«Я не знаю, что может произойти между нами. Я ищу человека по имени Джон Хаторн. Он моя судьба и отец моего ребенка».

Фэйт присела на корточки; ее сердце бешено колотилось. Только что она узнала имя своего отца. Буквы казались ей острыми, как осколки стекла. Фэйт слышала, как мать зовет ее из сада, где она сажала розмарин и мяту, но не ответила и легла на солому. Пролистав карты в атласе, она нашла округ Эссекс. Навигаторы всегда намечают на карте маршрут заранее, так и Самуэль нарисовал его чернилами. Фэйт думала об этом развернутом перед ней листе бумаги, где было обозначено ее будущее, о том, что месть нашла себе убежище где-то рядом с ее сердцем, как птица в гнезде. Почва для мстительности была подготовлена с самого начала.

В тот вечер Фэйт поужинала вместе с матерью треской, запеченной в сметане с весенним луком, а потом ушла к себе. Заперев дверь, она зажгла черную свечу. Оказалось, ее отец – судья, отправлявший на смерть женщин, что стояли перед ним с железными цепями на запястьях и связанными веревкой ногами. Если бы она порылась в памяти, то, наверное, припомнила его внешность – высокий мужчина, смотревший на нее так, словно хотел, чтобы она исчезла. Если отец тебя не любит, в душе образуется камень, твердый и такой острый, что способен пронзить кость. Внутри сгущалась тьма, и Фэйт была этому рада. Она вступила в возраст, когда невинность воспринимается как недостаток. Делай, что должен, или делай, что хочешь. Придерживайся правил или ломай их напополам. Фэйт не всегда будет тринадцать, но сейчас ей было именно столько. Она купила у сапожника красные башмаки, и те пришлись ей впору. Перед отъездом она написала записку матери и, сложив, оставила на тумбочке.

Раньше Фэйт доводилось брать тайком деньги, и она хотела сообщить Марии, что на этот раз отправляется в путешествие за свой счет. Судья предстанет перед ней и будет держать ответ. Она уже знала, что признает его виновным и позаботится, чтобы он заплатил сполна за все, что совершил.

В тот день, когда Фэйт покидала Нью-Йорк, в воздухе кружился вихрь, а холодный туман вскоре сменился градом. С моря приближался неожиданный шторм, стремительно двигаясь к береговой линии. Все стало белым – и воздух, и море, и небо, но непогода и высокая волна не пугали Фэйт. Она еще дома посмотрела в черное зеркало и увидела там, что сама судьба назначила ей поездку в Салем. Проезд Фэйт оплатила деньгами, полученными от женщин, нуждавшихся в ее талантах, искавших избавления и возмездия, и мысленно поблагодарила их, стоя на причале, сама готовая к мести.

Корабельный казначей решил было, что монеты Фэйт фальшивые. Как иначе могла девочка иметь такую сумму? Однако, потерев одну монетку своим платком, казначей обнаружил, что та засияла.

– Ладно, иди, – сказал он, не сводя глаз с Кипера. – Но эта зверюга остается.

Фэйт, конечно, не собиралась бросать Кипера: это верное создание, если бы понадобилось, ради нее было готово броситься в ледяную воду. Когда казначей отошел по своим делам, Фэйт достала фигурку, изготовленную из коры болиголова, поднесла к ней спичку и произнесла заклинание из «Книги ворона», наблюдая, как кора превращается в черную лужицу. Всякий раз, читая наизусть этот текст, Фэйт ощущала изменения внутри себя, словно кровь разогревалась, а кости становились острее. Ее волосы были такого темно-рыжего цвета, что в тени казались черными, словно та девочка, которой она когда-то была, и ребенок, украденный Мартой, волшебным образом превратились в одно существо. Она была создана из крови, сердца и души и практиковала кровавую магию. Теперь Фэйт уже не была чьей-то маленькой девочкой. Издали она казалась взрослой женщиной, привлекала мужчин и не походила на других девушек. Это проявлялось в том, как она встречала обращенные на нее взгляды мужчин, – открыто, без опаски, словно хотела понять, кто они на самом деле.

Когда казначей вернулся, он больше не замечал Кипера и не проронил ни слова о волке. Зрение его затуманилось и так и не прояснилось до конца пути. Фэйт впервые использовала зловещую магию для собственных эгоистических целей и вечером, откусив кусок хлеба, который захватила на ужин, почувствовала кровь и обнаружила, что сломала зуб. Кровавая магия требовала свою плату. Фэйт ощутила озноб и спросила себя, не слишком ли далеко она зашла. То, что ты посылаешь, возвращается к тебе в тройном размере. То, что даешь миру, получаешь назад. Кровь порождает кровь.

Фэйт прижалась к Киперу, чтобы сохранить тепло. Несколько матросов оглядели ее с ног до головы, сочтя путешествовавшую одну тринадцатилетнюю девочку законной добычей. Кипер предупредительно глухо зарычал, но это было не единственной причиной, заставившей матросов держаться подальше. Их отпугнули и серебристые глаза Фэйт, холодные, как монеты, и то, что она, казавшаяся рыжеволосой девочкой, вдруг внезапно превращалась в черноволосую женщину, с которой лучше не связываться.

Корабль прибыл утром, когда Салем лежал перед ними, освещенный холодным весенним солнцем. Гавань почти замерзла, хотя свежие листья, появившиеся на деревьях, мерцали зеленым цветом. Чтобы корабль мог пришвартоваться, матросам в гребных шлюпках пришлось рубить пленку синего льда. Погода была отвратительная, и пассажиры шептались, что это предвестие всяческих несчастий. Вот и Фэйт уколола палец, наткнувшись на щепку, капля крови, упав на палубу, закипела, а в холодном воздухе повис красный туман.

Она плохо помнила прибытие в Салем в детстве, только езду в повозке по тряской дороге и густой лес, деревья с черными листьями, которыми была усеяна тропинка, ведшая к внушительному дому с узорами в виде ромбов. Работа в доках остановилась из-за шторма, и в наступившей тишине красные башмаки Фэйт звонко цокали по льду. Она зашла в таверну, где сидели матросы с хриплыми голосами, попавшие в западню на суше, ожидавшие, когда растает лед и корабли смогут выйти в море. Когда Фэйт заняла столик, никто ее не беспокоил, словно девочка, путешествующая без сопровождения взрослых, никого не удивляла. Посетители таверны вели себя вполне разумно, оставив ее в покое, ведь у ног Фэйт лежал защитник, чьи глаза холодно мерцали. Никто из мужчин, сидевших в таверне, раньше не видел собаку, которая бы так выглядела. Девчонка и ее зверь казались единым созданием, которое соединилось каким-то противоестественным образом, – она в черном капюшоне, он покрытый длинным черным мехом. Подать еду приказали юной служанке, поскольку официант средних лет уже понял, что эта рыжеволосая девчонка таит в себе какую-то угрозу.

Фэйт заказала две миски тушеного мяса, одну для себя, другую для Кипера, и кружку кипятка для собственной заварки. Чай был дорог и порой недоступен, поэтому Фэйт взяла с собой Бодрящий чай. Она положила на стол потускневшую серебряную монету. Фэйт видела, что обслуживавшая ее девушка голодна и обучена не болтать лишнего, что она подвергается регулярным унижениям. С другого конца зала за ними лениво наблюдал хозяин заведения. Он спокойно кивнул гостье.

– Это он? – спросила Фэйт девушку.

Служанка быстро оглянулась и еще быстрее повернулась назад.

– Я не понимаю, о чем вы спрашиваете. Он ни при чем.

– Если ты скажешь, что это он, я тебе поверю. – Фэйт по собственному опыту знала, что бывают ситуации, когда не остается ничего, кроме лжи. – Я хочу найти человека по имени Джон Хаторн. – Увидев, как изменилось лицо служанки, Фэйт положила на стол еще одну монетку.

Девушка смахнула монетку в ладонь, прежде чем кто-то успел ее заметить.

– Вам лучше держаться подальше от судьи, – пробормотала она.

Девушка сообщила по секрету, что ее кузине предъявлено обвинение и она ожидает суда. Вина кузины состояла лишь в том, что она прогулялась с молодым человеком, помолвленным с другой. Вскоре ее обвинили в колдовстве.

– Многие даже не осмеливаются произнести вслух его имя.

– Разве я похожа на девушку, которая боится мужчин? – Голос Фэйт звучал спокойно, но решительно. – И тебе не нужно их бояться. – Она порылась в сумке и вручила служанке фигурку, сшитую из красной ткани с черной ниткой. – Сожги это, и мужчина, который тебя обижает, исчезнет.