Вообще, это спорный вопрос. Если смотреть с точки зрения западного человека, то, конечно, мы впереди.

Ну ладно. Зашли мы в лицей. Его закончили реставрировать. Мне понравились рисунки лицеистов. На миг я почувствовал себя в том веке и, странное дело, разницы особой не почувствовал, и даже мог бы, наверное, без особых неудобств пожить там (некоторое время).

Когда я пишу всё это, то чувствую себя не в себе (есть особые причины). Кружится голова и так далее. Приехали, пообедали и пошли в Петропавловскую крепость. Обошли все равелины, внутри (собора) мне замечание сделали за фотографирование на фоне исторических памятников (гробов).

На Неве стоит целая эскадра ВМФ – готовятся к празднику. Флаги расцвечивания и так далее.

7 ноября

Позавтракали и до двух часов свободны. Сели на метро (нас четверо) и вышли на станции «Горьковская», это у Адмиралтейства. Смотрели парад, ждали залпов из пушки. Вокруг Адмиралтейской крепости, на стенах, горели пятьдесят семь газовых факелов, в честь годовщины Советов. На ростральных колоннах тоже четыре огромных факела. Очень красиво и впечатляюще. Этот как бы застывший воздух, туманные, мягкие очертания зданий, мостов, движущиеся колонны и эти факелы.

Фотографировались на фоне пушек, которые каждый день отмечают полдень, залпами. Правда, я ни разу не услыхал их пальбу.

Зашли в домик Петра 1. С радостью смотрел его ботик. Сходили в гастроном, удивили дорогие вина, коньяки, водка «Экстра», конфеты. Купил бутылку вина.

Современное оформление фасада очень интересное.

После обеда нас повезли в Разлив. Быстро стемнело, и особых впечатлений не осталось. Разочаровался даже.

Ехали в «Икарусе», большом комфортабельном автобусе, все притомились, свет был выключен, скорость приличная, только ветер свистел за окном, и мелькали сосны да ели. Тихая дрёма укачала всех.

Проснулся и вспомнил о бутылке вина. Вытащил и она пошла по кругу. Настроение у всех поднялось. Девчата распелись, начав с песни «На горе колхоз», и закончили романсами Есенина.

Голос я почти сорвал.

8 ноября

Утром, взяв на свою голову четырех девчонок, пошли в музей Русского флота. Как зачарованный я смотрел на парусники, якоря. Казалось, призраки отшумевших событий окружали нас, гремели пушки, падали пробитые паруса, снасти. Лазарев, Ушаков, Нахимов. Поразительное начало морского флота, его песня.

Океаны остались прежними, те же парусники могли бы бороздить сейчас воды мирового океана, но когда всматриваешься в это переплетение снастей, парусов, обводы и наборы корпусов, становится немного странно перед объемом знаний канонов прошлого. Вспоминаю из истории то, что в портах уважали капитанов, если фрегаты приходили с десятками матросов на реях, повешенных за шею. А ежедневные линьки, а протаскивание под килем виновного? Я всё равно уверен, что в недалеком будущем сила ветра еще будет служить кораблям.

Много будет автоматики и сплавов. Интересны первые подлодки – просто консервные банки с педалями от велосипедов и винтом. Даже с какими-то таранами, на которые вешались пороховые мины…

Марина вздохнула, как хорошо написано, и она бродила этими местами, поражалась великолепным городским достопримечательностям. Ленинград описан во многих дневниках, но братнин дневник был так близок сердцу и мил, что она взяла его с собой, на все длинные, пустые вечера, на чтиво после работы. Долго думала под стук колёс, что такое линьки?

Это ужасало, а что сейчас на флоте в наказание, интересно?

Вернулась в училище и опять продолжала зубрить, не умирала надежда поступить в институт. Накануне первого мая мастер группы всем строго-настрого приказала идти на парад. Парады проводились каждый год – показать мощь Советского Союза. Прославить дружбу народов и общий труд. В долгие зимние вечера вспоминалась плохая погода, мерзкая и нудная длинная дорога, по которой шли тысячи людей с флагами. С четырех утра топтание на месте. Холодный ветер. Бесконечные: «Ур-р-р-а-а!»

«Парад – это отвратительное занятие» – так думала она всегда. Конечно потом, когда парад можно было посмотреть дома и по телевизору, это уже вызывало ностальгию, но не теперь, когда надо было мерзнуть и ждать, и идти несколько километров пешком с портретом Брежнева.

Окончив училище, перешли в рабочую общагу на улицу Свеаборгскую, 23, мест не было, и они сломали дверь в комнату Вали Николайчик под присмотром и с разрешения коменданта:

– Ишь чего выдумала, одна жить! Видите ли десять лет здесь одна живет, не хочет подселения. Не положено.

Николайчик была в отпуске, в Белоруссии, дома. Заселились в комнату с Надей Шараповой, и Валя потом долго бранилась. Выживала их и всячески не давала спокойной жизни.

Комната с высокими, лепными потолками, очень узкая, с высоким арочным окном. Койки с железными сетками. Обоев не было. Комната до половины побелена известью, до половины панель, окрашенная масляной краской синего цвета. Одну маленькую полку для книг Мариша прибила над кроватью. Шкаф и стол был занят вещами Валентины. Ее кровать заправлена по старинному методу: кисейное покрывало и гора подушек, накрытых тоже тюлем. Все накрахмаленное и кипенно-белое. Пол паркетный. Впоследствии Валя заставляла его натирать до блеска каждую субботу мастикой.

Мариша впервые видела такое жилье, оно показалось царским. Душ в подвале общаги, общая комната с газовыми плитами. Газ был дорогим удовольствием в поселках, не у всех, здесь это казалось роскошью поначалу. Поэтому мелкие неприятности не особо трогали молодые души.

Стойкость годами вырабатывается в таких мелких передрягах и заботах. Ты постепенно становишься неумирающим снегом. Сердце закаляется.

В Ленинграде парней практически нет. Девчонки рвались в большие города, мальчишки не очень.

Поступить в институт не удалось. Немыслимый конкурс. Приоритеты иностранным гражданам, военным, вернувшимся из Афганистана, детям из многодетных семей, отличникам.

Ответила на вопрос по физике, а ее начали просто гонять по всем разделам.

– Закон Ома, – громко крикнул препод в уши.

Марина растерялась.

– Сейчас выведу формулу.

– Вы должны Закон Ома знать даже в спящем виде! Всё, идите, идите учите, приходите на следующий год, тройка.

А литературу завалила, не понадеявшись на свои знания, просто заглянув в шпаргалку. Ей снизили балл. Три. Позор. Пушкин – солнце нашей поэзии! Тема самая любимая. Без шпаргалки помнила свое сочинение, выставленное на обозрение всей школы как лучшее! Шпаргалка была совсем лишней. Три плюс три, в результате институт не светит.

Да и строительный институт – это инженеры, это мальчики. Прорабы и мастера. Куда шла?

Питер малахольный и суетный

В рабочей общаге складывалось всё неплохо. Девчонки твердо решили податься на БАМ. Питер казался уже пройденным вдоль и поперек. Зарплата маленькой. Работая на ВПШ – а около Смольного, реставрируя и ремонтируя Высшую Партийную школу, оставались на авралы – вечерние работы. Вот тут однажды и пришли к ним журналисты, сопровождая Романова Григория Васильевича – первого секретаря Ленинградского обкома.

Они зашли внезапно в комнату, и Марина увидела нацеленные на нее фотокамеры и микрофон, который приблизился к носу. Романов сам задавал вопросы, в черном костюме и очень серьезный, все стояли почтительно в отдалении.

– Как работается?

– Хорошо.

– Платят нормально?

– Нормально, – серьезно сказала Марина.

Да ее и под пытками не заставили бы признаться в обратном. Мамино воспитание: «У нас всё хорошо. Будет еще лучше», – вертелось в голове. Задали еще пару вопросов журналисты, свернули всё и ушли.

– Кто это был? – спросила Марина.

Ключница тетя Валя, толстая и добродушная, всегда любившая Марину ужаснулась незнанию:

– Романов Григорий Васильевич – первый секретарь Ленинградского обкома партии.