Именно в эту ночь, запертая в своей комнате, Фэйт осознала, что предаст себя, а может быть, и вовсе потеряет, если станет, как и раньше, подчиняться Марте. Необходимо делать то, что она сама считает правильным. Стоял май, мир зазеленел, и Фэйт желала быть его частью. Она не будет тратить еще один год, притворяясь кем-то другим, не той, кто она есть на самом деле.

Была последняя пятница месяца, и Фэйт знала, что в Грейвсенд приедет торговец-разносчик. Он может ей помочь. Как только Марта легла, Фэйт достала садовую лопату, спрятанную под кроватью, и ударила ею по матовому стеклу. Оно треснуло, Фэйт выдавила сверкающие осколки, дождем посыпавшиеся в сад. Выбросив в разбитое окно котомку с пожитками, она спустилась, держась за колючие растения, обвивавшие дом. Как только ноги коснулись земли, Фэйт припустила изо всех сил.

Девочка помчалась к Индейской тропе, которая вела через Бруклинскую равнину к тому месту, где обычно располагались на ночь Джек Финни и его конь. Она отдала торговцу все сколько-нибудь ценное, полученное от женщин Грейвсенда. Столового серебра оказалось не слишком много, и Фэйт беспокоилась, что он ей откажет. К тому же, когда она передавала ему серебро, в ее руках оно почернело. Однако Джек Финни умел распознать подлинное серебро. Еще дома, в Корнуолле, ему доводилось слышать о женщинах, в руках которых серебро чернело, и он знал, кем их считали. Однако Джек привык во всем руководствоваться практикой и старался не иметь дела с магией. В основном его заботили покупки, продажи и хороший уход за лошадью. Ночью он держался подальше от проселочных дорог, где рыскали грабители в поисках людей, как он, прятавших жестяные коробки с серебром и мелкой монетой. Джек полагал, что для ребенка, убежавшего из дома, Фэйт ведет себя слишком спокойно, но видел, что намерения у нее самые серьезные. Она провела ночь в его фургоне под старым стеганым одеялом, которое он задешево приобрел на распродаже имущества только что умершей женщины. А когда Финни утром проснулся, девочка уже давно не спала.

– Нам необходимо уезжать прямо сейчас, – сказала она. – Как можно быстрее.

Марта погрузилась в глубокий сон, в котором увидела, как ее привязали к стулу и топят в озере. Она уже совершенно посинела и ловила ртом воздух. Проснувшись, она обнаружила, что промокла до нитки. На полу, рядом с кроватью, натекла целая лужа воды. Некоторые сны связаны с прошлым, другие обращены в будущее или к тому моменту, который человек проживает сейчас. Зайдя в комнату Фэйт, Марта увидела, что окно разбито, и выглянула наружу, чтобы проследить, куда ведут следы, хорошо заметные на песчаной почве. Следы терялись на полпути к дороге: то ли их замел ветер, то ли это был случай, когда ведьма передвигается, не касаясь земли, – так или иначе, ей удалось сбежать. И тогда Марта услышала стрекочущий звук. Он шел откуда-то из стены, и, когда она приложила ухо к штукатурке, стрекот почти оглушил ее, настолько он был громким. Марта спустилась, но звук по-прежнему ее преследовал, словно насмехаясь, шел за ней по пятам, как собачонка, хотя это был всего лишь черный жук, выползший из стены.

Схватив плащ и белый чепец, сшитый много лет назад еще в округе Эссекс, Марта выскочила из дома и, даже не закрыв дверь, бросилась бежать по тропинке, на ходу обращаясь непосредственно к Богу. Она привыкла считать, что делает его работу на земле, была готова изо всех сил сражаться с пороком и не могла смириться с потерей того, что имела. Добравшись до Индейской тропы, Марта увидела колеи, оставленные фургоном, и побежала дальше. Сердце громко стучало в груди, она задыхалась. Не для того забралась она сюда, в Бруклин, на край света, чтобы потерять то, чего желала больше всего на свете, не важно, по праву оно ей принадлежало или нет.

Настало раннее утро, небеса бледнели, появились полосы теней и света. На пути из города Джек Финни заехал в деревню, где получил заказ на несколько рулонов ткани. Он не скоро собирался возвращаться в Грейвсенд, и ему требовалось договориться о стоимости ткани. Незавершенная сделка задерживала их отъезд. Фэйт очень волновалась – сплошной комок нервов, даже кусала ногти, но, зная, что ногти и волосы человека могут быть использованы для заклятий, проглотила кусочки своих ногтей, и потом ей показалось, что она чувствует, как они царапают изнутри.

– Мы потеряли много времени, – сказала она Джеку, когда тот наконец вернулся в фургон.

Фэйт уже хорошо усвоила, что о некоторых вещах не нужно торговаться, особенно если ты спешишь и на кону твое будущее. В воздухе по-прежнему стоял запах яблок, хотя в городе вообще не было яблонь. Фэйт горела желанием поскорее вырваться отсюда, зная, что ее ждут дома. Она вспоминала ясные глаза матери и песню, которую та пела.

– Не переживай так, – сказал Финни Фэйт, понимая, что ему придется ее сопровождать. – Ведь мы уже в пути.

Они направились через равнину по грязной дороге, вспугивая морских птиц, круживших в небе, готовясь вернуться к своему завтраку из мидий и моллюсков, чьи раковины они открывали клювом.

Пробегая через город, Марта заметила вдали фургон, который вот-вот должен был переехать через маленький деревянный мост. В ее ушах все еще звучало стрекотание жука в стене, она слышала его даже здесь, где не было ничего, кроме болота. Небо сверкало сияющей голубизной, лисы выходили на дорогу и, созывая своих детенышей, бродили среди грязных раковин. Марта закричала, требуя, чтобы фургон остановился. Ее пронзительный вопль заставил замолчать даже лис.

– Что еще за ерунда? – Джек Финни обернулся и увидел нечто, похожее на привидение, в белом чепце и развевавшемся за спиной сером капюшоне. – Боже правый! – воскликнул он, ужаснувшись.

– Не останавливайся, – велела девочка.

В то самое мгновение Фэйт изменяла будущее, минуту за минутой. Если бы не железные наручники, она бы увидела на своей ладони, как меняется ее судьба, словно появился мостик, перекинутый через глубокую реку. Хотя ее покинул дар видения, мужество осталось при ней. Фэйт вспомнила о чае, который часто готовила ей мать.

«Никогда не забывай, кто ты есть. Делай то, что кажется невозможным».

– Если это та, от кого ты бежишь, я тебя не осуждаю, – сказал Финни, понуждая коня тронуться с места.

Это была старая кляча, с которой жестоко обращались до того, как Финни ее украл, и потом ни минуты не раскаивался в своем преступлении. Ему нужна была лошадь, а фермер с берегов залива Гованус нередко бил при нем конягу. У животного был всего один глаз, а морда выражала полную покорность. Сам Финни никогда не пользовался кнутом – пары слов вполне хватало, чтобы лошадь его слушалась.

– Поехали, – сказал Финни коню, названному им Арнольдом, потому что лохматая белая грива напоминала ему старого дядюшку из Корнуолла, медлительного добродушного джентльмена, на которого всегда можно было положиться.

Марта бежала за фургоном, выбиваясь из сил.

– Ты украл ребенка! – кричала она. – Я засажу тебя в тюрьму!

Финни взглянул на Фэйт; та смотрела прямо перед собой, словно не слыша голоса этой женщины.

– Я не хотел бы, чтобы меня арестовали.

– Тебе это не грозит, – успокоила его Фэйт. Несмотря на железные наручники, она все более обретала собственное «я». Свобода – ветер и цоканье копыт, возможность говорить, что вздумается, не опасаясь наказания за мысли, – даже возвратила ей часть дара видения. Она легко могла предсказать дальнейшую судьбу этого уроженца Корнуолла. Ночью во сне он говорил о родном крае. – Я видела твое будущее: ты будешь жить до старости в английском селе Пенни Кам Квик.