Только не я. Или моя мать, которая делала вид, что вытирает глаза. Или Эрик, который шел по проходу церкви с наглой развязностью.
Гуннар казался уравновешенным и вел себя стоически. Серьезно. Даже по-королевски. Принца-злодея нигде не было видно. Он взял мою мать под руку и пошел рядом со мной, как лидер.
Король.
Как тот человек, которого, как мне казалось, я знала. И я почувствовала, как вся моя защита дрогнула.
— С тобой все в порядке? — спросил он у могилы,и я моргнула. В волосах у него были капли дождя. Они бисером блестели на черном кашемировом пальто. Я стряхнула их рукой в перчатке.
— Я в порядке. А ты?
Гуннар взглянул на гроб. Дыру в земле. Толпы людей позади нас.
— Отлично, — сказал Гуннар. Но он лгал.
Похороны показывали по телевидению. Погребения не было, но все присутствовавшие на похоронах отправились на кладбище на вершине холма, чтобы увидеть, как Фредерика похоронят. Затем мы вернулись в замок на частный обед.
Я ожидала, что появится фляжка с аквавитом. Но Гуннар оставался трезв. Он шепотом переговорил с дядей, который в конце разговора выбежал, унося с собой большую часть напряжения в комнате.
Все, казалось, вздохнули с облегчением, когда он ушел.
Все, кроме Гуннара, который стоял у камина в тронном зале. Его спина, высокая и широкая, была обращена к комнате.
Глупо было идти туда и разговаривать с ним. Я знала это, и мне удавалось довольно долго сопротивляться этому порыву.
У двери я увидела Донала, который натягивал пальто.
— Донал! — сказала я с улыбкой, потому что мне всегда нравилось его видеть. Это был мужчина невысокого роста в очках с толстыми стеклами, весь покрытый веснушками. Он был слишком умен и слишком добр, чтобы его можно было не любить.
— Привет, Бренна, — сказал он и поцеловал меня в щеку.
— Мне жаль, что у меня не было возможности поговорить с вами раньше, — проговорила я.
— Понятно. Это был напряженный день.
— Инвестор здесь? — спросила я, оглядывая то, что осталось от толпы, как будто я могла определить его или ее в толпе.
— Ну… нет, — сказал Донал, оборачивая шарф вокруг его шеи.
— У него были проблемы с поездкой? — спросила я. — Будет здесь завтра? Я могу встретиться с ним…
— Он будет здесь завтра, — сказал Донал. — Он с нетерпением ждет встречи с вами.
— Все это кажется немного странным, не так ли? Я больше ни за что не отвечаю.
Донал улыбнулся мне, огонь отражался в его очках.
— Это лишь вопрос времени, когда вы займетесь чем-нибудь еще. В этом я не сомневаюсь. И если вы ищете работу, группа компаний Макдональда всегда может нанять человека с вашими талантами.
— Спасибо, Донал. Я могла бы принять ваше предложение.
— Мне бы очень этого хотелось.
Он сжал мою руку и вышел из тронного зала.
Вскоре после ссоры между Гуннаром и Эриком мать поднялась к себе. Члены Совета тоже поредели. Гуннар все еще был там, стоял у камина. Я наблюдала, как несколько членов Совета подошли к нему и попрощались. Смотрела на него, он казался таким… одиноким. Улыбающийся и пожимающий руки, но заключенный в печаль и сдержанность, которых я никогда не ожидала от него.
Я уезжаю завтра, после встречи с Доналом и инвестором.
Это была моя последняя ночь во дворце.
Моя последняя ночь с Гуннаром.
— Привет, — сказала я, подходя к нему вплотную. На секунду я подумала, не собрать ли ему тарелку с едой. Копченый лосось был восхитителен, и крабовые лепешки тоже. И то и другое он любил. Но я не была его матерью. Или любовницей. И не разносила мужчинам еду.
На его лице мелькнула улыбка.
— Бренна. — Вот и все. Только мое имя.
— Ты в порядке?
Он кивнул.
— Почему мне кажется, что ты лжешь?
Его серые глаза скользнули по мне, слегка расширяясь, словно от удивления. Гуннар оглядел комнату, потом снова посмотрел на меня.
— Наверное, меня удивляет, как… мне грустно. Он не был хорошим отцом. И я не могу с уверенностью сказать, любил ли он меня или я его. Но он был моим отцом и… ну, единственным родителем, который у меня остался.
— Было бы удивительно, если бы ты не грустил, — сказала я, и на этот раз его улыбка была немного теплее. — А что случилось с твоим дядей?
Гуннар тихо выругался.
— Этот ублюдок использовал похороны моего отца, чтобы попытаться заручиться поддержкой своих притязаний на трон.
Я разинула рот, а потом, не в силах сдержаться, рассмеялась.
— Напористый.
— У моего дяди есть только яйца. Яйца вместо мозгов.
Я снова засмеялась, а потом Гуннар улыбнулся и тоже начал смеяться.
— Итак, — сказала я в это новое легкое пространство между нами. — Что ты ему сказал?
— Убираться.
— С похорон?
— В деревню.
— Сир, Вы изгнали своего дядю?
— Ничего столь драматичного, и, честно говоря, после последних трех лет, первое, что я собираюсь сделать, это изменить уровень полномочий короля изгонять людей по какой бы то ни было причине.
— Все было не так уж плохо, — сказала я, думая о рекламе и клубах. Женщины. Чертова водка.
— Это был ад, Бренна. Просыпаться каждый день и не иметь возможности пойти домой, быть с людьми, с которыми ты хотел быть рядом. Когда я узнал, что ты осталась после папиного инсульта, я чуть не вернулся.
— Это безумие. Ты был изгнан, Гуннар. Если бы ты вернулся…
— Меня бы убили. Знаю. Хотя, на самом деле, это казалось натяжкой. Во всяком случае, Алек убедил меня, что я причиню тебе еще больше неприятностей. И меньше всего мне хотелось причинять тебе неприятности.
Я отвернулась и посмотрела на огонь.
— Во время похорон, — сказал он, — я вспомнил, как был ребенком. Все еще достаточно юн, чтобы хотеть от отца чего-то, что (я не понимал тогда) он не мог дать. И как бы холоден не был мой отец, с дядей мне было хорошо. Он был шумным и веселым. Он обнимал меня. Единственный человек в моей семье, который это делал. — Теперь была очередь Гуннара смотреть в огонь, а я уставилась на него. — А когда он приезжал в замок, то всегда играл со мной. Мелочи. Угадать, в какой руке у него конфетка, и все такое.
— Трудно себе представить, — сказала я.
— Теперь я знаю. Но я не думаю, что он тогда охотился за троном. Я думаю, он был счастлив позволить отцу управлять делами.
— Когда это изменилось?
— А когда что-нибудь меняется? Медленно. Со временем. — Он покачал головой и рассмеялся. — Прости меня. Ты уже почти за порогом этого дома. Тебе на это наплевать.
О боже, я так переживала. Я так заботилась об этом маленьком мальчике, так жаждущем внимания, что он брал объедки у дяди, который в конце концов предал его. Мне было так важно, чтобы этот человек попрощался с отцом и дядей в один и тот же день.
Так сильно важно. Слишком.
А сама я уже была одной ногой за порогом. Я это делала. Я уезжала и не собиралась возвращаться. Это была единственная причина, по которой я размышляла о той нелепой вещи, которую я обдумывала.
В течение следующих нескольких часов костры погасли, и толпа поредела. Даже Алек и Ингрид попрощались. А я нашла причины задержаться, пока в тронном зале не остались только мы с Гуннаром.
— Я… я пойду спать, — сказала я.
— Я тоже, — кивнул Гуннар. — Это был долгий день.
Он пожелал спокойной ночи всем слугам и пажам по именам, и я почувствовала, как что-то вроде гордости застряло у меня в горле. Бок о бок мы шли по старым каменным коридорам. Я нарочно пропустила первый поворот, и он рассмеялся.
— Если на твоей дверной ручке есть ленточка…
— О, есть, — бросила я. Я больше не терялась, но лента мне понравилась.
— Мне бы хотелось, чтобы ты передумала и осталась на коронацию, — сказал он.
— Я не могу, — выдохнула я.
Наконец мы остановились у моей двери, и я почувствовал, как эта глупость застряла у меня в горле. Все мое тело было наполнено ею. И когда я повернулась к нему лицом, то обнаружила, что он наблюдает за мной. Я обнаружила, что он… видит меня.