти какой-нибудь ориентир, который мог бы подсказать мне, нахожусь ли я вообще в нужном месте. Но их не было.

— Аррррр! — проорала я. И эхо разнеслось по каменному коридору.

Я потерялась. Снова. Когда я направлялась из тронного зала в свою комнату, мне действительно показалось, что все коридоры изменились. Как будто каждый раз это был другой маршрут.

— Заблудилась?

Гуннар.

Мне потребовалась секунда, чтобы вдохнуть и выдохнуть, взять себя в руки, чтобы не все мои слабые места были выставлены напоказ. Мне даже удалось улыбнуться, когда я обернулась.

В холодном каменном коридоре Гуннар был без рубашки. Без рубашки. Только свободные серые спортивные штаны, низко свисающие на худых бедрах. На шее у него висели наушники, а в руке он держал полотенце. И я попыталась сосредоточиться на полотенце, чтобы не запутаться в плоскостях рельефа его груди. Его пресс отличался такими выступами и разрезами, которые, как мне казалось, можно было получить только с помощью фотошопа.

Гуннар занимался спортом. Или что-то в этом роде. Что-то, от чего он вспотел. Гуннар имел очень бледную кожу, но большинство Васгарцев были бледны. И волосатостью он не отличался. Вообще. Его грудь и руки были гладкими. Он был похож на алебастровую статую. Мускулистый и скользкий от пота.

Шутка состояла в том, что часть меня хотела сказать гадость и задрать нос. Но эта часть была лживой. Я должна была быть честна с самой собой, потому что это было очень важно для меня. Когда я росла, честность была единственным способом выжить, и честность прямо сейчас заключалась в том, что меня тянуло к скучному и пустому, но совершенно горячему королевскому принцу.

— Мои глаза выше по экватору, — сказал Гуннар, и я резко отвела взгляд от очаровательной капли пота, прокладывающей опасный путь вниз по его животу.

Возьми себя в руки, дуреха!

— Что? Да?

— Ты заблудилась? — он спросил это буквально по слогам, как будто у меня были проблемы с головой. Но Гуннар улыбался, потому что знал, что это не так. И ему доставляло некоторое удовольствие знать то, чего не знала я. Я уже начала думать, что Гуннар немного туповат.

— Ага, — ответила я, потому что не было никакого смысла отрицать это. — Конечно. Не хочешь помочь девушке?

— Не имею привычки этого делать. Но поскольку ты моя сестра, я могу сделать исключение.

Все любили бросаться словом “сестра”. Но это было нелепое слово для наших отношений. Мы были совершенными незнакомцами, у нас не было абсолютно никакой кровной связи и ничего общего.

На пароме, следовавшем по маршруту от Гастора до Вилеады у меня завязались более глубокие взаимоотношения с людьми.

— Иди за мной, — произнес Гуннар и свернул в узкий коридор, ведущий к более широкому. Все камни выглядели одинаково. Толстый серый гранит из каменоломен на северной оконечности Южного острова. На стенах не было никаких украшений. Никаких гобеленов. Никаких ковров на полу. Никаких изменений в камне.

— А что, есть какой-то секрет? — спросила я, глядя в пол, а не на его гладкую потную спину. — Чтобы не заблудиться?

— К сожалению, нет, — сказал Гуннар. — Тебе просто нужно прожить здесь достаточно долго, чтобы освоиться.

Тогда мне придется привыкнуть к тому, что я постоянно блуждаю. Потому что я не собиралась оставаться здесь ни на секунду дольше, чем это было необходимо.

— Ты переживаешь по поводу завтрашнего торжества? — спросил он, и я посмотрела в спину Гуннару, пораженная тем, что он ведет светскую беседу.

— Нет.

— Серьезно? Это должна быть хорошая вечеринка.

— Вообще-то я не любительница вечеринок.

— Почему же это меня не удивляет? — Гуннар бросил на меня взгляд через плечо. Хитрые серые глаза и темные волосы, спадающие на лоб. — Ты можешь встречаться с людьми твоего возраста. Может быть, найти друзей.

— Мне не нужны друзья.

— Не все такие плохие, как я, — сказал он.

Честно говоря, из всех, кого я встречала, он был одним из лучших. Что только красноречиво рассказывало печальную историю об обитателях этого дворца.

Мы шли обратно через тронный зал, и я поняла, что вышла через двери с левой стороны комнаты, а не с правой. Налево - в библиотеку. Вот почему я запуталась.

— Что ты наденешь на бал? — спросил он.

— Ты не можешь хотеть обсуждать со мной именно это.

— Я очень мелочный, — произнес Гуннар, придерживая для меня толстую деревянную дверь. — Тебе следует знать это обо мне.

Я прошла мимо него и, проходя мимо, уловила запах его тела. У Гуннара приятный запах… очень даже.

— Сюда, — сказал он, когда я повернула не в ту сторону. Я развернулась на носках и пошла за ним.

— Так что? — спросил он.

— Что “что”?

— Что ты наденешь?

— Платье.

— Звучит прекрасно. Может быть, это будет то черное, которое ты надевала на объявление о свадьбе?

— Нет. Это будет абсолютно другое черное платье.

Гуннар повернулся ко мне, и я чуть не налетела на него.

— Разве к тебе не приставили кого-нибудь? — спросил он, словно сердясь.