Как-то он увидел, что у нее нет дамской сумочки, ахнул:

– Что такое? У тебя должна быть сумка! В сумке – косметичка, зеркало, расческа, помада, и прочие женские предметы. Это обязательно!

Она была еще школьницей и о сумке не думала. Куда с сумкой по совхозу ходить?

Он приезжал в «Пермский» совхоз всегда с подарками. Дети выстраивались в очередь, и он раздавал первые невиданные раньше жвачки в пластинках – абрикосовые, апельсиновые, малиновые. Привозил в маленьких бутылках «Пепси-Колу», шипучую, вкусную и говорил, что секрет этого напитка не разглашается иностранными фирмами.

Вся новая музыка еще на виниловых дисках была доставлена в дом не единожды. Однажды Марина поставила утюг на журнал «Кругозор» А там песня на синей круглой гнущейся тонкой пластинке «Как прекрасен этот мир»! Как она плакала! Пластинка была безнадежно испорчена. Миша не забывал такие вещи, в следующий раз он привез эту пластинку.

Марина скучала и думала о своем брате всегда с теплом и душной сердцу памятью.

Как он смеялся над ее дневником! Ведь он же и научил ее вести дневник. В домашнем дневнике было написано: «Подъем 8:30. Школа 9:00 – 13:30. Обед. Чарльз Диккенс –15 минут. Прогулка с Мариной один час. Волейбол – один час. 9:00 –12:00 уроки».

Вот над этим Чарльзом Диккенсом с его пятнадцати минутами он ржал, как конь, молодецким смехом. Писал на полях ее стихотворной тетради сатирические стихи, тем самым указывая на ее оплошности. А самым смешным ему казалось, что у его тринадцатилетней сестры настольной книгой являются анекдоты Декамерона. Марина обижалась, плакала, ругалась, но проходило время, и жесткие уроки Мишиного воспитания давали плоды, а это дорогого стоило.

Часть 2

Бабочка в камне, жук или рыбка,

Запечатлелись столетья назад.

Мы же стихами, колышемся зыбко,

В вечности эхом стократ.

Бабочка в камне, мгновенья покоя.

Трепета крыльев не уловить.

Бархат ее ты не тронешь рукою,

С камня живое уже не слетит.

Ирина Уральская

Перелёт и глупые мысли

Группа из восьми человек следовала в аэропорт «Пулково». Смотрелись они странно. В руках перевязанные бечевками большие свернутые и закатанные вещи: валенки, фуфайки и ватные брюки. На восемь девчонок один пацан, маленький и тщедушный Толик. Толик и помогал. Сопровождающих не было. Лёля позвала всех на пустырь перед аэропортом, и там среди травы распили бутылку вина из горлышка. За отлёт.

Зачем это надо было, Марише не понять. С детства вокруг любое событие отмечалось распитием спиртного. Дома всегда стоял бидон браги. Самогон гнали всегда. Праздники нескончаемыми вереницами дней вплетались в будни. Никто не считал себя пьяницей, потому что все следы праздника исчезали быстро, мама отмывала посуду и пол, а утром все шли по делам на свои работы.

По приезду в город продолжалось то же самое. На стройке их обязывали на каждый праздник сдавать по три рубля в бригадный общак. Мариша и Лена как-то отказались. Протест вызвал бурю возмущения. Их всё-таки заставили сдать деньги и в наказание заставили работать, когда все сидели за столом и угощались. Все рабочие вагончики-переодевалки гудели и пьянствовали в праздники. Это было обычно.

Девушки курили. Это было единственным оправданием тому, кто не работал в рабочие часы. Перекур – дело святое.

Марина это поняла, когда залетевшая бригадир гневно накинулась на нее:

– А ты что тут делаешь? У них перекур, а ты иди, работай!..

За иллюминатором разлеглись облака барашками дыма, похожего на сигаретный.

Пришлось учиться курить. От дыма наступала тошнота, здоровый крепкий организм боролся изо всех сил, дым оседал в легких и вызывал удушливый кашель, и выдавливал слёзы из глаз.

Марина летела по облакам в лайнере, и улыбалась – так ведь и не научилась курить, хотя очень старалась. Девушка, работающая на сигаретной фабрике, приносила ароматные сигареты вроссыпь. С ментолом. В пачках с овчаркой сигареты «Друг», «Родопи», «Стюардесса» и другие.

Потом в компании один парень, танцуя и прижимая ее, сказал:

– От одной тебя табачищем не пахнет, как пепельницы все.

– Я только учусь.

– Не надо, что ты, брось и не думай даже.

Вот и не научилась, бросила и не думала даже.

Летели долго, пять часов. Совершенно неинтересно лететь в больших лайнерах, в Ту-134 в иллюминаторе практически ничего не видно. Да и зима за окном не радовала. Стоял конец октября. Предзимье. Всегда холодное время, бесснежное.

Хотелось увидеть другие края – Сибирь, Байкал, заработать, вернуться в Ленинград уже замужней женщиной. Зачем ей замуж, она тоже не знала. Престиж, наверное. Вечное стремление перейти из одного статуса в другой.

Вспомнив о путешествиях во времени и пространстве, она взялась опять читать Мишин дневник.

Сдал эти чёртовы экзамены, трясся из-за анализов – всё позади. Сейчас лежу 21 декабря 1974 года у дяди Вити (он сейчас пьяненький храпит) и жду поезда. Завтра буду в Ростове. Еду в управление в Одессу.

Воскресенье 1974 года

Сижу на РТМ (рыболовный траулер морозильный) «Измаил» уже четыре дня, без денег, в Ильичёвском порту. Когда отправят в море неизвестно. Обманули нас наглухо, иду практикантом. Назначен на рыболовную базу «Восток», а там видно будет. Кормят до отвала. Всё. Сплю.

Одна плавбаза «Восток» состоит из десяти СРТМ-ов (средних рыболовных траулеров морозильных), я попал на СРТМ «Тархан».

17 января 1974

01:10 московское время

Рейс начался 16 января в 20:00 московского времени. Волнение моря три балла. Ветер южный, юго-западный. Включил «Волну» – одни турки. Нашли первую русскую программу и слушали о космонавтах. Всё, погрелся, иду на палубу смотреть вдаль.

Проходим пролив Босфор. Сейчас взяли лоцмана – турка с усами. Вокруг – огни, в бинокль видны разнокалиберные дома. Босфор не широкий, по локатору около километра, точнее восемьсот метров. Жалко – не днем проходим. Скоро мост.

01:45

Только что прошли мост. Вещь! Мост на двух опорах, почти висячий. В кают-компании смотрят фильм «Возвращение к жизни», первая серия.

02:00

Пролив Босфор – за кормой. Мы в Мраморном море.

18 января

Уже два часа идем проливом Дарданеллы. Оба берега видно прекрасно. Правый – в полмили. Турецкие домики в деревнях и над каждой высится минарет. Почти тепло. Деревни и селения аккуратные под красными крышами. Местность гористая, вернее, холмистая, покрытая зелёным лесом. Встречаются желтые рощи и голые. Турков почти никого не видать, так, изредка промелькнет в бинокль. Наверное, на работе. Машины, паромы – всё расцвеченные, странные. Мимо прошли два грека, сейнер турок и наш советский сухогруз. Мы приспустили флаг, смотрим – они тоже. Большой, с бульбой (бульба – это устройство для повышения скорости судна на носу – форштевне).

Скоро Средиземное море и обед.

Только сейчас прошли узкость пролива. Вокруг старинные форты, турки на лодках. Машут руками. Вообще, картинка восточная, красочная.

12:00

Вышли из пролива и идем по Эгейскому морю, а не по Средиземному. Довольно прохладный ветер, волны небольшие.

18:50

По-прежнему Эгейское море. Очень спокойно, на горизонте много свинцовых туч. Пацаны видели чей-то плавник. Может, акула? Перевели часы.

21:12

Ночь. Видны огни берегов Греции. До тоски жалко, что ночью идем. Пообедал от души. Надо переходить на режим. Дует ветерок и плавно качает.

12:20

Проходим сорок миль от Афин. Между двумя островами. Смотрим телевизор. Американский боевик с надписями по-гречески. Вообще-то интересно. Волнение моря – нулевое.

19 января

Встал, вышел на палубу. Всё в смягченных притушенных тонах, еще сумрак, московское время 8:30, местное – 7:30.